Дмитрий знает мое прошлое.

— Я ни разу не принуждал Изабеллу. И давай не будем забывать, что влечение было до того, как она потеряла память, – я выдавливаю слова из себя. – Я солгал об одной вещи. Не говори так, будто я, блять, держал ее здесь против ее воли, привязал к своей кровати и, блять, изнасиловал ее.

Мое тело начинает неконтролируемо дрожать от того, что мой темперамент вырвался на свободу, и мое дыхание учащается.

Дмитрий делает шаг назад, в его глазах мелькает осознание.

— Я никогда этого не говорил. Успокойся. – Озабоченность быстро проступает на его лице. – Это не то, что я имел в виду.

Не в состоянии здраво мыслить, я ухожу, прежде чем сделаю что-то, о чем потом пожалею, и вслепую выхожу из дома.

— Алексей! – кричит Дмитрий у меня за спиной.

Забравшись в один из внедорожников, я завожу двигатель, а затем выжимаю газ, выруливая с подъездной дорожки.

Я гоню внедорожник так быстро, как только могу, в то время как все во мне дрожит, как будто меня сотрясает гребаное землетрясение.

Это то, что чувствует Изабелла?

Так вот как она это видит?

Я – нет.

Я бы не стал.

Только когда я останавливаю внедорожник, я понимаю, где нахожусь. Я распахиваю дверь и поднимаюсь по тропинке, пока не добираюсь до вершины утеса, а затем опускаюсь на колени.

‘Закрой глаза’, – слышу я шепот моей матери.

Поднося руку к груди, я прижимаю ткань к сердцу, когда невыносимая боль пронзает меня насквозь.

Наша мать была секс-рабыней, и когда она родила Карсона и меня, мой отец застрелил ее, как будто она была не более чем больной собакой, которую нужно было избавить от страданий. И все потому, что она пыталась сбежать. Мой отец воспринял это как предательство.

Это была первая смерть, свидетелем которой я стал, и я был последним, кого она видела.

В семь лет я был достаточно взрослым, чтобы понять, что произошло. К счастью, Карсон был слишком мал, чтобы что-либо помнить о ней. Я защищал его от этого всю его жизнь.

И когда мне исполнился двадцать один год, я убил своего отца.

Это мои самые темные секреты, которые знает только Дмитрий. Скелеты в моем шкафу, требующие, чтобы я жил по строгому кодексу чести.

Мы не принуждаем женщин.

Вот почему я, блять, ненавижу Соню больше всего на свете. Вот почему я готов умереть, лишь бы забрать ее с собой.

Мое тело содрогается, когда я наклоняюсь, мои пальцы хватаются за траву подо мной.

Если Изабелла чувствует, что я надругался над ней, тогда я ни за что ее не верну.

Эта мысль безжалостно разрывает мое сердце, и когда она разрывает его на куски, она проникает в мою душу.

Потому что именно так глубоко я люблю ее.

Я начинаю качать головой, отказываясь принимать возможность того, что она не сможет простить меня, что я ничем не отличаюсь от своего отца.

Господи, нет.

Я начинаю хватать ртом воздух, когда сильнейшая боль охватывает мою грудь.

Блять.

Я делаю сдавленный вдох и ударяю кулаком по земле, а затем падает первая слеза, и мне кажется, что она покрыта кровью моей матери, оставляя след предательства на моей щеке.

Мне жаль.

Мне так чертовски жаль.

Услышав шаги позади себя, я вскакиваю и оборачиваюсь, но только для того, чтобы увидеть идущего ко мне Дмитрия.

Когда он останавливается передо мной, то берет меня за плечо и заключает в объятия.

— Мне жаль. Это не то, что я имел в виду. Даже не думай об этом.

Я с болью втягиваю в себя воздух.

— Что, если это то, что она чувствует? Тогда я ничем не лучше его.

Дмитрий сильно качает головой, крепче обнимая меня.

— Ты не навязывался Изабелле. Просто найди минутку и успокойся. Ты не можешь ясно мыслить, когда теряешь самообладание.

Такое случается не часто, но когда это случается, трудно успокоиться.

Закрыв глаза, я слушаю своего друга. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы делать глубокие вдохи.

