Джеффри закатил глаза. Но по пути обратно трижды путал повороты и чуть не свалился в болото. Мысленно я сделала пометку насчет карты.
Мы разъехались по разным сторонам. Уэс вызывался подвезти меня, а Джеффри покатил к дому Эйприл. Они продолжали препираться, и я, как никогда, порадовалась законному выходному Уэсли.
Дом встретил меня молчанием. Ставлю все свои карманные деньги на то, что мама работает наверху. Или уехала на работу. Ну, или уехала по делам, связанным с работой. Вариантов немного.
Отец был на кухне и собирал пластиковые контейнеры в коробки. Крышки были подписаны маркером, но сами контейнеры не просвечивали. Отец накинул теплую, флисовую рубашку, в которой часто работал в мастерской. На лице легкий налет щетины, волосы спрятаны под кепкой.
— Привет, пап. Ты один?
— Привет, ребенок. Мама уехала с миссис Стью. В пригороде открылась текстильная выставка, и им жизненно необходимо на неё взглянуть.
Плакали мои карманные деньги…
— А ты чем занят? — Я подошла ближе и взяла одну упаковку с надписью «Консервы». — Мы переезжаем? Такими темпами ты не скоро всё упакуешь…
Он забрал у меня контейнер.
— Мама вернется только завтра, так что развлекать себя будем сами. И у меня есть одно предложение. Но только если ты умеешь хранить секреты. — Мой отец только что подмигнул? Что вообще здесь происходит?
— Слово скаута. Пап, что за тайны?
— Жду тебя в машине через десять минут. Я отнесу коробки, а ты пока можешь привести себя в порядок. Если, конечно, не думаешь и дальше ходить в таком виде.
Я знала, как печально выглядит многострадальная рубашка. Комья подсохшей грязи, рваные рукава, дыры. Ещё несколько минут, и её придется срезать с меня ножницами.
— Если вы с мамой вдвоем решили приобщить меня к тяжелому труду, то я, пожалуй, не буду торопиться. Хоть не так жалко будет её выбрасывать.
Отец вновь сверился с часами.
— Нас уже ждут. Пожалуйста, не задерживайся.
Почти бегом я поднялась в ванную. Я не только ела, но и собиралась дольше всех. Может, я попадаю в персональную временную дыру? Но в этот раз мне удалось уложиться в отведенные крохи. Я отскребла грязь, прошлась по волосам расческой и запихала грязные вещи в корзину ровно за 8:30. Оставшиеся полторы минуты ушли на гардероб.
Отец ждал меня в машине. На месте пассажира. Я в замешательстве остановилась у привычной двери.
— Если это и есть твой сюрприз, я лучше останусь дома.
— Брось, давненько мы не практиковались в вождении. У тебя уже неплохо получается.
— Да, днём. — Я обеспокоенно глянула в ту сторону, где солнце таяло за линией горизонта. — А на дворе почти ночь.
— Не ты ли жаловалась, что знаешь Фоксдейл, как свои пять пальцев? Садись, мы уже опаздываем.
— Нечестно использовать мои аргументы против меня. Тем более, что в моём случае они не сработали. Вы ведь так и не отпустили меня в ту поездку. — Ворчала я, застегивая ремень безопасности.
Сдержанность — не самая выдающаяся моя черта. Терпеть не могу сюрпризы.
— Надеюсь, твой сюрприз того стоит.
Отец умело поддерживал интригу. О следующем повороте он предупреждал лишь на подъезде к нему, и я едва успевала вывернуть руль. Совсем скоро город остался позади. Ровный асфальт сменился рваным грунтом. Вдоль дороги тянулась густая, темная роща. И лишь когда впереди замигали подсвеченные указатели, я поняла, где нахожусь.
Мы приблизились к запретной зоне Фоксдейла. Когда-то в этом квартале обосновались коренные жители города. Теперь в проржавевших трейлерах, в нищете и полнейшей изоляции существовали их потомки, в народе прозванные «отстраненными».
Трагичная история преподносилась учителями, как гений неизбежной индустриализации, акт победы прогресса над невежеством и глупостью. В ходе множества междоусобиц и притеснений город заняли новаторы, превратившие настоящий зеленый уголок в рассадник однотипных улиц и построек.
