Гребнев успел потрудиться и под землей, и на земле. Работал в шахте в Восточном Казахстане. На Васюганье строил дорогу от вахтового поселка на Первомайское месторождение. Бригада состояла из вальщиков и чокеровщиков. Первая скрипка — водитель трелевочного трактора Николай. Прокладывали трассу-просеку шириной в тридцать метров. С поваленным лесом обходились по-хозяйски: он шел на строительство лежневок, на обустройство промыслов.

Много привлекательного в этом тихом, застенчивом парне. Житейской мудростью, внутренним спокойствием веет от кроткого, задумчивого взгляда.

Николай полностью отрегулировал роторную косилку. Завел трактор. Посмотрел на широкий луг:

— Ну вот, теперь можно и в поле.

Он назвал луг полем по-крестьянски светло и любовно.

С утра мы наметили для кошения сухие гривки, вплотную подступающие к кустам. К дальним озерам шло заметное понижение: под сапогами хлюпала густая жижа. Не так давно отсюда скатилась вода, просочилась сквозь космы пожухлого застарелого сена. Над пружинистым кочкарником стоял плотный пырей. Ближе к воде он заметно перемешивался с широкостебельной осокой. Северный луг не мог удивить разнообразным травостоем, пестротой цветов, гудением пчел. Комары, правда, с тягучим звоном, с безустальным рвением исполняли нехитрую музыку и порхающие тайцы.

Началось!

Фидаиль-Федя на малой скорости обкашивал сухие ннзкотравные полянки. Напарник напролом врубался в густую пырейную стену. Сделанные из крепчайшей стали ножи роторной косилки не брезговали мелким кустарником, дудочником, зарослями таволожника, если они попадались на пути. Гудящие ножи ссекали их с завидной легкостью, оставляя среди жесткой щетины трав белые срезы прутняка.

Косари отпластывали от луга широкие ленты прокосов, боясь вести тракторы во всю травяную ширь: там подстерегала топь. Дважды Федор попадал с «Владимирцем» в ловушку. Не помогали и двадцать пять лошадиных сил, упрятанных в горячем моторе. Я бегал на стан за гусеничным трактором. Буксующую машину цепляли тросом, вытаскивали на сухое место. Луг можно было условно принять за шахматную доску. Белыми клетками служили крепкие бугристые пятачки. Черными — сырые опасные провалы. Под правые колеса трактора мог попасть плотный участок луга, левые безнадежно проваливались в вязкую почву. Несколько часов был я для трактора и косца поводырем: топал впереди, пробовал сапогами мягкую землю. Начинаю увязать, сигналю руками: стоп, Фидаиль! Держи левее или правее. А там новая замаскированная ловушка под ломким слоем прелого сена.

У Федора косилка слабее. В полотно беспрестанно набивается трава. Останавливается, вырывает зеленые пучки пырея. На полотне расшаталось несколько ножей-сегментов. Бойком молотка поддерживаю заклепки снизу. Косарь расклепывает их, пробуя стальные треугольнички пальцами — не шатаются ли.

Его крепкую смуглую кожу не вдруг прокусывают комары. Увлеченный делом, тракторист почти не отгоняет их от себя.

Выборочное кошение — чистое мучение. Часто приходится буксовать, звать на помощь более сильные тракторы — по одному, иногда и по два сразу. Многие глубокие колеи в липкой черной земле напоминают о следах недавней борьбы с мокрым лугом.

В отряд прилетел Мецкер. Давид Генрихович послан сюда для форсирования сенозаготовок. Вторая декада июля подкатывается к концу — ни одного стога, ни тонны сена из будущих шестисот.

Мецкер — заместитель начальника управления «Васюганнефть» по кадрам и быту. Быт в отряде налажен отлично. Девчата Ольга Башкова и Тамара Нестерова кормят вкусно и, как говорится, на убой. Для жаждущих на высоком крыльце столовой стоит вместительный бачок с компотом. Рядом эмалированная-кружка.

