Следователь размял кисти, радостно посмотрел на меня и начал:

— Фамилия, имя, отчество, место рождения, дата рождения.

Тётка принялась сбивчиво переводить, сопровождая свои слова жестами, хотя я что-то не понимаю, как жесты помогут компенсировать пробелы в языке?

В гробовой тишине, китаец невозмутимо спросил что-то, она ответила, он переспросил то же самое, потом третий раз. Тётка растерянно похлопала глазами:

— Что ж Вы не сказали, что у Вас неправильный китаец⁉ Он говорит на Чэн-Ю… кажется. А я изучала Чэн-Дэ и чуть-чуть Пекинского диалекта. Почему Вы сразу не сказали, что он не из Пекина?

— Что Вы такое несёте, дамочка? — Хлопнул по столу внезапно потерявший задор следователь. — Какие-то свои непонятные хуа-психуа? Я не понимаю!

Мой помощник тихонько ржал в ладошку.

— Она имеет ввиду, коллега, — я постарался сделать серьёзное лицо. — Что это мы с Вами говорим: Китай, китаец. А в действительности такой национальности нет. И языка нет.

— Чегооо? — протянул следователь.

— Того… В Китае живет в десять раз больше людей, чем в Российской империи. И они представители трёх десятков народов, каждый из которых говорит на своём языке. Представь, что ты допрашиваешь башкира, но вопросы задаёшь на калмыцком, а переводчик у тебя чистокровный якут и он вас всех не понимает.

— Да как же я могу их различать, если они все на одно лицо!

— Представь себе, мы для них тоже на одно лицо.

— Да ну, не может быть! А как тогда эти разные… понимают друг друга когда общаются?

— Каждый народ живёт в своей, весьма обширной земле и говорит на своём, они не перемещаются туда-сюда.

— А вот эти конкретные очень даже перемещаются. Мне на погибель. Дела мои грешные. Вот что мне теперь делать, адвокат?

— Как всегда, задавай вопросы, пиши ответ «твоя моя не понимать», и так всё по списку, в конце протокола он поставит свои иероглифы, а я рядом пишу — допрос произведён в присутствии адвоката, права не нарушались, ответы зафиксированы верно, дата, подпись.

— Да это ж хрень собачья!

— Какая тебе не всё равно? Дело-то прокурорское, тебе надо тупо отработать приказ.

— Тоже верно. А они каждый раз так будут отвечать… я имею ввиду, а если я к следующему допросу силами студентов-практикантов черновик протокола подготовлю, чтобы время не терять? Такие же будут ответы?

— Такие же. Готовь, я всё проверю, и он подпишется.

— А как они тебя понимают? И ты их?

— Никак. Как ни странно, закон не требует от адвоката и клиента понимать друг друга. Сколько ты говоришь будет ещё допросов?

— Четырнадцать. Три сегодня, потом завтра и так далее.

— Предок помоги!

— Сами не рады, твоё благородие. Ладно. Начнём с начала. Фамилия, имя? — он передвинул к себе пустой бланк протокола и взялся за ручку.

— Не понимать, — дружелюбно завёл свою шарманку пожилой китайский торговец, который по дороге сюда рассказывал мне скабрезные анекдоты на русском.

Вечером устало опустился во всё тот же стул. Несмотря на его жёсткость, сам факт того, что я могу, наконец, отдохнуть, делал эту деревяху очень комфортной.

Так, поведём итоги. За эту неделю я «поднял» уже тысячу сто рублей, чем немало обязан прокурору города, который поднял лютую волну юридических процессов.

Китайцам, хотя они этого и не понимали, везло. Обыски в домах высшего руководства фискальной службы дали результат, следствие вышло на взятки, контрабанду, и, что самое для них страшное, внутреннюю бухгалтерию между высшими чинами. Кто-то из них уже начал сдавать остальных, рассчитывая на снисхождение, сам Хомяков прямо из домашнего ареста (одни говорили, что у него был телефон, другие утверждали, что прокуратура его обрезала) сумел поднять какие-то связи, чтобы надавить если не на прокурора города, то на его непосредственного босса — старенького прокурора республики или Кротовского, чтобы замять дело.

