С реки тянуло прохладой. Оттуда доносился сладковатый, приятный ему запах ила.

Жизнь буровиков входила в их привычный ритм. Проверяли оборудование. Занимались его опробованием.

Возле вышки лежали аккуратно уложенные на стеллажах бурильные трубы, свечи, состоящие из двух или нескольких труб. Такие непотухающие свечи успели озарить светом открытий не одну многоверстную глубину. Бессчетное множество свеч «зажгли» буровики в нарымской земле, чтобы она смилостивилась, отдала людям скрытое в недрах черное золото.

И вот трубы готовы вновь обрести боевое вертикальное положение. Они будут настойчиво ввинчиваться в многослойную твердь, пока не достигнут нужной отметки.

В походной столовой всегда оживление. Мелькает поварешка в руке расторопной Нины. Пахомов по старшинству и по положению мог бы первым подойти к поварихе, но не спешит. После других получает полную миску жирных дымящихся щей и три котлеты с двойным гарниром. Сергиенко не теряет случая подкузьмить:

— Герасимыч, что же это получается?

— А что?

— Экспедиции разорение. Экономия должна везде проявляться, как вы нас учите. А сами что делаете?! Получить три котлеты, да еще каких! — решетом не накроешь. У нас каждый килограмм мяса, каждый килограмм картошки на учете. Подрываете продовольственный баланс нефтеразведки.

Мастер знает цену шутке. Отмалчиваться не намерен.

— Борис, тебе вообще в столовую ходить не надо. Есть тем более. Сколько ни ешь — все скелет. Подожди, не хватит бурильных труб, тебя на подмогу в землю загоним. Заодно принюхаешься к пластам, скажешь, где нефть. Нина, сними его с довольствия, пусть недельки три посохнет для прочности.

— Мы его в клей бээф обмакнем, — поддержал дизелист, — станет еще прочнее.

А вскоре случилось ЧП: Сергиенко убил на таежном озере четыре ондатры. Буровому мастеру стало не до шуток.

— У меня что — бригада буровиков или браконьеров?! — отчитывал Пахомов в конторке нарушителя. — Зверьки сейчас потомством заняты, у них основной выплод… уж не самок ли хлопнул?

— Самцы, — пробубнил Сергиенко, опустив голову.

— Сам-цы! Проверил на расстоянии ружейного выстрела? Шкурки ты сдашь в зверопромхоз. Штраф уплатишь, какой полагается по закону… Не возникай! Улицу именем комсомольского съезда нарекли. Бригадой передовой называемся. Мы не для проформы боевого коммунистического звания добились. Только долдоним: природу надо беречь… Проку от таких воздыханий! Куда ни переедем, везде мзду с природы берем. То рыбой, то погубленным молодняком кедра, то постреляем утиный выводок… Вечером созовем экстренное комсомольское собрание. Готовься к ответу.

— Иван Герасимович, не буду больше, — по-детски поджав губы, выговорил бурильщик.

— Покаешься перед коллективом. Парни рассудят.

— Я «Прожектор» выпущу… сам себя раздраконю. Вашу заметку помещу, если напишите.

— Писать не буду. На собрании тебе дадут… материал.

К удивлению мастера, на собрании первым взял слово Складнев. Поднялся и долго не мог начать. Подбодренный теплым взглядом Пахомова, заговорил:

— Мне трудно упрекать Сергиенко. Сам такой. Да и не я только. У всех дробометы, хоть оружейную палату на буровой открывай. Уток хлещем не в сезон охоты, а попадется другая живность — и ей проходу-пролету не даем. Не с голодного же мыса явились мы сюда. Вот я рыбачил в период нереста, для вас же старался. Отныне — ша! Только удочкой и… когда положено. Предлагаю: ружья и собак на буровую больше не брать. Сколько птенцов наши лохмачи погубили!.. Знаете, ребята, и так совесть неспокойна: к нашей нарымской земле мы как к мачехе злой относимся. Чем же она провинилась перед нами?! В нерестовых протоках нефть плавает. Лесорубы кедровники чиркают под корень. Природа — друг надежный, но молчаливый. Не крикнет, не попросит пощады. Не надо нам в шкодливых пасынков превращаться. Любые открытия месторождений не могут покрыть наши грехи по отношению к этим лесам, болотам и рекам…

Владлен не ожидал, что его голос может так предательски дрожать, руки вздрагивать от волнения. Он старался не смотреть в лица парней, в лицо мастера. Блуждающий его взгляд говорил о неспокойной, разбуженной совести, точно Складнев выносил приговор самому себе, своим необдуманным поступкам и действиям.

