Круг стал сужаться. Воронову удалось выяснить, через ушлых половых престижного еврейского ресторана, что тема покушения на Войкова поднималась в застольных беседах Коверды с Павлюкевичем и Яковлевым слишком часто. И, в конце концов, весной двадцать седьмого года у них вызрело решение совершить террористический акт. Воронову стало известно (посредством темных личностей), что Павлюкевич согласился предоставить необходимые средства и паспорта, а Яковлев содействует в организации технических вопросов. Вскоре есаул предоставил Коверде «Маузер» и «Браунинг» (кстати, последний не фигурировал в протоколах обысков и допросов). Только малограмотный профан не способен понять, что два пистолета — это уже иной уровень подготовки теракта. Осечки быть не должно. Павлюкевич организовал фиктивное исключение из гимназии и саму поездку в Варшаву, через знакомых людей.
Но главное, а в том не приходилось сомневаться, — за этой белогвардейской авантюрой стояли другие люди, определенно влиятельные персоны. Которых тоже следовало вычислить…
Воронову пришлось стать свойским человеком в столовой и библиотеке на Мицкевича двадцать три. Там ему удалось завязать ряд полезных знакомств и добиться протекции для посещения кабинетов на Зыгмунтовской, где тогда размещалось Виленское Русское Общество. Таким же макаром Сергей проник и в Духов Монастырь, прикинувшись почитателем мощей виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, журналист получил доступ в келейный корпус, где собирались на посиделки члены Русского Политического комитета.
Больше месяца месяц Воронов подбирался к святая святых Виленского РПК. Чекисту удалось выяснить, что тихий бухгалтер организации нипочем не расстается с пухлым портфелем, в котором хранил финансовую документацию организации. Сергей решил идти ва-банк. И однажды, в темном переулке подкараулил нерасторопного бухгалтера, огрел дядечку по голове запасенным булыжником, забрал увесистый саквояж и… сделал ноги…
Каково же было изумление Сергея, когда обнаружил, что помимо официальной финансовой отчетности, в портфеле находились списки членов комитета и высокопоставленных сторонников, с адресами и даже телефонами. Тут же лежали бланки организации, ведомость уплаты членских взносов, куча сальдовок и платежных квитанций. На следующий день «бесценный» портфель оказался в надежных руках и немедля переправлен в Россию. Таким образом, сеть контрреволюционной белой эмиграции в Вильно, да и в Литве оказалась в руках ГПУ.
Воронов взял на себя смелость остаться в Вильно и некоторое время продолжить контактировать с новыми знакомыми из Русского Общества и Политического комитета. Он считал разумным, не засвечивать себя фактом внезапного отъезда. Пусть слишком деятельные беляки думают, что парень а-ля Чернышевский не при делах, в произошедшем с ними конфузе. Да и насколько Сергею удалось выяснить, как таковой, профессиональной службы контрразведки в Русском политическом комитете не имелось. Так… занимались самодеятельностью некие рьяные любители. И второе, Сергей не думал, что белогвардейцы обратятся за помощью к полякам, ибо те потребовали бы раскрыть потаенные карты «комитета». А половина комитетчиков слыла отъявленными монархистами и желала восстановления Российской империи в прежних границах. Образно говоря, нашла бы коса на камень…
Но вот, Воронову на явке сообщили, что из «центра» прибыли два «ликвидатора». Теперь начнется жуткая буча, самых одиозных контриков начнут выбивать, и в рядах беляков, естественно, активизируют поиски вероятных врагов. А уж пришлый журналист, как пить дать, окажется в числе подозреваемых. Сообщив кому надо из эмигрантов, об окончании редакционного задания и отзыве обратно в Прагу, Юрий Свияжский приобрел билет на Варшавский экспресс. Намеренно показал поездной бланк паре «собутыльников», а сам, потолкавшись на вокзале, уехал по другой ветке в Ригу.
Уже позже Сергей узнал, что чекисты в отместку, решили поиздеваться над редактором «Беларускае Слова». Передали на Арсения Павлюкевича (якобы агента ГПУ) компромат в польскую охранку. А еще неизвестно, что лучше — быть пристреленным, как собака, или подвергаться пыткам в подвалах «двуйки». В итоге, в двадцать восьмом году, поляки осудили Павлюкевича к двенадцати годам каторги.
