Вечером услышали отдаленную перестрелку. Валерий прислушался.

– Наш максим!

Пошли в направлении стрельбы, которая становилась все отчетливее. Бухали одиночные винтовочные выстрелы. Потом – несколько взрывов гранат, и перестрелка стихла.

Сначала послышались невнятные голоса, невозможно понять, кто говорит – русские или немцы, сколько человек.

– Тихо и осторожно вперед, оружие к бою.

Перебегали от дерева к дереву, потом стало видно. Небольшой окопчик, пулемет максим без бронещитка на бруствере. Немцы рядом стоят, человек пять. Дальше, метрах в семидесяти на гравийном грейдере грузовик. Рядом с ним – несколько убитых гитлеровцев. Понятно стало – пулеметчик принял последний бой.

– Огонь! – скомандовал Михаил и первым нажал на спуск автомата.

Стрелял, пока не кончились патроны в магазине. Перезарядил оружие. Рядом ребята снаряжали магазины винтовок. Впереди, у пулемета и грузовика, никакого шевеления и звуков. Держа оружие наизготовку, подошли. В мелком окопчике – убитый старшина, на бруствере следы от взрыва гранаты. Между грузовиком и пулеметной позицией – несколько убитых немцев.

Михаил подошел к грузовику. В кабине убитые – водитель и офицер. Заглянул в крытый брезентом кузов. И здесь пяток убитых. Не ожидали немцы пулеметного огня с близкого расстояния на дороге. Полагали – раз линия фронта впереди, то в тылу безопасно. Ошиблись. Надо отсюда уходить, перестрелку могли слышать и идти на помощь.

– Мужики, берите по автомату и патроны. Я грузовик осмотрю.

Михаил надеялся, что найдутся харчи. Наступали немцы быстро, тыловые службы не поспевали, полевые кухни в том числе. Немцам на такой случай выдавали сухие пайки – рыбные или мясные консервы, галеты, шоколад. А в грузовике ничего съестного! Прилучный вернулся к окопчику, из нагрудного кармана гимнастерки забрал документы старшины. Надо командованию отдать, рассказать о героической гибели. Не сдался старшина в плен. Принял бой, зная, что подмоги не будет. Немного Михаил с товарищами не поспели. А еще снял с пояса убитого малую саперную лопатку в чехле. Для бойца – незаменимая вещь! И окопаться – земля спасет и от мины, и от пули, – и в рукопашной – страшное оружие, если боковые грани наточить.

Саперных лопаток не хватало, многие остались на складах. А противогазы в сумках бойцы сами побросали: лишняя тяжесть.

– Ребята, ходу!

Уже с километр прошагали, как услышали рев мотора. К месту перестрелки полным ходом шел бронетранспортер. Михаил в первый раз видел его близко. Полугусеничный, спереди над кузовом – пулемет. Такой без гранаты не остановишь. Прогромыхал, и парни перевели дух. Вовремя ушли.

К вечеру небо тучами затянуло, потом стал моросить дождь. Укрылись в лесу под большой елью. Вода по веткам стекала, а внизу сухо и мягко на опавшей хвое. Тесновато, конечно, и кушать хочется, а заснуть трудно, хотя прошагали много и устали. Только Михаил придремывать стал, как Валерий спросил:

– Сколько еще наши отступать будут? Где наши соколы, где танки?

Видимо, этот вопрос беспокоил всех. Тимофей ответил:

– Силы собирают. Потом как вдарят!

– Ты у немчуры хоть одну лошадь видел? Все на машинах, танках, мотоциклах. А у нас как в гражданскую войну – кавалерийские дивизии! С шашкой на танк?

– Сомневаешься в Красной армии?

– Дурак ты, Тимоха!..

– Не скоро, но ударим, – сонно отозвался Игорь. – Думаю, первые большие победы надо ждать к зиме, где-то в ноябре-декабре…

– Ну ты сказал, студент! Полгода ждать?!

– Прекратить разговоры и спать! – вмешался Михаил.

Не время сейчас между собой собачиться. Страна большая, пока резервы из глубины, из дальних военных округов подтянутся, время нужно.

Так думалось Михаилу. Видел он на учениях, что даже для переброски одной дивизии потребовался десяток железнодорожных эшелонов.

