Поначалу Раймонду казалось, что это глупая ошибка и она вскоре решится. Но его доводы о невозможности прорыва натыкались на глухую стену, а аргументы о необходимости отступления – на неприкрытый протест. На каждом военном совете штаб, а особенно его начальник Шарт требовали немедленной атаки. Офицеры писали военному губернатору, в министерство и самому императору с откровенными предложениями сменить командующего. Узнавая об этом, Раймонд бледнел, сжимал зубы, а потом ещё более невозмутимым голосом отдавал приказы, за которые его ненавидели или презирали.
Во всем этом горела путеводной звездой надежда. Соединиться с резервной армией из союзной Тефы под началом его старого знакомого Меклера, разбить корлентов и лично объяснить императору все причины, приведшие кампанию в болото. А пока того не свершилось, оставалось одно: терпеть. И все же, когда в ответ на обычное приветствие командующего, объезжающего полки, солдаты отвечали гробовым молчанием, что-то внутри него надломилось мучительно и безвозвратно.
Пока Шестой корпус, объединенный с тефалийцами Меклера в Южную армию, укреплялся на позиции под самой Каной, командующего срочно вызвал император. Этот разговор, вопреки ожиданиям, оказался хуже всего предыдущего. Дориан не стал слушать его доводов и заявил, что если битва будет проиграна, то командующий пойдет под суд. Тогда генерал Эрраго и понял: это конец. Ему дозволялось искупить вину победой у Дерсы, но не оправдаться. И уж тем более не перестать быть трусом, погубившим своего главнокомандующего. Раймонд собрал последние силы, чтоб порекомендовать императору вывезти из столицы все ценности и людей на случай, если поле боя все же уступят корлентам, и покинул путевой роденкридский дворец.
Время было позднее. Небо застилали облака, и в зыбком свете уличных фонарей Раймонд споткнулся на лестнице, неловко приземлившись об колено, но даже не почувствовал удара. Молодой адъютант Доув подал ему руку, помогая подняться. От ворот к ним спешила высокая фигура в синем платье.
– Генерал, я еду вместе с вами, – отчеканила эрцгерцогиня Лорелай. Личный телохранитель императора и опытный маг, она участвовала в нескольких битвах вместе с армией, поэтому новость была хорошая… Если б только она что-то значила. – Поверьте, Его Величество слишком расстроен, чтобы судить здраво. После победы будет совсем другой разговор.
– Благодарю, Ваше Сиятельство, – медленно ответил Раймонд. – Однако я не уверен в победе и ещё меньше уверен в другом разговоре. Не сомневаюсь в благородстве Его Величества, просто самым лучшим для меня будет не пережить этого сражения.
– Я считаю это несправедливым, – заявила Лорелай.
Он молча отвязал коня и взобрался в седло, сопровождаемый внимательным взглядом Доува. Ничего, второй раз адъютанту не придется ловить своего командующего.
– Бой будет жестоким, – наконец произнес Раймонд. – Я попросил бы вас поберечь себя. Вам, в отличие от меня, есть что терять.
Дорога вела мимо роденкридского храма, виднеющегося причудливым темным силуэтом, а сбоку от него располагалось длинное пространство плаца. Помнится, именно здесь полковник Эрраго впервые увидел императора Дориана. Это случилось на параде в честь завершения Аскондской кампании, той самой, в которой поднялась звезда генерала Интоли. Тогда Раймонд им восхищался, и все они были счастливы, а совсем юный император, затянутый в кавалерийский мундир, казался символом прекрасного будущего, ожидающего Гафельд. Он лично вручал орденские звезды наиболее отличившимся офицерам. Эрраго повезло попасть в их число.
Мог ли он тогда подумать, что спустя годы именно здесь все окончательно рухнет? «Я считаю это несправедливым», – сказала Лорелай Камт, и Раймонд, разумеется, был с ней согласен. Вот только никто не желал его слышать.
– Поторопимся? – предложил едва различимый во мраке Доув. – Вам ещё надо отдохнуть перед сражением.
– Это ничего не изменит, – отозвался Раймонд, придерживая коня возле массивной статуи, изображающей луну как богиню войны.
