Риши, глазами полными сострадания, ещё раз посмотрел на сестру, вздохнул и не спеша ушёл в тающую искусственную ночь.

Яирам понаблюдала, как силуэт брата медленно исчезает в серебряном сумраке, а затем поднялась, опираясь на свою трость. Она дохромала до кровати и легла, не раздеваясь. Яирам свернулась калачикам и закрыла глаза. Засыпая, она улыбнулась и в её разуме, постоянно заполненном чужими плохо различимыми голосами миллиардов неизвестных людей, родилась мысль:

«Мои бедные дети, мой бедный возлюбленный. Осталось потерпеть чуть-чуть, и мы обретём покой. Долгожданный покой»

В Равнинах Джитуку, Уровне израненном нескончаемыми распрями последних нескольких десятилетий, есть относительно процветающий город- государство, не видевший войн целых семь лет - Солаг. Это крупный и богатый портовый город, но богатство было сосредоточено в руках тех, кто в своё время нажился на прошлых войнах. В его же чреве кишит множество бедняков, работяг, мелких торговцев и прочих людей из низшего класса, что, не смотря на свои беды, были рады и такому положению. В самой глубине города располагается квартал Йохи. Там преступность живёт в собственном саморазрушаемом и заново создаваемом мире.

В одном из проулков Йохи есть старое, еле-еле перекроенное двухэтажное здание. Над его центральным входом висит безвкусная неоновая вывеска изображающая обнажённую девушку. Повернувшись спиной, она двигает бёдрами влево и вправо. Вывеска оживала, когда в город вступали вялые и душные сумерки, и в здание кто украдкой, а кто не боясь, начинали стекаться мужчины самых разных форм и денежного достатка.

Наступает ночь и переулок заполняется хмелем, похотью и странным предвкушением первородного греха. А изнутри здания начинала доноситься вялая аритмичная мелодия и грубый смех вперемешку со свистом.

В ту ночь, когда Дэвид и Гарибальди направлялись к покоям госпожи Яирам, рядом с этим зданием из неоткуда появилась высокая фигура, закутанная в серо-зеленый балахон до самой земли. Капюшон полностью скрывал лицо незнакомца. Обдуваемая свежим морским ветром и освещённая тусклым обрубком луны, фигура стала прислушиваться к шуму, исходившему из двухэтажного здания. Какофония грубых голосов, пошлой музыки и пьяных шагов, вызывали у незнакомца приступ мигрени, а запахи табака, пота и дешёвой выпивки - тошноту. Раздражённо мотнув головой, он посильнее натянул капюшон и, надавив на дверь, вошёл внутрь здания.

Его сразу встретили втрое усиленный шум веселья и мощная грудь охранника, который был на целых две головы выше незнакомца. Громила, одетый в полное военное обмундирование местной армии с плазменным автоматом наперевес, был не только выше его, но и раза в два шире. Он смотрел на прибывшего гостя с подозрением, сверля его своими тёмными, как угольки, глазами, что лишь благодаря слегка красноватым белкам, выделялись на фоне ещё более чёрной кожи.

— Без платы входа нет, — густым зычным басом, пригрозил громила.

Фигура чуть склонила голову на бок и медленно достала из широкого рукава мантии тонкую золотую иглу и протянула её охраннику.

— Банк-шпиль? — без всякой радости произнёс громила, беря иглу. — Откуда ты такой взялся, богатей? И ведь добрался целехоньким. Куда ж смотрели местные прохиндеи? Ладно, погоди. Такие как ты нечастые гости у нас. Поэтому мы считывателем редко пользуемся.

Охранник перебросил автомат за спину, засунул руку во внутренности бронежилета, и достал оттуда плоскую прямоугольную коробочку с рядом отверстий разного диаметра и с сенсорным дисплеем на одной из широких плоскостей. Охранник потряс её и, поднеся к уху, прислушался. На его лице появилась хрупкая и мрачная уверенность. Он нажал на белую кнопку, на углу коробочки, и активировал дисплей. После он что-то на нём нажал пару раз и, взяв банк-шпиль, аккуратно, высунув кончик языка и сфокусировав взгляд, всунул её в одно из отверстий. Дисплей моргнул, на нём появилась белая рамка и несколько иероглифов.

— Палец приложи, — пробасил гигант, поднеся прибор ближе к незнакомцу.