А если корпус перебрасывать, да не один? Или армию? Вагонов не хватит. Однако и червячок сомнения был. Если Красная армия так сильна, как показывали в журналах кинохроники с парадов на Красной площади, когда танки проходили грозной армадой, тучей пролетали самолеты, почему нет долгожданного ответного удара? Почему до сих пор немцы идут вперед? Неужели командование обманывало товарища Сталина и народ? Думать об этом было страшно. И не думать невозможно, когда жестокая действительность вокруг, когда бойцам приходится прятаться на своей земле. Но лучше ему не показывать сомнений. В училище наставляли: командир должен быть решителен и смел, быть примером для бойцов.

Спасало бойцов пока то, что не поспевали за наступающими частями тыловые службы обеспечения – полевая полиция, гестапо. Если и могли, то только зачищали в первую очередь города – от коммунистов, евреев, цыган, пациентов психбольниц. Этих расстреливали в первую очередь. И в немалой степени благодаря доносам жителей. Советскую власть любили не все, были недовольные. У кого-то лавку отняли после революции, у кого-то пьяные матросы застрелили отца, и сын был вынужден бежать из города, принять чужую фамилию. У третьего в тридцать седьмом арестовали отца, и после – ни весточки. Трудно без кормильца, особенно если семья многодетная, впроголодь жили. Так мало того, вся семья числилась ЧСИР – членами семьи изменника Родины. Жену увольняли с работы, детям не разрешалось учиться в техникумах и институтах.

Обиду и злость на власть затаили люди. Одни с годами смирились, другие восприняли вторжение немцев как знак, как возможность поквитаться с властью, которая жестоко обошлась без вины.

Были враги идейные, а были те, кто позарился на имущество соседа, ведь немцы поощряли граждан, выдавших семьи партийных или государственных работников. Ситуация была скверной потому, что наши войска отступали быстро, население предупредить не успели, эвакуацию не организовали. Люди сами бежали, кто мог, бросая нажитое имущество. Кто поосторожнее, пробирались грунтовыми дорогами. А кто шел по накатанным шоссе, да еще толпой, подвергались атакам с воздуха, их обстреливали танки. Много народу сгинуло без следа, да кто же всех считал?..

Утром четверо товарищей попили из ручья – и снова в путь. Через пару километров вышли к деревне. Осторожничали, стали наблюдать.

– Михаил, вроде там грузовик стоит.

– Где?

– Второй дом с краю, за сараем, краешек кузова.

Присмотрелся – и в самом деле. Только кто? Наши или немцы? По лесу обошли деревню, чтобы не с задов наблюдать, где огороды, а со стороны улицы. Грузовик отчетливо виден, отечественный «Захар». Молодая женщина прошла с ведром, но не в обычной одежде, а в военной форме. Связистка? В Красной армии до войны женщины служили, но в малых количествах – связь, медицина. Есть ли еще кто? Невозможно надолго задерживаться. Надо или идти дальше, либо в деревню. Животы подводит, хоть бы какую-нибудь еду выпросить. Конечно, стыдно. Защитники Родины, а прячутся от врага и харчи выпрашивают. Унизительно, но личной вины ребята не чувствовали.

– Так! Идем в деревню цепью, если в деревне немцы, одной очередью не положат. Оружие на изготовку.

Вышли. До деревни по лугу сотня метров. Их заметили, началось какое-то движение. А когда уже на половине пути были, голос раздался:

– Стоять! Кто такие?

– А ты кто? Назовись! – отозвался Михаил.

– По одному без оружия ко мне! Я капитан Верещагин.

Помедлил Михаил. Страшновато без оружия. Но снял с плеча трофейный автомат и трехлинейку, пошел на голос. За толстым бревном – на самом деле командир. Обе ноги без сапог и забинтованы, в руке револьвер. На красных петлицах гимнастерки по одной «шпале». Капитан пехоты. Михаил доложил, вскинув ладонь к пилотке:

– Курсант Прилучный, Горьковское зенитно-артиллерийское училище.

– Документы!

Михаил протянул. Капитан ознакомился, вернул.

– Твои люди? Лично знаешь?

– В боях проверены.

– Пусть подойдут.

Михаил махнул рукой своим, те подошли, захватив оружие Михаила. От одной избы потянуло дымком, мясным духом. Бойцы непроизвольно сглотнули.