– Не даю заснуть? Я твой кофеин.
– Та да, уже несколько дней не спится… Волнительное это дело – в прошлое слетать… Стихи, что переписывала в те годы в тетрадки, стали выплывать из памяти… Ну, романтик, да. Только я думала, что броня всё перекрыла давно.
– Всё-таки ты не из стали. Ты тоже живая!
– А ты?
– Я же писал, что – да. И некоторые тоже называют меня последним романтиком. Не отвлекаю?
– Нет. И ты мне такого не писал. У тебя сейчас много параллельных бесед, может, перепутал. А вообще я спать не мешаю?
Разговор ближе к полуночи всё больше стал приобретать эмоциональную окраску. Я была неправа, он действительно писал: «Я же живой». Но я же всё это время продолжала работать над «циферками»…
– Нет, Солнце, я скажу. У меня такое ощущение, что ты постоянно исподтишка меня «пробиваешь».
– Всё, умолкаю. И песен не шлю.
– Не смей!
– И вообще – должна же я хоть немного отплатить тебе за мои тогдашние терзания!
– Лаской и вниманием.
– Ты думаешь?
– А ты уже знаешь. И прости мне моё несовершенство.
На часах было уже 00.02. Спросила:
– Спать не собираешься?
– Спокойной ночи, Солнце.
– Приятных снов)
24 декабря
Утром сообщений не было. Когда в конце рабочего дня зашла на сайт, увидела присланный в час дня стих. Перечитала несколько раз.
Я тебя не ищу, не зову и судьбу обмануть не пытаюсь.
Просто ветром попутным дышу, иногда устаю, но не каюсь.
Может, я устал не любить, может, сердце скучает по ласке.
Мгновения счастья ловлю, – повторяются прежние маски.
Повторяются имена, повторяются лица друг в друге,
Намозоленные слова ползут по привычному кругу.
Время быстро бежит, но рано думать о смерти.
Сердце ещё болит, но уже покрывается шерстью.
И если шерсти клок скроет последнюю рану, –
Даже вновь тебя увидав, из грязи, как прежде, не встану.
Я тебя не ищу, не зову и судьбу обмануть не пытаюсь.
Просто ветром попутным дышу, а в душе ничего не осталось –
Не осталось ни боли, ни слёз, в сердце радость давно остыла.
Время юных надежд и грёз за густыми туманами скрылось.
Смогла написать только:
– Потрясена. Ранил.
Увидев посвящённое мне стихотворение, действительно потеряла душевное равновесие. Руки задрожали, сердце куда-то провалилось… Из памяти вынырнули строчки Давида Самойлова из старой тетради со стихами. Отправила ему.
И всех, кого любил, я разлюбить уже не в силах,
И лёгкая любовь вдруг тяжелеет и опускается на дно,
И там, на дне души, загустевает,
Как в погребе зарытое вино…
Не смей, не смей из глуби доставать, что было!
Пусть там оно хранится глухо, слепо…
Почти сразу ответил.
– Я не хотел тебя тревожить, просто никогда не забывал и не удержался.
– Никогда своим детям жизнь не испорчу вмешательством в их выбор! Принимаю и поддерживаю. И сама с юных лет поступала как считала правильным, ни с кем не советовалась. И всю ответственность за свои решения несла сама. И поэтому жизнь сложилась счастливо!
От волнения не смогла понятно объяснить свои чувства на его признание – было очень больно понимать, что наше возможное счастье было разрушено руками родителей, из самых лучших побуждений, наверное. И не хватило его решимости противостоять… Ну, я так понимала то, что произошло в 85-м.
– Рад за тебя. Раненая, но счастливая.
А я не на шутку завелась:
– Онегин и Татьяна.
Да и он, как видно, немного занервничал:
– При чём тут Онегин? Я искал тебя, как мог, хорошо, что не нашёл. А сейчас пытался выразить тебе признательность и уважение, может, несколько своеобразно, а ты пытаешься уколоть меня своими бабьими шпильками, счастливая ты моя. Ну, уколола! Легче?
Получив его гневную отповедь, привлекла на помощь Евтушенко:
Но я, как видно, с памятью моею
Вовеки помириться не сумею…
– Ты ведь любил, так что же сделал ты
С любовью, так пырнув её под рёбра?!
– Я не хотел! – А мне из темноты:
– Нечаянно? Ха-ха, как это добро!
Я пощажу тебя. Ты не умрёшь.
