Денис взял с сиденья мою коробку и понес сам.
— Расскажу, конечно, только дай мне немного времени, чтобы прийти в себя. Я поехал в бюро сразу из суда и переживал, что могу не успеть.
— Ты знал, что Сушков при моем увольнении закатит такое шоу? — удивилась я, молча кивая консьержке, провожающей нас заинтересованным взглядом.
— Серегин рассказал, что он уволил тебя и пригласил с утра в бюро за документами. Я слишком хорошо знаю Мишу, чтобы допустить хотя бы крохотную возможность того, что он отпустил бы тебя без громкой истерики.
— Когда он хотел натравить на меня коллектив S, мне было по-настоящему страшно, — призналась я, поднимаясь вслед за Денисом по лестнице.
Он тяжело вздохнул, и произнёс, доставая из кармана джинсов ключи:
— Ева, мне так жаль, что тебе пришлось через все это пройти. И через вчерашний допрос у Прокопьева тоже. Я знал, что ты умница, но такого не ожидал, — и, видя мой удивленный взгляд, добавил: — Ребята мне рассказали.
Открыв дверь, он пропустил меня первой в пустую прихожую. Я ожидала увидеть следы прошедшего обыска: грязные следы ботинок на полу или разбросанные вещи, но в квартире царил идеальный порядок, за которым, вероятнее всего, следила приходящая домработница. К н и г о е д. н е т
В тишине прихожей мы, наконец, остались вдвоем и Денис спросил тихо:
— Ты простишь меня? Я обещаю, что теперь всё точно будет хорошо.
18. Любовь
Когда Лазарев отправился в душ, попросив меня заказать что-нибудь перекусить, я осталась в гостиной. Через приложение ближайшего ресторана оформила доставку пиццы всего за пару минут и маялась, не находя себе другого занятия.
Не терпелось поскорее узнать ответы на свои вопросы, но я понимала, что торопить Лазарева не следует. В конце концов, после почти двухдневного отсутствия дома я и сама, пожалуй, предпочла бы душ любым разговорам.
Чтобы коварное воображение перестало подсовывать мне навязчивые картинки Дениса в душе, рисуя то, как капельки воды, огибая выпуклости мышц, стекают по гладкой коже на его спине, я включила телевизор, экран которого занимал половину стены, противоположной той, у которой стоял широкий темно-синий диван.
Однако и там рассказывали, как Денис был отпущен из-под стражи прямо в зале суда без избрания меры пресечения, поскольку его причастность к произошедшему не подтвердилась. Короткие видеофрагменты демонстрировали, как он выходит из суда и садится в такси, вероятно, судебное заседание было закрытым и репортеров туда не пустили.
Пощелкав пультом, от скуки, я попереключала каналы, так и не обнаружив ничего заслуживающего внимания, удобно свернулась калачиком на диване и прикрыла глаза, слушая шум воды, доносящейся из душа и монотонный голос диктора новостей.
Впервые за последние дни я чувствовала себя спокойно и расслабленно. Не надо было никуда спешить, мышцы больше не казались натянутыми струнами, а голова не напоминала дом советов.
Кажется, я уснула, потому что звонок телефона, сообщивший о том, что прибыла пицца, заставил меня резко открыть глаза и удивленно заморгать.
— Тшшш, Ева, спи, — раздался совсем рядом сонный шепот Дениса. — Я сейчас встречу курьера и вернусь.
Оказалось, что Лазарев, вернувшись из душа, успел задремать рядом со мной и теперь, нехотя поднялся с дивана, зевая и потягиваясь, и отправился за заказанной пиццей.
Я чуть было не потерла глаза, но вовремя вспомнила о том, что не стерла макияж и в этом случае рискую стать похожей на панду. Несмотря на «разрешение» Дениса, спать я хотела меньше, чем услышать его версию произошедшего, поэтому зевнула, поправила волосы и платье, и принялась ждать.
Через несколько минут он занес в комнату четыре пахнущих свежей выпечкой коробки и аккуратно поставил на столик рядом с диваном.
— Выспалась? — усмехнулся он, не сводя с меня глаз. — А жаль, я бы еще поспал.
И тени на его лице без слов говорили о том, как мало ему удалось отдохнуть в последние дни.
— К тому времени, как ты проснешься, я успею умереть от любопытства. И, возможно съем всю пиццу без тебя.