Человек в балахоне вновь засунул руку в рукав и достал оттуда небольшую баночку. В зелёном растворе плавал палец. Незнакомец раскупорил тару, достал обрубок, вытер его об мантию и аккуратно приложил палец к дисплею. Ничего не произошло. Фигура поднесла палец к рукаву мантии, ещё тщательней его протёрла, пару раз дунула на него и вновь приложила к дисплею. На этот раз сработало: экран одобрительно мигнул, и из маленькой щели появилась бумажка.

Охранник, наблюдая за действиями незнакомца, лишь слегка приподнял брови, увидев отрубленный палец, но более никак не отреагировал. Будто такое, в его карьере вышибалы и охранника, было обычным делом: использовать для оплаты чьи-то позаимствованные пальцы. Он оторвал чек и отдал его гостю и, повернувшись боком, пропустил его.

— Девок не лапать, они не для телесных утех и не бушевать! Иначе за шиворот и головой вперёд полетишь, — угрожающе сообщил громила, прищурив глаза-бусинки. Когда гость прошёл мимо него, пряча по пути баночку с пальцем, охранника что-то толкнуло, а потом ещё раз. Чуть не упав, он злобно осмотрелся по сторонам, но никого и ничего подозрительного не увидел. Пожав плечами, громила вернулся на свой пост.

Человек в балахоне остановился посреди битком набитого зала и осмотрелся. Пространство переливалось тусклым свечением красных и зелёных ламп. Пол был покрыт чёрным лаком, сильно ободранным и облупившимся. Центр маленького зала был забит разномастными столиками, накрытыми выцветшими и шитыми перешитыми скатертями. На каждом из них были установлены пламень-сферы, излучающие тусклый свет. За ними сидели мужчины: местные чернокожие и черноокие жители, фермеры и работяги. Не меньше было и моряков: более светлых, будто обмазанных шоколадом, северян и чёрных, как первородная ночь, южан. Были тут и торговцы из других Уровней. В основном сильвийцы, что очень сильно контрастировали на фоне местных — смуглые и златоглазые блондины. В независимости от цвета кожи и происхождения, всех мужчин объединяло общее желание уйти от насущных проблем. Утопить себя в алкоголе, одурманить табаком или наркотиками или же очаровать себя запахом недоступных полуобнажённых женщин, что шныряли между столиков в лёгких юбочках, чулках и топиках. Отвращение на лицах девушек скрывал густой смог и тусклый блеск их шелковых одежд.

Человек в балахоне посмотрел направо. На небольшой сцене, под аккомпанемент трубы, гитары и барабанов, пела красивая девушка, одетая в безвкусное, по мнению незнакомца, красное платье с глубоким вырезом и открытою спиною. Платье плотно прилегало к телу красавицы, обрисовываю стройную фигуру, красивую грудь и широкие бедра. Пела она густым басом, обняв старомодную стойку с микрофоном точёными руками, обрамлёнными длинными перчатками до локтей. Но, по мнению человека в балахоне, пела она плохо и даже пошло. А то, как это возбуждало сидевших рядом мужчин, его сильно раздражало.

Только он решил посмотреть в противоположную сторону, как его внимание привлекла одна странность. Незнакомец моргнул и образ девушки будто стал другим. Он вновь повернулся к сцене, и его сознание пыталось сообщить ему, что ничего не изменилось — всё та же длинноволосая и темнокожая красавица. Но подсознание выдавала тревогу: с мгновение назад эта была белокожая блондинка с пухлыми чувственными губами. Человек в балахоне закрыл глаза, открыл их и вновь увидел перед собой ту самую чернокожую певицу. Он неуверенно мотнул головой и с трудом повернулся в противоположную сторону, где под ветхой лестницей, ведущую на второй этаж, находился бар.

Бар был крохотный. На хлипких полках стояло лишь несколько бутылок с тёмным, подозрительным содержимым и ржавый бочонок пива без отличительных признаков. За пыльной стойкой, возле потрескавшихся стаканов, стоял толстый и очень крупный, почти такой же высокий как и охранник на входе, мужчина: чернокожий, потный и совершенно лысый. Он, облокачиваясь об стойку, угрюмо наблюдал за выступлением певицы, всё время постукивая в такт музыки толстым указательным пальцем с печаткой. Оттого он и не сразу обратил внимание на подошедшего гостя. Кроме спящего пьяньчуги в очень грязных одеждах и самого хозяина, бар был необитаем.