Несколько более пугливых, чем мои клиенты, купцов тоже «поплыли» и сознались, что давали взятки со словами «ну все давали, и мы давали». В налоговом ведомстве и полиции тоже был ряд несущественных отставок, и все понимали, что всё это связано.

При таких вводных история, которая дала всему толчок — с китайской контрабандой, постепенно отходила на второй план. Полицейские хаотично допрашивали видных купцов диаспоры, но ничего путного «не нарыли». На следующей неделе назначено ещё с полдюжины допросов и один обыск, о чем мне честно сказали следователи полиции.

Однако, все понимали, что былой интерес к китайцам падает, полиция всё больше переключается на свою профильную рутину, где-то на рынке кого-то убили, в степи нашли трупы грабителей, вероятно, прихлопнутых своими же подельниками, на вокзале у солидной дамы спёрли сумку с макрами.

Свой нож, как это ни странно, я носил с собой, потому что во время моего отсутствия его могли банально спереть, а местное законодательство по неизвестной мне причине не имело прямых запретов на владение и ношение оружия. Ну то есть, «стрелять» в городе без особого повода нельзя, патроны должны быть купленными у мастеров или в магазине, а не самопальные, если ты кого-то зарезал, то это само по себе преступление. Но запрет на ношение ножей адвокатом во время следственных действий, как ни странно, отсутствовал.

Активировал клинок и провалился в Изнанку.

Сегодня тут дул ветер, вокруг всё та же горная круча, камни, кустики. Осмотрелся, монстров нет, хотя трупы двоих прибитых Никиткой — пропали.

Так как охота не доступна мне, да и ружья я пока что не купил, принялся тренироваться в создании иллюзий. Прогресс за неделю был заметен. Теперь моя иллюзия могла держаться больше пяти минут, не исчезала после того, как кинешь сквозь неё камень, и шевелилась.

Труднее было заставить её шевелиться так, как это нужно мне. Пока это напоминало случайное подёргивание рукой или ногой, собака даже раскрывала пасть и облизывалась. Кстати, делала она это совершенно беззвучно.

Тренировался пока не устал. Заметил, среди прочего, что само пребывание на Изнанке стало мне даваться легче.

Всё. Пора и баиньки.

Из-за усталости я чуть не проморгал местного монстра, похожего на покрытую пластинчатой бронёй крысу, только размером с овчарку, которая попыталась кинуться на меня из укрытия, однако была сбита с толку иллюзией пса. Иллюзия «отводит глаза» от меня, я становлюсь для противника не то, чтобы невидимым, скорее он меня не замечает.

В одну из прошлых своих тренировок я нашёл дубинку Никиты, но никогда не забирал с Изнанки как приметную вещицу. Сейчас я сделал пару шагов, подобрал, взвесил, и, стараясь не шуметь, подло подобрался к «крысе», которая замерла для прыжка на иллюзорного сеттера.

Глухой удар. Ого, мои рефлексы от постоянного пребывания на Изнанке обострились. Ручаюсь, я не был таким быстрым и решительным до того, как попал в этот мир, даже в «лучшие свои годы». Крыса была готова, а теперь встала дилемма, чем её вскрывать. Вообще нож, как следует из истории его попадания сюда, не любит чтобы его использовали именно как нож, а другого острого предмета у меня нет. Не раскапывать же могилу Никитоса ради его раскладного ножа?

Эту дилемму решил сам клинок, когда отозвался парой эмоций и у меня в голове пронеслось « ладно, только быстро, я смогу заодно поглотить часть силы гаснущей души»…

— Добрейший денёчек, любезные Платон Максимович и Зураб Леванович! — я стоял в пустой, ближе к кухне, части обеденного зала ресторана «Золотой Фазан», заведения мадам Кукушкиной. Имена-отчества были записаны в блокноте заранее, потому что хрен тут упомнишь всех, тем более с такими-то, блин, именами.

Оба помощника заказчицы смотрели на меня с лёгким недоумением и неким ожиданием. Ну, то есть Полина Этьеновна сказала об их почётной миссии про дачу показаний о смерти Стрижова, но зачем я их здесь и сейчас собрал, им было решительно не понятно.