— Рома, сядь и не мельтиши, — прикрикнула на него мама. — Сам говоришь, что это всё в прошлом, так чего нервничаешь!

Роман Владимирович посмотрел на неё виновато и послушно уселся в кресло.

— Да, Федя, я не так непорочна, как ты думаешь, — вернулась она к своему рассказу. — Вокруг твоего отца всегда была уйма женщин, готовых увести его из семьи и родить ребёнка. И с чем бы осталась я? Сергей обрадовался, когда я… Ну, сам понимаешь, — засмущалась мама, — не маленький. Только потребовал, чтобы я предохранялась. Я не стала спорить, но и выполнять его требование не собиралась. И спустя время наступила долгожданная беременность. Естественно, я ничего не говорила твоему отцу, потому что он не позволил бы мне рожать. Да я и сама знала о всех рисках, но они меня не пугали. У меня была цель стать матерью, и я шла к ней. Приходилось, конечно, как-то скрывать своё состояние, чтобы Сергей не заметил ничего раньше времени, и могу сказать с гордостью, что у меня это получалось. А потом…

— Маша, не надо, — перебил её Роман Владимирович, но мама в ответ только отрицательно покачала головой.

— Однажды к нам заявилась девица, работавшая в Центре у твоего отца, и заявила, что они любят друг друга и что Сергей уже давно ушёл бы от меня, да жалость его держит. Требовала, чтобы я его отпустила и не ломала ему жизнь. Естественно, я выгнала её, а вечером прямо спросила Сергея, почему его подчинённые, и не только, считают возможным вмешиваться в нашу семью. Про жалость ко мне тоже упомянула. Мы страшно разругались, и он собрал вещи и ушёл. После этого мы поговорили всего один раз, я позвонила ему сообщить, что подаю на развод и что освобожу квартиру, как только найду подходящее жильё. Он опять наорал на меня, что развода мне не даст, а если я съеду — за волосы притащит обратно и заколотит двери. Звучало, конечно, грубо, но я обрадовалась, решать ещё и эти проблемы сил не было, все они уходили на то, чтобы не выдать своего состояния. Со знакомыми и друзьями общение свела почти на нет, чтобы избежать вопросов. А живот рос. Приходилось ухищряться, чтобы и его видно не было, благо с этой задачей хорошо справлялись свободные платья и пиджаки. К врачу я не обращалась, пошла только на тридцатой неделе, когда пора было идти в декрет…

— Представляешь! — перебил её возмущённый Роман Владимирович, обращаясь к Фёдору. — Ходила по краю пропасти, а мне только «у меня всё отлично»! И встречаться отказывалась, знала, что от меня скрыть ничего не удастся, хорошо, хоть на звонки отвечала, — закончил он обижено.

— Прекрати, Рома. Всё же хорошо закончилось, — ответила мама, ласково улыбнувшись. Роман Владимирович фыркнул, как рассерженный ёж. — Узнай ты о моей беременности, настоял бы на своём присутствии рядом, а мне совсем другой человек тогда был нужен. Ты же всё понимаешь и тогда понимал…

Фёдор с тревогой посмотрел на отчима. Сам бы он после таких слов вспылил, а Роман Владимирович лишь грустно смотрел в окно.

— Беременность протекала тяжело, — продолжала между тем мама. — Однажды ночью, когда я в очередной раз мучилась от бессонницы, мне в голову пришла мысль: а вдруг я умру, что тогда будет с тобой, с моим ребёнком? Отправят тебя в дом малютки или отдадут отцу? А ведь он знать не знает о тебе! Еле утра дождалась и пошла к нему. Просто чтобы в известность поставить, а там уж пусть сам решает. Живот уже прятать не стала, чтобы доказательства были налицо, так сказать, и заявилась в Центр. В отделение меня не впустили, а я из гордости не стала говорить, что я жена Рябины… И вот стою под дверями, как бедная родственница, рыдаю, себя жалею… На моё счастье, мимо проходил врач из этого же отделения. Увидел меня, под руки подхватил и повёл куда-то. Как потом оказалось, прямиком туда, куда я так стремилась. Отец твой, Феденька, как меня увидел, так едва сознание не потерял. Мне даже и говорить ему ничего не надо было — сам обо всём догадался, — засмеялась мама. — Ну, вот, в общем-то, и всё. Потом родился ты, и мы с твоим отцом были на седьмом небе от счастья.

