Набрала номер Станислава Викторовича, но в ответ раздались лишь протяжные гудки, и голос робота-автоответчика сообщил о том, что абонент не может ответить в данный момент, предложив перезвонить позднее. То-то я без него бы не догадалась.

Новый рабочий день как две капли воды походил на прежний. Скука смертная. Видимо, так будет все десять дней, пока Денис будет отсутствовать. Подумалось о том, что будь Лазарев здесь, я бы даже кофе ему с удовольствием принесла, не посчитав это занятие неподобающим особе с высшим образованием. Но разве эти мысли что-то изменят?

Сушков ястребом кружил вокруг меня, пока я одно за одним печатала необходимые ходатайства, звонила следователям и помощникам судей, договариваясь об отложении запланированных мероприятий, вписывала новые даты в ежедневник.

Не все ожидаемо были довольны новостью об отпуске Лазарева, точнее сказать, все были недовольны. Я выслушала десятки возмущенных возгласов о сроках и планировании, о том, что некоторых его подзащитных придется дополнительно этапировать (прим. перевозить этапом из города в город) и снова терять драгоценное время следствия, о том, что Денис мог бы «хотя бы подъехать ознакомиться с экспертизой» или «быстренько допроситься» или «просто подписать один протокольчик».

Но, будучи вчера предупрежденной Лазаревым о подобных уловках, я молча выслушивала чужие причитания и отвечала, что абсолютно ничего из вышеперечисленного мой руководитель к огромному его сожалению, «не мог бы».

Я отложила телефон к обеду, и задумалась над тем, стоит ли сходить в кафе и перекусить или просто обойтись чашкой горячего чая, когда в мой кабинет неожиданно заявилась Зеленая.

Надо сказать, что с момента моего внепланового переезда сюда, она зашла ко мне в первый раз, поэтому визит меня удивил.

— Ясень, ты новости читала? — проговорила она, и было в её голосе что-то, что заставило меня поднять голову и уставиться на нее.

Кристина выглядела какой-то странной, поникшей, ссутулившейся и прижимала к груди смартфон, развернув его экраном к себе.

— Утром читала, пока в метро ехала, — честно ответила я, потому что после прибытия на работу мне было не до того. — А что?

— Лазарев умер.

Сердце пропустило удар и все слова, которые можно было сказать в ответ, неожиданно исчезли из головы. Да что там сказать, вдохнуть не получалось. Словно на грудь упала тяжеленная наковальня, не дающая воздуху проникнуть в легкие.

Я молчала, пока Зеленая каким-то не своим голосом монотонно зачитывала с экрана смартфона:

— Сегодня ночью в клинике имени Александрова скончался известный адвокат, меценат и почетный житель города Станислав Викторович Лазарев. Стало известно, что последние несколько лет он боролся с затяжной тяжелой болезнью. Прощание состоится завтра по адресу…

Я не слушала. Голос Кристи доносился до меня словно издалека, превращаясь в какое-то невнятное бульканье. В сознании одновременно завертелись сотни мыслей, но остановиться на какой-то конкретной не получалось.

Потом голова вдруг стала непривычно легкой и пустой, а по щекам сами собой полились горячие слезы. Разве так бывает? Мы ведь разговаривали на днях и ничего не предвещало беды? Или предвещало, а я, увлеченная собственными переживаниями, этого не заметила? Не придала значения каким-то звоночкам, свидетельствующим о том, что вскоре случится непоправимое?

Смерть Станислава Викторовича ощущалась огромной потерей, я и подумать не могла о том, что он был настолько важной частью моей жизни. И я поняла это лишь тогда, когда его в ней не стало.

— Ты чего, Ясень? — удивилась Зеленая. — Грустно, конечно, но всё ведь к этому шло.

— С чего ты взяла? — всхлипнула я, вытирая непрошеные слезы бумажным платком.

Она посмотрела так, словно я сморозила глупость, а я впервые пожалела о собственной незаинтересованности в офисных сплетнях.

— Да одно изменение партнерского договора чего стоит. А явление в бюро твоего Деспота, где он вел себя так, словно все здесь ему принадлежит? Да даже его неожиданный уход в отпуск косвенно на это указывал, — проговорила она. — Знаешь, глядя на твою неосведомленность, я начинаю сомневаться в словах Павловой о том, что ты с ним спишь.