Воинственному меньшинству выделили территорию, соразмерную с габаритами одной деревушки. И в качестве показательной мести отрезали им любые пути сообщения с городом. «Отстраненным» запрещалось посещать общественные заведения. В случае экстренной необходимости их мог осмотреть врач. Но вряд ли они пользовались этим правом.
Местные тесно слились с природой. Не высовывали носа из чащи, а нам запрещалось даже близко приближаться к тропе, уже затерявшейся среди зарослей. Годами никто не сталкивался с отстраненными, а всё неизвестное всегда порождает страшилки и выдумки недалеких умов. Типа того, что они промышляют людоедством и проводят старообрядческие церемонии с жертвоприношениями и кровопусканием. Глупости, но желания проверять не возникало.
— Припаркуйся здесь. — Папа махнул рукой в сторону съезда с дороги. Может, там и была лужайка, но даже в свете фар я не могла её различить.
— Где?
— Здесь есть небольшая лужайка.
— Здесь? — Я чувствовала себя китайским болванчиком, сбитым с толку.
Отец вздохнул.
— Ну да.
— В темноте?
— Горят фары.
— Ты шутишь?
— Нисколько. Ты справишься.
И не дожидаясь моего ответа, папа растворился в вечерней мгле.
Глава 4
«Лужайкой» оказался небольшой квадрат с примятой травой. Я постаралась повторить контур предыдущих шин. Мистер Дейв — мой инструктор при виде такого добился бы официального, судебного запрета на контакт с машиной.
— Так, теперь я совсем ничего не понимаю. Зачем мы здесь?
— Хочу тебя кое с кем познакомить.
Словно по команде из вечерней мглы выступили четверо. Фары осветили их лица. Двое — брюнеты средних лет, рослые, крепко сложенные стояли впереди. Сразу за ними стоял пожилой мужчина. Седые волосы собраны в косу на затылке, сухое, морщинистое лицо расслабленно и даже выражает радушие. Рядом с ним в нетерпении подпрыгивал совсем юный мальчишка. Рыжеволосый, веснушчатый, с округлым лицом и курносым носом. Все, как один в длинных, клетчатых рубашках, джинсах или тренировочных брюках. Я рефлекторно отступила на шаг. Но отец, к моему величайшему изумлению, доброжелательно раскинул руки. Седой мужчина выступил ему навстречу.
— Томас, как я рад. Мы тебя уже заждались.
— Пришлось задержаться… семейные дела.
Они пожали руки, а я придерживала своими отвисшую челюсть. Мы в самом сердце оживших легенд. В поселении «отстраненных». Ночью. И в тайне от матери.
Старик протянул руку и мне.
— А вы, стало быть, Амелия. Твой отец много о тебе рассказывал.
Интересно, когда это он успел. Я постаралась передать всё свое удивление во взгляде.
— Э-э, спасибо. — Я едва коснулась потрескавшихся пальцев.
— Пойдемте скорее, ужин почти готов. И, Томас, не поверишь, что смогла урвать Шелби. Ты будешь в восторге. Ной, Мэттью, помогите гостям с вещами.
Грозные охранники без слов направились к багажнику. Отец указал на нужные коробки.
— Постарался собрать всё, о чем вы просили. В белых коробках лекарства, в красных одежда и обувь, в зеленой консервы, а в синей скоропортящиеся продукты. И вот ещё. — Он выудил из кармана шоколадный батончик и перебросил его мальчику. — С орехами, как ты любишь.
Ребенок расплылся в беззубой улыбке.
Коробки были выгружены. Ной и Мэттью поделили их между собой. Оба, казалось, совсем не чувствовали немалого веса. Мальчик убежал первым, старик поспешил за ним. Я, как вкопанная, наблюдала за тем, как непринужденно отец препирается с местными, пытаясь помочь им с ношей. Лица тех двоих больше не выражали угрозы. Втроем они притворно боролись, пихались локтями и смеялись. Прямо как дети на детской площадке. Словно они были лучшими друзьями.
Брюнеты ушли вперед, а я уличила удобный момент.
— Пап, что происходит? — Я перешла на шёпот. — Что мы здесь делаем?
— Просто привезли помощь.
— И часто ты это делаешь?
— Время от времени.
— Мама этого точно не одобрит.
— Именно поэтому её здесь нет. А ты обещала сохранить мой секрет.