Есаул и погромщик Михаил Яковлев, почуяв, что запахло жареным, надолго залег на дно, до смерти испугался и «дефензивы», и ребят из Москвы….
Не подумайте, что Воронов все три месяца пребывания в Вильно, только и занимался конспиративной работой и розыском, окопавшихся в городе белогвардейцев. Отнюдь нет. Конечно, задание — заданием, и тут уж никуда не деться. Но Сергей нормальный человек, со присущими половозрелому «Homo Sapiens» слабостями и инстинктами. Несмотря на искусственно состаренную внешность, молодая кровь в парне играла и бурлила. Но чекист понимал, что знакомство с девушкой или молодой женщиной, чревато, как принято говорить, частыми «выходами в свет». Известно, что для женщин важны совместные прилюдные прогулки, посещение летних кафе и сеансов кинематографа, а то, и праздничный выезд на спектакль в местный театр. Подобного роскошества Сергей не мог себе позволить.
И тут судьба смилостивилась над ним. Но можно ли это назвать благом… Сказать, кому другому, — так воспримут наверняка в дурном свете. Воронов и сам не представлял, да что там, не мог даже поверить, что его пассией станет квартирная хозяйка, пани Левандовска. Женщина, прямо сказать, привлекательная и даже интригующе броская. Эльжбете (Елизавете по-русски) было около пятидесяти, но выглядела гораздо моложе (лет на тридцать пять), потому что чуть ли не половину дня умащивала физиономию французскими кремами, делала косметические массажи и чуть ли не умывалась розовой водой. По утрам, в воздушном пеньюаре до пят, высокая, стройная, с выпирающим бюстом и узкими бедрами — Элиза (так называла себя), шествовала по анфиладе жилых комнат. И только заметив (случайно ли…) пробудившегося Сергея, пани, вспыхнув, как непорочная девица, набрасывала на себя китайский халат. Вскоре это превратилось в своеобразную игру между ними. Женщина нарочно дразнила Сергея-Юрека, а тот намеренно притворялся олухом царя небесного. Но развязка не заставила себя ждать…
Однажды вечером, уже лежа в постели, молодой человек листал томик русской поэзии из немудреной библиотеки чиновника. Вдруг, дверь тихонечко отворилась, и в комнату впорхнула сама Елизавета, в душистом пеньюаре, с распушенными до плеч белокурыми волосами.
— Ешчо не спишь млодзенец… — игриво спросила хозяйка.
Сергей тупо уставился на женщину, не зная, что сказать в ответ. А та с мягким акцентом, продолжила:
— Ни как на засну… На душе тревожно, гнетет непонятный страх… Сердце того и гляди вырвется из груди, — она приблизилась к нему вплотную. — Юроцка дай руку, посмотри, как трепещет… — сделала маленькую паузу, — сердушко…
Сергей недоуменно сдвинулся к стенке. А пани Эльжбета уже протянула к нему руки с лакированными ногтями.
— Ну, не пугайся… — и полячку понесло: — улюбены, укоханы, упрагнены муй, зачем боишься беднон вдовен… — женщину всю трясло. — Естем страшна, бжидка?.. Скажи откровенно Юроцка… — на ее глазах выступили слезы, — скарб муй, я не естем старая кляч…
— Нет пани Элиза, вы женщина привлекательная, и… — подбирая нужные слова, Сергей выговорил, — и еще, вполне себе молодая, — и тут же поправился энергично. — Ты красавица, Эля!
— Так, в чем же дело? — недоуменно воскликнула Эльджбета. — Ты не хочешь меня, муй менжчизна… — У него возник ком в горле, а полячка вовсю распалилась: — Посмотри на сисечки, мое цыцушки жаждут ласки… — и женщина выпустила наружу груди с набухшими, большими как желуди сосками.
Воронов толком и не понял, как пышные «перси» хозяйки уткнулись к нему в лицо, обволакивая французским ароматом, душа рыхлым, пряным тестом.
Эта женщина неудержима в пылкой страсти, и чрезмерное возбуждение матроны передалось молодому телу чекиста. Они неистовствовали всю ночь, до самого утра.