— Ладно, тогда сейчас налью кофе и героически спасу тебя от такой бесславной смерти.
Вскоре, когда от двух чашек кофе поднимался вверх белый пар, а я удобно устроилась на диване в кольце рук Лазарева, он, жестикулируя надкусанным куском пеперони начал рассказ:
— Иногда совместно совершенные преступления связывают людей сильнее, чем брачные узы, — проговорил он, а я от такого интригующего начала чуть было не подавилась пиццей.
— Это ты о ком?
Он лукаво улыбнулся:
— Ты права, к нам с тобой это выражение теперь тоже немного подходит, — пробормотал он, а я все же подавилась и была вынуждена откашляться. — Но вообще-то я не о нас. Лет пятнадцать назад мой отец был обычным адвокатом одной из городских коллегий. Работая какому-то делу в паре с Мишей Сушковым, который тогда только сдал адвокатский экзамен, он не совсем законно разжился крупной суммой денег. Я не уточнял сути, но она и не столь важна. Кажется, это было связано с передачей в частные руки какого-то крупного государственного объекта.
Горячее тесто с тянущимся сыром и ароматным соусом таяло во рту. Я слушала историю Лазарева затаив дыхание, но все же спросила:
— И что, они не сумели поделить ее поровну?
— Может они и поделили бы, но каждый тянул одеяло на себя, считая свою роль наиболее важной, а потом этим делом заинтересовалось следствие, и они не придумали ничего лучше, чем основать S и вложить деньги в него. Часть была потрачена на помещение, ремонт, машины, оргтехнику и прочее, но часть осталась, а потом приумножалась. Отец и Сушков и без нее жили припеваючи, и, тем не менее, само существование денег грело душу обоим.
Пока Денис говорил, продолжая есть, я разглядывала его лицо, с выступающими скулами и широким подбородком, темно-серые радужки глаз с расширенными зрачками, растрепанные не успевшие высохнуть пряди светлых волос, пахнущие шампунем. Было просто хорошо и приятно находиться с ним рядом, и я ощущала себя непривычно счастливой и довольной, будто кошка, лежащая на коленях у хозяина, который почесывает ей за ухом.
— Все это время они работали бок о бок, бюро развивалось и само по себе давало неплохой доход, но год назад Сушков предпринял попытку вывести сумму со счета полностью, и если бы отец вовремя его не остановил, сделал бы это без зазрения совести. Их отношения, и без того неидеальные, значительно ухудшились и ни о каком доверии не могло быть и речи. И, словно этого было мало, вскоре отец узнал о своей болезни.
Я вздохнула, начиная догадываться о том, что произошло дальше. Видя, что рассказ о произошедших событиях не доставляет моему собеседнику особого удовольствия, провела кончиками пальцев по щеке Лазарева, легко коснувшись колючей светлой щетины. Он взглянул на меня и уголки его губ все-таки дрогнули в легкой полуулыбке. Спросила осторожно:
— Тогда он попросил тебя помочь? Но почему именно тебя?
— Потому что знал, что я сумею это сделать, — пожал плечами Денис. — А я, посчитав подобную просьбу вызовом собственным способностям и возможностям, согласился, попутно решив открыть отцу глаза на то, что ты не та, кем он тебя считает и вообще, что всё его бюро — та еще шарашкина контора.
При упоминании обо мне я застыла, понимая теперь причины его строгости и чрезмерного интереса к моей персоне в первые дни работы в S Словно почувствовав мое напряжение, Лазарев притянул меня к себе и успокаивающе коснулся губами моего виска. И продолжил:
— А потом стало интереснее. Партнерский договор был расторгнут, чтобы отец спокойно отправился на лечение. В тот же день был заключен новый, который теоретически должен был отличаться от первого только именем и отчеством одного из партнеров. Но Сушков решил по-своему. Он изменил некоторые пункты так, что мне они были явно не выгодны. Большая их часть касалась распределения вознаграждения по делам и определения количества голосов при принятии решений и ответственности по делам, которые в бюро уже имелись. Миша рассчитывал на авось: увижу я — откажусь, не увижу — подпишу. Только я и увидел, и подписал, поскольку не планировал оставаться в бюро дольше необходимого и просто продолжил работать по делам своего кабинета…