От нелепости этой фразы даже грусть словно отступила на мгновение.

— Глядя на твою осведомленность о том, с кем я сплю, а с кем нет, я начинаю сомневаться в том, что ты работаешь в S, а не в передаче, где люди в касках, публично ругаясь, делают вид, что строят любовь.

Я шумно высморкалась. Встала и налила в стакан воды из кулера. Стекло стукнуло о зубы, когда я осушила стакан в несколько глотков и дрожащими руками поставила его на стол.

— А что, разве нет? — искренне удивилась Кристи. — Весь офис об этом говорит. Вы же все время вместе, как будто вас друг к другу пришили.

— Вам с Павловой не помешало бы засунуть ваши языки в… куда-нибудь, где они перестанут нести всякую чушь, — буркнула я и шумно высморкалась. — Иначе кислотой, которая с них капает, вы скоро прожжете дыры в паркете, и Сушков вычтет вам его стоимость из зарплаты.

Не знала, что меня обидело больше: то, что они вообще обсуждают мою личную жизнь, которая их не касается, или то, что сказанное ими дальше от истины, чем мне и самой бы того хотелось.

— Да чего ты возмущаешься? — ничуть не обиделась девушка. — Никто ж особо не осуждает. От такого как он никто бы не отказался. Предложи он мне, я тоже побежала бы делать новую стрижку и покупать кружевное белье…

Вот, значит, как это выглядит в их глазах. Но вместо ожидаемой злости внутри царила беспросветная меланхолия.

— Кристи, — дала я ей последний шанс прекратить обсуждение темы, которая вызывала внутри меня слишком противоречивые эмоции. — Если ты продолжишь, мы поругаемся, а обстановка к этому не располагает, тебе не кажется?

Зеленая вздохнула, соглашаясь, и присела на краешек моего стола. Что им всем тут медом намазано? Хотя, когда на этом же месте сидел Денис, меня это так не раздражало.

— Ему бы это не понравилось, — тихо произнесла она, бессмысленно глядя на дверь пустого кабинета начальника. И ей можно было не уточнять, какого из Лазаревых она имела ввиду.

— Он был классным, мирил нас всегда. Говорил «девчонки, живите дружно».

Знакомая интонация, с которой она это произнесла сделала образ Станислава Викторовича будто бы осязаемым и я, сев рядом с ней, призналась:

— Он звонил мне пару дней назад.

— Не удивительно, — пожала плечами Кристина. — Ты всегда была его любимицей. Он подсовывал тебе дела поинтереснее, клиентов повежливей и отпускал домой при первом чихе. Я даже ревновала немного.

Не стала говорить ей, что причина крылась скорее всего в том, что я, в отличие от нее, не тратила большую часть дня на распитие чаев, курение и бессмысленную болтовню. Спросила вместо этого:

— Когда, ты говоришь, прощание? Завтра? А почему так быстро?

Я раньше не сталкивалась с подобными ситуациями, умудрившись дожить до первого седого волоса на голове, обнаруженного в собственный день рождения прошлым летом, в счастливом неведении, и понятия не имела, как вообще происходит процедура прощания и похорон. Кристи снова бездумно уставилась на пустующий кабинет начальника и произнесла:

— Деспот наверняка договорился, чтобы тело быстрее выдали. Он же в комитете работал, а они привыкли в морг ходить, как к себе домой.

Звучало жутковато, но было похоже на правду. Мы еще немного поговорили с Зеленой, повспоминали с грустью о временах, когда Станислав Викторович был нашим руководителем. Как он по-отечески учил нас всему, когда мы только устроились в бюро после окончания института, как не ругал за глупые промахи и ошибки. Посетовали на несправедливость того, что о том, что какой-то период был самым беззаботным и счастливым в жизни узнаешь лишь тогда, когда он безвозвратно прошел.

Печальная новость разлетелась по бюро со скоростью военного истребителя. И когда хмурый Сушков объявил о смерти Станислава Викторовича публично, собрав сотрудников в одной из переговорных, все уже и без него об этом знали. Единодушно и искренне грустили по этому поводу тоже все.