Поднадзорные министры[28]

Героями нашего очерка будут высшие чиновники – министр внутренних дел Д.Н. Блудов, министр юстиции Д.В. Дашков и министр финансов Е.Ф. Канкрин. Объединяет их эпоха: на излете просвещенного века Екатерины это дети, при Александре I – подающие надежды молодые люди, выдвинулись они при Николае I и тогда же попали (по должности) в поле зрения недреманного «ока Государева».

Судьбы Блудова и Дашкова особенно близки: службу начали пятнадцатилетними юношами в Московском архиве Коллегии иностранных дел, сдружились и сблизились в литературном кружке «Арзамас». Однажды на заре карьеры, уличенные в том, «что Блудов танцует от нечего делать вальс с Дашковым», они были наказаны директором. Один из служащих архива заметил: «Не худо щадить этих господ: кто знает, они, пожалуй, будут нашими начальниками…»[29]. Слова эти оказались пророческими. Блудов стал министром внутренних дел, Дашков – министром юстиции.

Дмитрий Николаевич Блудов родился 5 апреля 1785 года в старинной дворянской семье во Владимирской губернии. Он получил домашнее образование; когда семейство перебралось в Москву, с мальчиком занимались профессора университета. К пятнадцати годам Дмитрий прекрасно владел французским, немецким, итальянским и английским языками, латынью и древнегреческим. «По знанию языков» в июне 1800 года он и был определен на службу в архив. Любил всей душой изящную словесность, чему способствовали и родственные связи – Блудов приходился племянником самому Гавриле Державину и двоюродным братом драматургу В.А. Озерову. В Москве он коротко сошелся с одним из самых задушевных своих друзей – Василием Жуковским, который свел его с Николаем Карамзиным (Блудову мы обязаны изданием XII тома «Истории государства Российского», которое доверил ему автор).

Арзамасские литературные опыты, начитанность и знание языков пригодились Блудову в 1821 году, когда Александр I поручил ему заняться переводом материалов конгрессов Священного союза. Справился он блестяще, за что и был удостоен высочайшей благодарности. В 1823–1825 годах под его руководством было осуществлено издание главных дипломатических документов об отношениях России с европейскими государствами[30]. По рекомендации Карамзина он был назначен секретарем Следственной комиссии по делу декабристов. Блудов должен был составить «журнальную статью о ходе и замыслах тайных обществ в России», но реализация первоначального замысла вылилась в высочайшее донесение, за которое он был пожалован в статс-секретари, а вскоре, 25 ноября 1826 года, стал товарищем министра народного просвещения и управляющим делами иностранных вероисповеданий. Целый год (с июля 1830 по август 1831 года) Блудов занимал пост министра юстиции, замещая своего друга Дашкова, который находился в служебной командировке.

При дворе Блудов имел репутацию человека просвещенного и вполне надежного верноподданного. Прочитав в отчете Бенкендорфа о том, что, «согласно общественному мнению, министр внутренних дел должен быть человеком образованным, знакомым с ходом дел в других европейских государствах и говорящим на иностранных языках, а граф Закревский деятелен и враг хищений, но он совершенный невежа»[31], Николай I в 1832 году решил доверить министерское кресло Блудову.

Во всеподданнейшем докладе за 1832 год Бенкендорф сообщал императору: «Нынешний министр внутренних дел в короткое время своего управления успел приобресть и любовь и уважение подчиненных своих и самое выгодное мнение публики. Приветливым обращением с каждым, имеющим до него надобность, он умел всех к себе привлечь, и потому о нем вообще отзываются весьма хорошо, и до сведения высшего наблюдения не доходило ни одной собственно против него жалобы»[32].

