– Здесь идёт рубильник. Миша, свет!

– Есть! – отозвался из-за кулисы невидимый Миша. И вспыхнул верхний свет.

– Почему посторонние в зале? – грозно глядя на Тайку, крикнул режиссёр. Он спрыгнул со сцены и подошёл к Тайке, – Девушка, вы что здесь делаете?

– А у меня температура сорок! – отчаянно просипела Тайка.

– Ну, тогда всё понятно, – сдерживая улыбку, сказал Йорик Семёнович.

Так у Тайки началась новая жизнь…

На самом деле руководителя народной Студии поэзии и публицистики при Доме учителя звали Юрий. И именем своим он очень гордился. Все лучшие люди на земле – Юрии. Даже Георгий Победоносец, если разобраться, тоже Юрий. А уж Юрий Любимов для Йорика Семёновича был кумиром во всех отношениях. Под влиянием режиссёра все студийцы мечтали хотя бы одним глазком посмотреть хотя бы один спектакль в знаменитом театре на Таганке. Особенно «Гамлета» с Высоцким. Прозвище Йорик возникло у студийцев, когда режиссёр вдохновенно цитировал стихотворение Высоцкого.

… Я улыбаться мог одним лишь ртом,

А тайный взгляд, когда он зол и горек,

Умел скрывать, воспитанный шутом –

Шут мертв теперь: "Аминь!" Бедняга Йорик!..

С тех самых пор в глаза студийцы стали называть режиссёра Йориком Семёновичем, а за глаза просто Йориком. А для Йорика все они были «з-цами». Существовала официальная версия, что «з-цы» расшифровывается шутливо – «зтудийцы» или, на худой случай, «зайцы». Но Тайка и все ребята из студии знали, что, на самом деле, Йорик имеет ввиду «засранцев». И ни один из них не сердился на Йорика, чувствуя себя избранным членом клана «з-цев»…

ТАРА

– Твои разработки уже в нескольких школах другие учителя используют! Что вы с завучем не поделили? За что она на тебя зуб имеет?

– Кто?

– Ты хоть слышишь, о чём я битый час толкую?

Тара не слышала Галину Александровну. Её переполняла радость. Она держала рисунок Далилы с ещё непросохшими красками.

Сегодня в первом классе Тара проводила открытый урок, на котором присутствовала аттестационная комиссия и учителя из других школ города. Тара подтверждала свою двенадцатую категорию.

Десять лет назад, для своего первого урока у малышей Тара смастерила трёх кукол: синюю собачку, красного котёнка, и жёлтого жирафика. С тех самых пор с этими куклами она вела уроки в начальных классах. Маленьким художникам было интересно и весело, и основные цвета так легче запоминались…

Малышам нравилась сказка, которую она сочинила в первый год работы для того, чтобы научить их с удовольствием смешивать краски, «возюкая» кисточкой по палитре, получать многочисленные оттенки и радоваться своим открытиям.

До появления Тары в этой школе рисовали только карандашами и фломастерами. Сколько сил потратила Тара, убеждая зацикленного на аккуратности и порядке директора школы, что разложенные на просушку на подоконниках в кабинете изобразительного искусства шедевры ребятишек – это не мусор. Постепенно, но верно прививала она бережное отношение к играющим солнечными брызгами красок детским работам. Добилась, чтобы в холле выделили стену для выставки. Раз в неделю она обновлялась. Юные художники с гордостью показывали свои шедевры друзьям и родителям.

С какой настойчивостью Тара уговаривала родителей снабдить малышей всем необходимым: гуашью, палитрой, кисточками (не клеевыми, а настоящими), фартуками и нарукавниками. И так каждый год с новыми родителями новых первоклассников приходилось начинать всё сначала.

В придуманной Тарой сказке любимые малышами герои – красный котёнок, жёлтый жирафик, синяя собачка, белый барашек и чёрный черепашонок – расколдовывают маму черепашонка – Хрому, которую заколдовал злой волшебник и сделал её невидимой. Каждый щиток панциря мамы-черепахи нужно было раскрасить неповторяющимися оттенками разных цветов. Малыши, как алхимики, сосредоточенно и уверенно месили краски, интуитивно добавляя то одну, то другую и вдруг в восхищении вскрикивали, когда получался новый, красивый, ещё никому неведомый оттенок. Тогда первооткрыватель делился с одноклассниками своим рецептом. Какими же яркими и многоцветными получались расколдованные черепахи!