Но я войду в тебя, как нож за нож.
С тобой, ножом в боку, я буду вместе
Всю жизнь твою. Вот памятью возмездье…
Он получил это полседьмого и больше ничего не написал. В девять вечера отправила ему фразу, которую придумала под впечатлением: «Забыть нельзя вернуться». Как мне понять, где здесь поставить запятую?..
Глава 3
25 декабря
Спать не могла уже совсем. Видимо, от стресса перешла на английский (каждый вечер уже больше года занимаюсь изучением языка с помощью телефонного приложения):
02.13 I think we need a Meeting.
05.46 I am not sleeping four nights. It is impossible.
05.51 Прости. В вагоне была моя вина.
Никакой реакции не последовало. Начала нервничать. В двенадцать, на большой перемене, написала:
– На этом всё? Как у тебя в статусе – «Привет-привет, пока-пока»?
Наконец отреагировал:
– Это не мой статус.
– Рада, что просто ответил.
Объяснил, что статус установили ещё родители, когда пользовались его страницей. Показал свою вторую страницу, которую создал сам. Его портрет – в тёмных очках, с суровым выражением лица, с какой-то язвительной полуулыбкой, – вызвал у меня даже некоторую опаску:
– Слушай, я боюсь тебя на втором фото. Я-то общаюсь с тем Игорем, которого помню по восемьдесят пятому году…
Через час послала предложение о видеозвонке:
– Слова Скайп и zoom тебе уже знакомы? Можно было бы вечером связаться.
С трёх до четырёх часов водила хороводы со своим классом вокруг ёлки на школьном дворе. С утра слегка температурила, но на улице немного развеялась. Освободившись, вернулась к переписке. Игорь тем временем прислал цитату Ремарка:
– «Любить – значит просто знать, что этот человек есть в твоей жизни».
– Люблю творчество Ремарка!.. То есть видеосвязь уже не нужно организовывать? Это несложно.
Игорь тем временем удалил цитату и все предыдущие свои ответы.
– Зачем ты всё удаляешь?.. Скажи, зачем ты меня нашёл? Или я всё испортила?
Наконец получила ответ:
– Вчера отключили интернет. Не туда нажал, память переполнена, купил дополнительно флешку. Я говорю – ты не слышишь. Больше говорить не буду. Я одинок, но не одинок… скорее, абстрагированный. Кстати, я тоже вижу ту девчонку из восемьдесят пятого.
И меня прорвало:
– В итоге мне стало просто очень плохо, всё перевернул – и снова гордое молчание. Апрель 86-го – история повторяется. А мне больше такие, как ты, не встретились. Я уже и не помню, как надо общаться с умным и гордым. Сама с мужским характером стала. И сейчас так было интересно переписываться с тобой, такое понимание полутонов… Не лишай меня этого, пожалуйста. Я реально спать не могу всю неделю, и, боюсь, это не скоро пройдёт. После вчерашнего стихотворения вообще перевернуло.
– Как же женщина из стали, счастливая жена и мать может общаться с несчастливым прошлым? Чего-то не хватает? Кстати, это стихотворение из того, «нашего» ещё времени.
Но увидела это и ответила я позже, так как рабочий день закончился, и мы садились по школьным автобусам. Тогда он в первый раз позвонил мне. Какой у него голос! Глубокий, бархатный, с лёгкой картавинкой, говорит так неторопливо и размеренно… Завораживает! Мы проговорили всю дорогу. Точнее, говорил он, мне было неудобно что-то рассказывать в тесном окружении школьников. Поэтому это был в основном его монолог – как жил, где работал, когда видел Киру в последний раз, какие вообще у них были неоднозначные взаимоотношения… С удивлением узнала, что его родители рассматривали Киру как подходящую кандидатуру Игорю в жёны, если уж он не захочет выбрать себе невесту в «родовом» украинском селе, даже отправляли их вдвоём в поездки туда, в Карпаты, к его бабушке с дедушкой… Но он не воспринимал её всерьёз, от чего она, думаю, сильно страдала. Потом были какие-то некрасивые ситуации, где Кира, по его словам, озвучивала неправдивую информацию о нём… В общем, отношения простыми не назовёшь. И удивительно, что именно его она пригласила в свидетели на свою свадьбу. А я припомнила, как Кира предостерегала меня в переписке после свадьбы о его ненадёжности, умоляла поскорее забыть его. «Ведь ты же умная, Солнышко! Но с парнями такую чушь городишь!»