Следует отметить, что МВД неизменно находилось в сфере наблюдения высшей полиции и нередко подвергалось резкой критике. Это касается в особенности положения дел на местах. «Земская полиция, коей действия составляют, так сказать, основу всякого дела и должны приуготовить оное к правильному потом о нем суждению и посредством которой приводятся в исполнение все государственные постановления, вовсе не соответствует цели ее учреждения. Следствия производятся медленно и неправильно, преступления остаются необнаруженными, и распоряжения правительства нередко исполняются совершенно в превратном виде. Земские суды наполнены почти повсеместно людьми неблагонадежными, пекущимися единственно о собственных своих выгодах, от чего беспрерывные жалобы на причиняемые ими стеснения, ропот и неудовольствие в народе и значительное накопление казенных недоимок». Блудов вынужден был срочно улучшать полицейское управление.

В середине 1830-х годов высшая власть уделяла пристальное внимание и провинциальной администрации. Децентрализация, внесенная в местное управление реформами Екатерины II, еще более укрепилась с возникновением министерств. Сохранение должностей генерал-губернаторов и губернаторов, подчинение их правлений и канцелярий различным министерствам и ведомствам вносили хаос и неразбериху в местным аппарат управления. «Нет единства, нет общих распоряжений, нет никакой энергии в действиях министерства. Губернаторы управляются, как умеют, и многие из них жалуются, что не имеют для действий своих надлежащего руководства и что в нужных случаях лишены они всякого содействия со стороны министерства к исполнению предполагаемых ими полезных мер», – докладывал Бенкендорф императору в 1835 году.

В 1837 году при участии Блудова была проведена реформа губернского управления – должность генерал-губернатора отменялась, главой администрации на местах становился губернатор. Однако и эта акция МВД имела отклик самый неблагоприятный. «Изданный в нынешнем году Наказ гражданским губернаторам, – сказано в отчете III отделения, – огромный по своему объему, никем не одобряется. Губернаторы, коих суждения мы имели случай слышать, отзываются, что Наказ сей, особенно та часть оного, которая касается до губернских правлений, крайне затруднит их действия по управлению губерниями; что он даже во многих частях его совершенно неудобосполним, ибо составлен вовсе без практического знания губернского правления… Находят, наконец, что Наказ губернаторский уже окончательно разрушает существовавшее еще поныне предубеждение, что губернатор есть начальник, хозяин губернии, наместник в ней государя; что во всей наготе обнаруживает его ничтожность, являя его ничем более, как старшим членом губернского правления. Издание сего Наказа много повредило министру внутренних дел, не скажем – в общем мнении, ибо немногие его читали, но в мнении тех должностных людей, и особенно губернаторов, которые имели надобность в него вникнуть. Мы должны сознаться, что ни здесь, ни в Москве ни от кого не слыхали ни слова одобрения сему пространному собранию узаконений, но напротив, все те, кои обратили на него свое внимание, единогласно его осуждают».

Однако самые серьезные нарекания слышались в адрес министра внутренних дел по вопросу подбора кадров на губернаторские посты. В 1832 году Бенкендорф с надеждой писал: «Замечают, что нынешний министр внутренних дел в выборе гражданских губернаторов гораздо разборчивее, чем был его предместник, но известно, что Министерство внутренних дел встречает затруднения находить достойных губернаторов; звание сие в общем мнении, видимо, потеряло свою значительность, и люди образованные и с достатком отклоняются от сей должности, зная, с какою она сопряжена трудностью и строгою ответственностью и сколь ничтожны средства, коими губернатор должен действовать». Но затем III отделение с горечью констатировало: «Не заметно, чтобы министр внутренних дел обращал должное внимание на гражданских губернаторов. Предмет сей, хотя бы и долженствовал быть для него главнейшим, не много, однако, кажется, его озабочивает. Мы приведем в пример Вологодскую губернию. Странно и невероятно, может быть, покажется, ежели мы скажем, что тамошний губернатор горький пьяница; министру это известно, и за всем тем он его терпит» (1835). «Неразборчивое назначение губернаторов есть главный упрек, который в общественном мнении лежит на нынешнем министре внутренних дел. Замечают, что он мало заботится узнавать людей способных к занятию сей важнейшей для благосостояния государства должности и что, не имея никого в виду, он берет кого попало и кого ему дадут» (1838).