Интересна судьба Николая Федоровича Миллера, выпускника Петербургского университета, служившего вначале актуариусом в МИД, а затем чиновником особых поручений при Архангельском военном губернаторе. В 1844 г. Миллер был зачислен в III Отделение, а в 1846 г. принял православие и отправился с паломниками в Коневецкий монастырь на Ладоге. Здесь «захватила его фантазия» остаться в монастыре послушником и со временем удалиться в Киево-Печерский монастырь. Миллер послал в III Отделение письмо с просьбой об отставке и небольшом вспомошествовании на проезд до Киева, а также вежливо намекнул о ходатайстве за него на устройство на казенный счет в духовную академию «слушать курс теологии, чтобы со временем сделаться полезным членом духовенства». Письмо не могло не удивить начальство III Отделения, в петербургское епархиальное ведомство был послан запрос – что случилось с полицейским чиновником? Однако ответ настоятеля Коневецкого монастыря обрисовал еще более странные обстоятельства. Оказалось, что Миллер действительно некоторое время находился в монастыре вместе с другими паломниками, посещал службы, экскурсии и выбыл из монастыря с паломнической группой, никоим образом никому не говоря о своем желании стать послушником. Неизвестно где два года странствовал неудавшийся «монах», только в 1848 г. в III Отделение был прислан запрос от настоятеля Троице-Сергиевой Лавры отца Андроника – не встречает ли ведомство каких-либо препятствий для определения Миллера в послушники Лавры. III Отделение ответило, что Миллер всегда усердно и хорошо служил, правда, умолчало о странном исчезновении его из Коневецкого монастыря. Следующая весточка от Миллера пришла менее чем через год. Прислав на имя Л.В. Дубельта письмо и именной образ Св. Леонтия, Миллер просил всесильного жандармского генерала об определении его вновь на службу. Дубельт посоветовал обратиться к церковному начальству и послал незадачливому монаху 10 рублей за образ[174]. К сожалению, дальнейшая судьба Миллера нам не известна.

В 1874 г. «по собственному прошению по состоянию здоровья» спешно уволили начальника секретной экспедиции III Отделения Константина Федоровича Филиппеуса. Зачисленный в Отделение в 1869 г. по приглашению П.А. Шувалова, он в течении пяти лет имел в своем распоряжении не только весь штат секретных агентов, но и все секретные агентурные суммы III Отделения. Вскоре оказалось, что основную часть этих сумм Филиппеус тратил на веселое светское времяпрепровождение и женщин. Не желая выносить сор из избы, начальника секретной агентуры решили уволить тихо с положенной пенсией. Но так как Филиппеус имел «значительное знакомство с лицами предосудительными и по прежней своей службе знал многие подробности по важным государственно-политическим делам», установили за ним негласное секретное наблюдение[175].

Еще раз отметим, что подобные случаи хотя и встречались в практике III Отделения, но были крайне редки. Как справедливо отмечал все тот же Филиппеус, «…личный состав Отделения сложился своеобразно, в среде его выработались особые взгляды и предания, Отделение стало чем-то в роде монастыря и что вступая в него нужно было отрешиться от внешнего мира»[176]. И немцы играли в этом сообществе немаловажную роль. Их уровень образования, знания, аккуратность и щепетильность являлись теми качествами, которыми должны были обладать люди, работавшие в ведомстве политической полиции империи. Общее жизненное кредо чиновников-немцев как нельзя лучше выразил в своем прошении один из служащих III Отделения: «… и хотя я евангелическо-лютеранского вероисповедания и ношу нерусскую фамилию, я всей душой и телом предан русскому законному моему правительству»[177].

Всегда было принято считать, что центральный орган политической полиции николаевской России – III Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии – крепко и надежно хранило свои секреты, ни одна бумага не выходила за пределы учреждения без ведома начальства, а все секретное делопроизводство концентрировалось в тайных сейфах управляющих. На самом деле, все обстояло несколько иначе. Достаточно упомянуть хотя бы историю создания архива этого учреждения, образованного спустя двадцать лет после организации самого ведомства, т. е. в 1847 г., да и то после одного курьезного случая. А именно. Государь Николай Павлович, любивший посещать различные учреждения, после очередной инспекции Государственного архива МИД спросил шефа жандармов А.Ф. Орлова о состоянии архива вверенного ему заведения. Начальник тайной полиции был в замешательстве и вызвал к докладу всезнающего Л.В. Дубельта. Леонтий Васильевич также оказался не в курсе дела и решил сам лично заняться этим вопросом. При проверке выяснилось, что законченные делопроизводством дела в каждом структурном подразделении III Отделения сваливались в беспорядке на пол, многие из них хранились также и в подвале, который во время поднятия уровня воды в реке Фонтанке часто заливался водой, секретное делопроизводство хранилось вместе с «открытыми» делами, и уж ни о каком справочном аппарате не было и речи. Немедленно был составлен всеподданнейший доклад о необходимых работах и средствах для приведения в порядок архивного делопроизводства III Отделения и спустя полгода архив по наружному виду далеко перещеголял архив министерства иностранных дел[178]. Однако потребовался ни один год чтобы привести в порядок соответствующее задачам охранения политической безопасности государства внутреннее устройство архива. Один из чиновников III Отделения вспоминал: «Несмотря на то, что в III Отделении сосредотачивались все отрасли государственного управления и все возможные дела и вопросы от самых мелких и личных до обширных государственных, дела этого Отделения велись страшно халатным образом, без всякой цели и системы, по большей части по вдохновению, по настроению минуты и злоупотреблений было множество»[179]. Об одном из таких злоупотреблений и пойдет речь в настоящем сообщении.

Накануне Рождества 1849 г. в одном почтовом ящике на Невском проспекте обнаружили странный пакет. На конверте вырезанными из газет буквами был наклеен адрес: «Его Императорскому Величеству секрет». Странный конверт тотчас доставили в дом на Фонтанке, 16. Вскрыв его, А.Ф. Орлов и Л.В. Дубельт обомлели. В конверте лежали вырезки из всеподданнейших докладов шефа жандармов с резолюциями Николая I и приложенная к ним записка, составленная из тех же что и на конверте вырезанных букв следующего содержания: «Для подарка к Новому году, Государь Император, вот новость из 3 Отделения, это очень легко получить за деньги».

А.Ф. Орлов тотчас же поехал в Зимний дворец. Император сделал шефу жандармов серьезное внушение за вскрытие конверта на высочайшее имя и назначил секретную следственную комиссию под председательством князя А.Ф. Голицына, состоящего при государе «куратором» III Отделения.

В ходе первоначального следствия выяснилось, что из «особой картонки» исчезли 18 всеподданнейших докладов А.Ф. Орлова за 1847 г., четыре вырезки из которых и посылались императору с анонимным письмом. Управляющий III Отделением Л.В. Дубельт, на котором лежали функции по порядку прохождения бумаг в ведомстве, потребовал строгой ревизии всего делопроизводства. Особое внимание при этом обращалось на место хранения секретной документации и степени ее доступности. Как следовало из материалов ревизии, в каждом из структурных подразделений III Отделения были свои «текущие» архивы, дела которых по истечении положенного срока, сдавались в общий архив, устроенный в 1847 г. Секретные дела велись, в основном, в 1 экспедиции и доступ к ним имел лишь определенный круг лиц. Всеподданнейшие доклады хранились отдельно от общего делопроизводства экспедиции, в специальном шкафу.