Говорят, в прежнее луговое страдование в отряде были другие повара и успешно «закончили двухмесячный вуз» — вышли удачно замуж. Шутники по этому поводу сочинили стихи местного производства: под словом победа подразумевали замужество:

Нынешних поваров эта проблема не волнует, хотя они и живут под «обстрелом» многих бойких глаз.

Пока не были оборудованы луговой стан, столовая с холодильниками и электропечами, Ольга одна со стоицизмом доброй хозяйки три недели готовила обеды на костре. Борщи, гуляши, омлеты, пропахшие дымком, ели с та-а-аким завидным аппетитом…

Если выдается свободный часок-другой, Ольга вяжет. На Васюганье помаленьку обвыкается, не ищет, как случалось по первоначалу, клюкву на кустах.

Начинаю обживаться в отряде. Командир, комиссар, отрядовцы смотрят на меня теплее. Вот что значит участие в делах отряда!

У Мецкера тоже появился зуд в руках. Взял косу, ловко, напористо погнал широкий прокос. Он косил с захлёбистой, молчаливой радостью — она исходила от всего упругого собранного тела, расправленной груди, сильных, слитых с косовищем рук. Выстригал траву чисто, без огрехов.

— Косить давненько научился, — делился позже воспоминаниями Давид Генрихович, — когда мы обходили луга в поисках новых сухих участков. — Мой старший брат в Кривошенне живет. Перед самым покосом ногу сломал. Жена его, как на грех, болела в то время. Пришлось мне выйти с косой на братнин покос. Мужики на лугу показали, каким манером с травой расправляться. Сперва конец литовки все норовил «землю понюхать» — втыкался. Потом пошло и пошло. Половину покоса сам выкосил, да друзья брата помогли. Полностью сено поставили. Было мне в ту пору шестнадцать лет.

В нефтяном Приобье Мецкер два десятилетия. Участвовал в строительстве шести нефте- и газопроводов. Давид Генрихович говорит: «Кроме вертолета всю живую технику водить приходилось».

Кое-кто в отряде надеялся на представителей подшефного совхоза. Мол, приедут, покажут, где в первую очередь начинать косьбу, где во вторую. Заместитель начальника управления был мнения твердого: на совхозного дядю надейся, а сам не плошай. Ноги при тебе, померь луга во всех направлениях, выясни картину.

Мы исходили с Мецкером многие километры, открыли «сухие залежи трав»: косарям фронт работ дня на три. При строительстве нефтепроводов и газопроводов Давид Генрихович тоже делал главную ставку на свои ноги. Возьмет с собой так называемую карту-трассовку, где в сантиметре уложено сто метров трассы, отправляется в разведку. Уйдет впереди трубы километров на десять-пятнадцать, каждую речушку, каждый бугорок и ручеек в память уложит, наметит пути их преодоления. Следом техника увереннее движется, дорогу торит.

Спрашиваю северянина:

— Наверно, нынче без ручной косьбы здесь не обойтись?

— Все от погоды будет зависеть. Постоит сушь — тогда и косилками управимся. Но в резерве десятка три кос иметь надо.

— В отрядном складе всего пять и то маленьких — детских. Кто-то заточил их на наждачном круге, как стамески. Теперь их отбить трудно. Дерево строгать такими косами можно, а траву вряд ли свалишь.

Менкер прищурил глаза, высек из них усмешку.

— Мое утверждение: если «масла» нет в башке, его, как в машину, не зальешь. Литовки затачивал человек, не имеющий ни малейшего представления о косьбе.

Комары наседают на меня упорно. Над попутчиком их мало. Все равно предлагаю ему мазь.

— Не надо, — отнекивается Давид Генрихович. — У меня с комарами заключен договор о ненападении.

Но вот и над ним закружились серые стан, облепили голову. Улыбаюсь, протягиваю мазь:

— Быстро же комарье договор нарушило. Помажьтесь.

Выдавливает из тюбика белого червячка, растирает в ладонях, мажет шею, лицо, за ушами. Так-то надежнее.

Иногда попадается нам такой высоченный пырей, что его метелки оставляют на наших потных, покрытых мазью шеях и подбородках россыпь мелких семян. Перестояла травушка. Еще бы неделю назад свалить.