Следует отметить, что в III Отделении также служили немцы, находящиеся в иностранном подданстве. Причем, как правило, они занимались либо секретной иностранной перепиской, состоя непосредственно при шефе жандармов, либо исполняли ответственные поручения в качестве агентов III Отделения на погранзаставах и в портах. Почти двадцать лет прослужил в III Отделении Арист (Эрнст) Иванович Таубе. Службу свою он начал «из иностранцев» в 1819 г. в почтовой конторе в Митаве. Затем судьба забросила его на Кавказ, где в 1835 г. он уже числился чиновником особых поручений в казенной экспедиции Верховного Грузинского Правительства. Отличное исполнение возложенных на него секретных заданий, подчас разведывательного плана, обратили на Таубе внимание Николая I и А.Х. Бенкендорфа. В 1839 г. Таубе зачислили в III Отделение, но хотя и оказывали постоянные «благоволения» в качестве ценных подарков и денежных пособий, наградить орденом и продвинуть в чине не могли, т. к. Таубе являлся иностранцем. Положение было поправлено в 1843 г., когда после вступления в брак с эстляндской уроженкой Терезой фон Майдель, Таубе присягнул на подданство России. В 1848 г. он уже подал соответствующие документы на признание за ним дворянского звания и по постановлению Дворянского собрания был внесен с женой и детьми в 3-ю часть Дворянской родословной книги. В течении 20-летней его службы в ведомстве Бенкендорфа основной его обязанностью было находиться в Кронштадтском порту для надзора за въезжающими в Россию иностранцами. Он «употреблял все средства для достижения главнейшей цели этой меры – препятствовать приезду в Петербург лиц, оказавшихся нашему Правительству вредными и опасными по разным политическим умыслам»[165].
С 1827 г. «по секретным поручениям» при Бенкендорфе состоял Осип Васильевич Кобервейн, до того времени исполнявший аналогичную службу при главнокомандующим 1-й армией Ф.В. Остен-Сакене. Когда в 1832 г. Бенкендорф представил своего секретного агента к повышению чином, то высочайшего соизволения на то не последовало, т. к. о Кобервейне не было представлено императору никаких удостоверяющих бумаг и формуляров. По справке III Отделения оказалось, что «до 1809 г. находился в Австрийской Лембергской национальной гвардии. По занятии Наполеоном Вены, а саксонскими войсками Галиции, когда начали формироваться польские полки, Кобервейн вступил в оные, в числе уроженцев Галиции и был принят поручиком. Когда же стали стращать походом в Испанию, тогда он приехал в Россию, но на дороге близ Тарнополя лишился всех своих бумаг и имущества, почему не может представить о прежней службе своей никаких документов»[166]. Кобервейна наградили в 1832 г. лишь бриллиантовым перстнем, а положенным чином отметили только в 1847 г. Дело в том, что после смерти А.Х. Бенкендорфа в 1844 г. Кобервейн остался не у дел, по штату III Отделения и Корпуса жандармов он не числился, исполняя единичные поручения нового шефа А.Ф. Орлова. В 1847 г. Кобервейн принял российское подданство и попросил Орлова исходатайствовать ему положенный чин и определить в штатные чиновники III Отделения. На всеподданнейшем докладе шефа жандармов по этому вопросу Николай I начертал резолюцию: «Согласен. Из австрийских поручиков в соответственный чин»[167]. Через несколько лет Кобервейн скончался, так и не выслужив приличной пенсии. После его смерти нашли два письма, одно на имя А.Ф. Орлова, другое императору Николаю Павловичу. И того и другого он искренне благодарил и умолял не оставить в бедности его жен и детей. Как выяснилось, помимо законной супруги и дочери, Кобервейн состоял все годы службы в России в связи с женщиной, от которой имел троих дочерей. Их то Кобервейн и просил не оставить без монаршего благоволения – разрешить детям носить его фамилию и назначить небольшие пенсии. Принимая во внимания «долговременные» заслуги Кобервейна, пенсии были назначены всем – законным и незаконным. Причем, последние в течении еще многих лет донимали III Отделение, ходатайствуя о неоднократных пособиях.