«Такого можно перековать, — удовлетворенно подумал Иван Герасимович, вглядываясь в волевые лица буровиков. — Да они все неплохие парни». Мастер видел в каждом добрые черты, и это еще больше укрепляло его мысли. Он делил с ребятами радости и огорчения, журил и одобрял, отстаивал свою линию, убеждаясь, что с каждой новой перевахтовкой крепнет дружеская спайка, идет незримое накопление душевной энергии, которую надо неустанно направлять в русло упорного труда и нравственного возмужания.

И снова во всей красе явилась белая ночь. Природа казалась погруженной в матово-голубую океанскую пучину, полонившую все: приречные травянистые дали, смутно проступающие перелески, покосившуюся старую геодезическую вышку на крутобережье.

Первые метры проходки. Устье повой скважины. Именно сюда, к устью, устремится когда-нибудь подземный поток нефти, чтобы влиться в искусственную стальную реку из труб. И вырываются из недр по всей-то Сибири тысячи таких живительных родников.

Вдоль кудрявых зеленых извивов нехотя плетется к Оби подкрашенный торфяниками Васюган. В лоцманских картах темноводный приток назван тихим, спокойным. Обладая дьявольским упрямством, пробирается он по извилистому руслу, минуя редкие правобережные яры, глухие заросли кустарников, припойменные луга и мочажины.

По обе стороны реки тянутся многоверстные тонкие низины, покрытые дурманным багульником.

Материковый берег в густом разнолесье. Над лиственными породами возвышаются тонкоствольные кедры и сосны. По тонкому рямнику разбрелись сухокорые, мелкохвойные деревца. Ружейными шомполами торчит рогоз в обрамлении длинных саблевидных листьев. Тянутся бесчисленные зыбуны с окнами темной и ржавой воды. Даже застекленные морозами, они таят для тяжеловесной техники постоянную опасность.

Уже давно и упорно велись здесь разведочные работы на нефть и газ. Геофизики намечали маршруты буровым вышкам. Буры прощупывали глубины. Прошли годы и вот — есть васюганская нефть! Васюган назвали рекой удачи.

Века и века ее охраняли коварные топи. Отыскав нефть-скрытницу, люди сотворили славу себе и томской северной земле: на ней они утвердились надолго. От первых тонн нефти, добытых почти десять лет назад, до многих миллионов по теперешнему счету — таков нелегкий путь покорителей васюганских недр. Обустройство Оленьего, Первомайского, Катыльгинского, Лугинецкого месторождений, прокладка по болотным хлябям дорог с бетонным покрытием, бурение разведочных и эксплуатационных скважин, строительство вахтового поселка Пионерный потребовали от рабочих, инженерии огромных физических и духовных затрат, от государства — огромных капиталовложений.

Не скажешь про томский Север — тут непочатый край дел. Початый. Не сам по себе возник город Стрежевой — средоточие боевой юности. Не сами по себе пролегли дороги, прошагали вдоль и поперек линии электропередач. Наведены воздушные мосты, связывающие областной центр с нефтяной столицей — Стрежевым и поселком Пионерный. А сеть нефте- и газопроводов?! А миллионы тонн доставленных северянам грузов?! А заложенный на томском Севере новый город Кедровый?!

Каждое месторождение здесь можно считать отдельным фронтом. Наступающие армии рассредоточили свои силы по огромным площадям, где в основном болота, бездорожье, рассеченная просеками тайга, водные преграды.

Нефтегазодобывающее управление «Васюганнефть» за годы своей деятельности не раз находилось на гребне трудовой славы. Поучительны история становления и сегодняшний день этого коллектива.