Доуву определенно нужен был командующий-сибарит, заранее заказывающий себе мягкую постель и горячий обед. О таком куда удобнее заботиться, чем о генерале Эрраго, который ел непонятно что, если вообще ел, спал непонятно сколько, если вообще спал. А вдобавок ожидал того же от своих адъютантов. Тем не менее, Доув с достойным безнадежной обороны упорством продолжал обихаживать своего командующего, насколько это было осуществимо. Возможно, благодаря ему штаб Эрраго ещё не умер с голода.
Вот только какой с этого прок, если Ленке, проводивший дни и ночи в седле или за бумагами, чтобы выполнить в точности поручения своего генерала, был смертельно ранен у Гереспора?
– Интересно, – вполголоса произнес Раймонд, вглядываясь в чернеющую на фоне неба статую, – видит она отсюда хоть что-нибудь?
– Она видит все, – с уверенностью заявила Лорелай. – И завтра она направит наши силы, иначе и быть не может. Правда на нашей стороне.
Он вдруг понял, что не хочет думать о завтрашнем дне. О безумной скачке между разными участками позиции, о вездесущем пороховом дыме и стальном напряжении, которое стягивает всю армию в один чудовищный организм, а затем с грохотом лопается, оставляя груды тел и расстроенные полки.
Перед глазами замелькали одна за другой картины этого кошмарного отступления. Звонкий голос императора Дориана произнес: «Если вы проиграете, вас отправят под суд», – и Раймонд ощутил, как задыхается от внезапно острого чувства обиды. Он давил ее день за днем, да так, что, казалось, сам окаменел. Однако Его Величество превратил этот камень в потоки кипящей лавы. Рука Раймонда метнулась к шее, рванула пуговицы генеральского мундира. Пальцы сжались на орденской звезде и узкой каменной подвеске, подаренной матерью.
– Если есть где-то правда, то, может, пора ей выйти наружу? – воскликнул он, впиваясь взглядом в безмолвную статую. – Клянусь, я никогда не искал для себя заслуг и почестей, но разве виноват я в том, что не только мое достоинство, но и достоинство всей армии моей оказалось втоптано в грязь?
А последние слова Раймонд не захотел говорить вслух. Он прошептал их одними губами:
– Великая луна, я прошу у тебя лишь одного: справедливости.
И в тот самый момент каким-то жаром полыхнуло возле груди, и в холодном воздухе загудел, отражаясь эхом, тихий голос:
– Просящему да дано будет.
Перед Раймондом стояла безликая фигура, источающая неяркий белый свет. Она шагнула ближе и положила руку ему на плечо.
– Лунный грот слышит просьбы о защите. Через него сама великая луна противостоит силам зла и лжи. Если ты честен перед собой и небесами, ты получишь то, чего хочешь.
Фигура приблизилась ещё больше, проходя сквозь его тело, и Раймонд почувствовал нестерпимый жар, оттененный таким же нестерпимым холодом.
Что происходило дальше – он помнил смутно, погрузившись в странное ощущение тяжести и дурноты. Перед глазами мелькали взволнованные лица Лорелай и Доува, ночное небо, в ушах отдавался стук копыт. Раймонд пришел в себя только возле перекошенной избы, приспособленной под штаб. Улучив момент, он все же поинтересовался у Доува, что тот видел на плацу Роденкриде. Но получил в ответ только удивленный взгляд и удвоенную заботу. Кажется, рачительный адъютант окончательно уверился, что у его командира лихорадка с бредом, и готов был созвать к нему всех лекарей из амбуланса.
Штаб, несмотря на позднее время, гудел, как потревоженный улей. Прибыло сразу два курьера от генералов, которые после разгрома армии Интоли по отдельности пробивались к своим. Поредевший корпус Сейнерира обнаружил совсем рядом вражеский авангард, так что планировал отступать и просил у Эрраго подкрепления. А генерал Шенстокен, который совершил удивительно быстрый обходной марш из окружения, оказался совсем близко к Сейнериру.
Отмахнувшись от Доува, Раймонд потребовал карту. Наметил на ней положение обоих корпусов, а также корлентский авангард. Было видно, что он переправился через реку в месте, удобном для атаки, но крайне непригодном для обороны.