— Ты хороший человек, – бормочет Дмитрий.

Я киваю, делая еще один глубокий вдох.

— Ты совсем не похож на своего отца.

Подняв руки, я хватаюсь за Дмитрия, призраки прошлого отказываются отпускать меня.

— Ты совсем не похож на своего отца, – повторяет Дмитрий.

Я качаю головой, просто пытаясь выровнять дыхание.

Дмитрий отстраняется и кладет руки мне на шею по бокам, его глаза встречаются с моими.

— Послушай меня, Алексей. Ты не принуждал Изабеллу. Да, ты солгал, но ты не заставлял ее делать то, чего она не хотела.

Я просто смотрю на единственного человека, который по-настоящему знает меня.

Затем он продолжает:

— Ты хороший человек. Я бы не стал рисковать своей жизнью ради тебя, если бы это было не так. – Я отвожу глаза от Дмитрия, но потом он говорит. – У тебя есть моя преданность и любовь, потому что ты совсем не похож на своего отца. В тот день, когда ты убил его, я поклялся быть твоим хранителем, потому что знал, что на свете нет человека, более заслуживающего моей защиты, чем ты.

Я киваю, с трудом подавляя бурлящие во мне эмоции. Отворачиваясь от Дмитрия, я устремляю свой взгляд на океан.

Он садится рядом со мной, и затем между нами воцаряется тишина, поскольку он дает мне время отодвинуть прошлое обратно в тень.

Я не принуждал Изабеллу.

Медленно моргая, я цепляюсь за эту мысль, чтобы сохранить рассудок.

_______________________________

ИЗАБЕЛЛА

Я вытаскиваю свое тело из постели и готовлюсь к новому дню.

Силу, которая раньше текла по моим венам, кажется, будто высосали из моего тела. Гнев уступил место острой сердечной боли, и, как бы мне ни было неприятно это признавать, я скучаю по Алексею.

Я скучаю по его игривой улыбке.

Я скучаю по тому, как он смотрел на меня… как будто он действительно любил меня.

Я скучаю по ощущению его сильных рук, обнимающих меня.

Я даже чертовски скучаю по его походке.

Фу.

Качая головой, я пытаюсь выбросить Алексея из головы и, надев ботинки, выхожу из спальни.

Я нахожу Ану на кухне, где она готовит чашку кофе.

— Хочешь немного?

Я киваю и сажусь за стол.

— Тебе не обязательно идти сегодня, – говорит она. Ана ясно дала понять, что она не в восторге от того, что мы возвращаемся в Колумбию за моим мотоциклом и оружием.

Я провела прошлую неделю, наблюдая за территорией вокруг конспиративной квартиры и другой собственности, чтобы убедиться, что там чисто. Но это не так. Люди моей матери следят за всем, что говорит о том, что она поняла, что я задумала.

— Я должна. Я не могу оставить их там.

Она ставит передо мной чашку кофе и садится напротив. Ее взгляд скользит по моему лицу, затем она похлопывает себя по сердцу и спрашивает:

— Как ты себя чувствуешь?

— Так себе. – Я качаю головой. – Трудно поверить, что все это было притворством.

— Может быть, это было и не так, – замечает Ана.

Я горько усмехаюсь.

— Алексей Козлов ничего не делает, если не собирается извлечь из этого выгоду. Самое важное для него – это власть. – Я делаю глоток напитка, затем добавляю. – И верность. – Я вздыхаю.

Ана бросает на меня утешительный взгляд.

Качая головой, я продолжаю:

— Я все еще пытаюсь сложить все кусочки воедино, и есть одна вещь, которую я не могу понять. Зачем инсценировать наши отношения? Что он может от этого выиграть?

Ана пожимает плечами.

— Не похоже, что он сможет добраться до твоей матери через тебя.

— Вот именно. Это-то и сбивает с толку. – Мы садимся и на мгновение задумываемся. – Алексей хочет смерти моей матери. Подумать только, он солгал об отношениях только для того, чтобы заключить со мной союз… это действительно слишком экстремально, даже для него.

Ана ставит свою кружку на стол.

— Ты сказала, что переспала с ним. Может быть, для него это была любовь с первого взгляда.

Я громко смеюсь.