Мама продолжала посмеиваться, а вот Фёдору было совсем не до смеха. Что-то всё равно не давало покоя. И тут его осенило: ссора отца с домработницей!

— Получается, что та домработница была одной из любовниц отца?

— Нет, — ответил Роман Владимирович. — Это была мать умершей пациентки. Не знаю, из-за чего разгорелся скандал, но суть была в том, что она обвинила Сергея в смерти дочери и внука. Он многих вытащил с того света, но, к сожалению, не всех, и помнил каждого, кому не смог помочь, по тысяче раз прокручивал в голове, где он мог ошибиться или что-то сделать не так. Поэтому и отреагировал так.

— Если бы мы знали, кто это, никогда бы не воспользовались её услугами, — продолжила рассказ мама. — Но сделанного уже не исправить, Бог ей судья…

— Ты был прав, — обратился Фёдор к Роману Владимировичу, — не стоило ворошить всё это.

— Стоило! — не согласилась с ним мама. И уже им обоим сказала: — А знаете, мне даже легче стало.

Роман Владимирович пересел с кресла на диван, и у Фёдора появилась возможность обнять обоих родителей. Вот они, самые родные и любимые люди: мама и отчим, который стал ему самым настоящим отцом.

— Так не хочу, чтобы вы уезжали, — признался Фёдор в порыве чувств.

— А мы и не уезжаем, — лукаво улыбнулась мама. — Как раз сегодня квартиру себе присматривали. Москву мы, конечно, бросать не собираемся, и квартира нам нужна, как страховка на старость. Но на пенсию нам тоже пока рано, поэтому вы с Дашей, пока ты будешь искать жильё, можете спокойно жить в ней.

Фёдор понял, что мама в очередной раз обвела его вокруг пальца, без скандалов и споров добившись своего. Он засмеялся, признавая своё поражение.

— Жизнь прекрасна! — смеясь подмигнул ему Роман Владимирович, и Фёдор был полностью с ним согласен.

Часть 35

Праздничные выходные остались позади. Пролетели, будто не было. Алиска снова пошла в школу, а Лара на работу. Начинался трудный период в жизни: сначала развод, потом предзащита. Ещё и бывшая свекровь нервы потрепала. Лара сдуру рассказала ей о своих планах, ведь после получения степени доктора медицинских наук она собиралась устроиться в университет на кафедру, совмещая преподавательскую деятельность с работой в Центре. Мария Андреевна попросила дать ей почитать готовую диссертацию, Лара дала. А дальше профессор Рябина не оставила от её работы камня на камне. И это была вовсе не голословная критика. Все претензии и пометки оказались по делу. Лара это понимала и даже согласилась, что в таком виде ВАК диссертацию не утвердит, но времени переписывать и переделывать уже не было. Оставалось радоваться лишь тому, что Мария Андреевна не психолог и в нужный диссертационный совет не входит.

На душе скреблись кошки. Лара привыкла к тому, что у неё в жизни всё идеально, что она всегда и во всём самая лучшая, а тут такой облом. Нет, дурой как раз-таки Ларису назвать было трудно, она знала где блистать, потому и в Москву не поехала, переманив Федьку в свой небольшой город. Его репутация лучшего акушера-гинеколога тоже играла ей на руку. Но с разводом всё менялось. Да и Игорь вёл себя как-то неопределённо: Лара жила с ним, у Алисы в его доме была собственная комната, но предложения руки и сердца он не делал и делать, похоже, не собирался. Хотя и свободной женщиной она ещё не была. Может, после развода всё изменится? Лариса на это очень надеялась.

Профессор Шор, её научный руководитель и бывший любовник, тоже был хорош! Лара не верила, что он пропустил или не обратил внимания на те промахи, что указала свекровь, следовательно, сделал это намеренно. Может быть, считал Ларису конкуренткой или не хотел видеть в ней равную себе? И всё же молодость и красота играли на стороне Ларисы, потому и бесился Шор. И видимо, бывшего любовника колбасило ещё и от того, что она больше не с ним. Аэлита, конечно, была моложе Ларисы, но в течение нескольких месяцев беременности набрала лишние килограммы, расплылась и походила на крейсер, раздражая престарелого будущего отца. О том, что у начальства нелады с любовницей, говорили все, вот только Ларе уже было глубоко всё равно. Хотя, если быть честной, она испытывала удовлетворение от того, что у профессора всё пошло наперекосяк. Она же от их разрыва только выиграла.