Среди этой весёлой кутерьмы Тара забыла о комиссии. Её волновало другое. Перед началом урока классный руководитель предупредила Тару, что в классе появилась новая девочка Далила, которую воспитывает одна бабушка (вот уж имя выбрали родители, Тара вспомнила историю о Самсоне и Далиле). Не успела мысль о родителях промелькнуть у Тары в голове, как она тут же о ней пожалела. Классный руководитель поведала ей, что родители Далилы погибли в автомобильной катастрофе.

Эта девочка второй день в классе и ни разу ни с кем ещё не заговорила, ни на один вопрос учителя не ответила. Просто сидит, не шелохнувшись, на уроках, сложив перед собой руки, а на перемене встаёт, выходит из класса и стоит у окна, как статуя.

Тара подошла к неподвижной Далиле, открутила крышечки у баночек с гуашью, открыла альбом Далилы и, взяв в руки её кисточку, начала рассказывать Далиле то, что все её одноклассники уже давно знали – как заговорить кисточку, чтобы она стала волшебной и сама помогала хозяйке рисовать. Тара гладила кисточку по деревянной рубашечке, по оловянному воротничку, по мягким волоскам и приговаривала заклинание. Ни один мускул на лице Далилы не дрогнул. Было непонятно, слышит ли она Тару, понимает ли её.

– Ну а теперь, сама проверь, как кисточка сейчас рисовать начнёт. Видишь, она из моих рук так и выпрыгивает, хочет поскорей к тебе попасть и тебя удивить, – сказала Тара Далиле.

Далила не шелохнулась, только кончики пальцев сделали робкое движение к кисточке и вернулись на место. Но Таре этого, едва заметного движения, было достаточно. Она улыбнулась Далиле и вложила кисточку в её ладонь.

– Кисточка часто будет просить пить. Ты давай ей водичку вот так, – Тара мягко направляя руку Далилы, окунула кисточку в воду.

– А чтобы она не захлебнулась, делай вот так, – Тара сняла излишек воды о край стаканчика.

– А когда она одним цветом поработает и захочет влезть своим любопытным носиком в другой, ей нужно искупаться и потом насухо вытереться полотенчиком. Только не бей кисточку о стенки стаканчика, а то она обидится, – Тара осторожно поболтала рукой Далилы с кисточкой в стаканчике с водой и протянула ей тряпочку.

Далила взяла тряпочку и промокнула воду, потом напоила кисточку и отправила её в баночку с синей гуашью…

Тару переполняла радость. Она держала лист Далилы с ещё непросохшими красками, любовалась расколдованной черепахой Хромой и сначала даже не поняла, что говорит ей председатель аттестационной комиссии Галина Александровна. Они сидели вдвоём в опустевшем кабинете ИЗО, и Галина Александровна всё не могла успокоиться.

– Если бы мы тебя не знали, если бы своими глазами не видели твои уроки, а только её слушали, мы бы подумали, что ты в школе случайный человек. Это ты-то! Да твои разработки уже в нескольких школах другие учителя используют! Что вы с завучем не поделили? За что она на тебя зуб имеет?

– Кто?

– Ты хоть слышишь, о чём я битый час толкую? Кто? Полина Ивановна, конечно.

– А, Полина Ивановна! У нас с ней разногласия на почве русского языка и моей Славки. Уже почти полгода…

Когда к Славке – дочери Тары – на урок литературы в девятом классе вместо любимой Инги Владимировны пришла Полина Ивановна, Славка даже не представляла, что ждёт её впереди. Бывшая учительница литературы Инга Владимировна, казалось, на Славку внимания не обращала. Хотя, на самом деле уделяла его ровно столько, сколько Славке было необходимо. Пока весь класс потихоньку разбирался в рекомендованных учебником балладах, Славка взахлёб «глотала» толстую антологию баллад, принесённую для неё на урок Ингой Владимировной. А потом по её же заданию сочиняла уже свои баллады.