Как правило, в III Отделение чиновники зачислялись по чьему-либо ходатайству или рекомендации. Были случаи зачисления «по высочайшему повелению». Так, в 1838 г. из Капитула орденов в ведомство Бенкендорфа «за благородный поступок» был переведен Александр Александрович Галлер. Дело в том, что Галлер «открыл преступное намерение бывшего учителя Александрова, который покушался на жизнь отставного штабс-ротмистра Яковлева и на домогательство миллиона рублей от отца его, и что отказался от 10000 рублей, предложенных ему сим последним в изъявлении благодарности»[168]. Галлер являлся выпускником филологического факультета Петербургского университета, знал нескольких иностранных языков, и поэтому был прикомандирован к архиву III Отделения для разбора и приведения в порядок скопившихся бумаг, а вскоре стал и начальником архива в чине старшего чиновника. Бывали случаи, когда люди без всяких протекций обращались в III Отделение с просьбой о зачислении их в полицейскую службу. В 1856 г. аналогичную просьбу подал «римско-католического исповедания» Егор Иванович Бартель, буквально за несколько дней до написания прошения окончивший Петербургский университет и принявший российское подданство. Сей поступок вызвал удивление у начальства III Отделения, но тем не менее решено было определить Бартеля «для испытания в способностях к службе» помощником журналиста. Бартель оказался настолько способным и усердным, что вскоре занял место чиновника особых поручений, а в 1880 г. стал одним из немногих служащих, которого после ликвидации III Отделения зачислили в Департамент государственной полиции МВД[169].
Говоря о немцах, служащих в ведомстве политической полиции, необходимо подчеркнуть их служебное рвение, усердие, добропорядочность, честность. Они дорожили своей службой, считали ее важной и почетной. Когда в 1866 г. президенту Совета евангелическо-лютеранской церкви Св. Петра Иван Андреевич Норд стрему, долгое время заведывавшему цензурной экспедицией III Отделения, один из пастырей нелицеприятно отозвался о тайной полиции, Нордстрем счел это за личное оскорбление, «падающее с тем вместе на звание и место, в котором он имел счастие служить» и пожаловался шефу жандармов. Пастырь вынужден был приносить свои извинения, явившись в знаменитый дом у Цепного моста[170]. За ревностную и достойную службу немцы часто награждались, неплохо продвигались в чинах, получали «благоволения» в виде определения детей на казенный счет в учебные заведения. Так, в 1831 г. за продолжительную «ревностную» службу Александра Исаевича Лефебра, его сын, страстно желавший стать морским офицером, был зачислен по ходатайству А.Х. Бенкендорфа в Морской кадетский корпус. Император на всеподданнейшем докладе Бенкендорфа написал: «Зачислить. Сообщить князю Меншикову, хотя по правилам в сей корпус не принимаются иных дети как морских»[171]. В течении 20 лет после смерти чиновника Семена Алексеевича Леванды, его вдова, оставшись с десятью малолетними детьми, получала от III Отделения пенсию и пособия на детей[172].
Как правило, чиновники «лазоревого» ведомства уходили из службы на пенсию, или умирали, состоя в службе. Случаи перехода в другие ведомства встречались не часто, и уж тем более редки были случаи увольнения «без прошения». Один такой случай произошел в 1869 г., когда Николай Карлович Гальслебен был уволен за использование своего служебного положения в корыстных интересах – помогал за деньги получать необходимую просителю информацию о ведении ряда дел. Промыкавшись три года частными уроками, в 1872 г. Гальслебен обратился с письмом к шефу жандармов П.А. Шувалову, в котором глубоко раскаивался о содеянном, излагал все свои тяготы и невзгоды – «продав последнюю кровать и оставшись в одном сюртуке и пальто, я переселился в Москву с женой и детьми к старухе матери» – и просил об исключении из его аттестата слов «уволен от службы». По всеподданнейшему докладу П.А. Шувалова, в котором были обрисованы все «тягостные последствия» для Гальслебена его увольнения, государь повелел: «вписать в аттестат «уволен по домашним обстоятельствам»[173]. Надо надеяться, что последующая карьера незадачливого чиновника пошла в гору.
