Лиза сразу же улыбнулась Диане, стоило им поравняться.

– Значит вот как выглядит девушка, которая живет в лесу, – произнесла Лиза, прикрывая рукой глаза, чтобы солнце не слепило так сильно и можно было лучше разглядеть черты Дианы.

– Да, – решила подыграть Диана, – вот так она и выглядит. В лесу жить не так плохо, как оказалось.

– Да? А мне всегда было немного страшновато подходить к тому дому. Он выглядит… м-м… зловеще.

Диана дала своей собеседниц продолжить, пока та тщательно подбирала слова.

– Он только кажется зловещем, но на самом деле он просто пыльный и грязный.

Лиза стояла все так же с ладонью у лба, которая образовывала козырек.

– Может, я как-нибудь доберусь до вас. Навещу, так сказать.

– О, да, конечно! – поспешила ответить Диана. – Я буду только рада, попытаюсь развеять все неверные представления о доме. Только нужно будет немного привести его в порядок, иначе его состояния действительно может навести на мысли, что от него лучше держаться подальше.

Лиза впервые убрала руку от лица, и Диана увидела ее зажмуренные улыбающиеся глаза и приятные черты немного вытянутого, но все еще округлого лица.

– Кстати, я Диана.

– Я Лиза.

– Приятно познакомиться.

– Взаимно.

Так произошло их знакомство, и Диана сразу почувствовала, что Лиза ей нравится своей открытостью и непосредственностью, а также мягкостью речи, словно она разговаривала с ребенком. Голос ее, хоть был мягким, но довольно низким – приятным на слух. Диана вспомнила о доме, о том, в каком он состоянии, и решила, что ни в коем случае нельзя будет показывать Лизе что в нем творится, пока она не наведет порядок, пока что они могут проводить время в так называемом саду – на лужайке возле дома с остриженной Дианой травой, с плотно подобравшимися к дому зарослями леса.

Когда Диана забирала у Мити свой пакет, он предложил свою помощь в починке крыши, ссылаясь на свой предыдущий опыт в аналогичных работах в своем доме. Диана ответила, что подумает над этим.

– Говорят, что здесь все еще водятся медведи, – бросил напоследок, когда они уже распрощались с Дианой.

«Быть такого не может» – подумала Диана. Митя разглядел недоверие в глазах Дианы.

– Да-да, – поспешил он ее заверить, – сосед сказал, что видел одного не так давно. По размерам и поведению похоже, что то была медведица.

Диана все еще с недоверием отнеслась к его рассказу. Но вспомнила, что слышала как-то поздно вечером вой, доносящийся из леса, а затем рано утром наткнулась на свору полудиких собак рано утром, они же нанесли ей визит спустя несколько дней. Дом Дианы окружал лес, только звуки леса она и могла слышать.

Прошла неделя, и Лиза приехала к Диане с пакетом гостинцев из кафе, в котором работала. В так называемом саду они провели вечер, пока не стало темнеть. Лиза доверилась Диане и рассказала ей о всех тяготах своей жизни с мужем. Коля много пил, не работал и, несмотря на свои частые признания в любви своей жене, не упускал момента напомнить ей, что кроме него она никому не будет нужна, что это она виновата в его алкоголизме и что он-то быстро найдет женщину в случае их развода, а она, разведенка, сможет рассчитывать только на одинокую старость. Он манипулировал ею, говорил, что любит и тут же напоминал, что она всю оставшуюся жизнь будет одна. Это было главным ее страхом. Она также призналась Диане, что одновременно и страшилась, и хотела детей. Диана, которая обычно не вмешивалась в личную жизнь ни малознакомых людей, ни подруг, вдруг почувствовала необъяснимую близость с женщиной, с которой у нее, казалось, в восприятии мира не было ничего общего. И только из-за этого позволила себе все же дать ей совет.

– Хотя бы не заводи с ним детей, не надо.

Лиза и сама знала, что это было бы не лучшей идеей.

– Я бы больше тебе посоветовала, но я и так уже слишком вмешиваюсь в твою жизнь.

Из леса послышался вой. Лиза обеспокоенно посмотрела на Диану.

– Это свора собак, похоже не полудиких. Я видела их в лесу, а затем на заднем дворе возле фонтана. До нас им нет никакого дела.

– Он все еще работает?

– Кто?

– Фонтан.

– А, нет, не похоже. Он замусорен, если расчистить, может, и будет работать.

– Твой крестный не был таким общительным как ты. Был настоящим затворником. Иногда лишь к нему приезжал кто-то из деревни, чтобы помочь с трубой, которая заледенела или помочь очистить фонтан. В основном он справлялся со всем сам.

Снова вой. На этот раз выла только одна собака.

– Он любит меня, – сказала Лиза, словно ее личная мантра вырвалась наружу.

Диана впилась взглядом в ствол ольхи, что росла неподалеку.

– Тебе нужен стол во дворе и пару скамеек к нему не помешает. Я скажу Коле, чтобы он приехал и сделал тебе стол и скамейки.

Диана не хотела, чтобы после этих разговоров, знакомиться с мужем Лизы, но такова природа дружбы – нравятся люди, придется знакомиться с их мужьями или женами. К тому же иметь стол и скамейки к нему было неплохой идей.

«Мне показалось, что я сегодня видела его силуэт, когда подошла к окну. Смеркалось, лес погружался во мрак, и что-то более мрачное, чем лес вырисовывалось на границе сада и леса. Еще секунда и он исчез. Я теперь точно знаю, что это он».

Диана снова проснулась поздно. Всю ночь она просыпалась от резких звуков, которых порождала всеохватывающая тишина, тишина, которая исключает здравый смысл, все живое вокруг и все предметы, тишина, в которой не может быть не жизни, ни смерти, лишь бездна неизвестности с безграничной пустотой. Кто бы мог подумать, что тишина может быть такой утомляющей. Находясь в этой тишине, разрываемой неизвестно откуда взявшимися каплями воды, бьющимися о металлический выступ, порывом ветра, стремящегося сорвать черепицу, воем неизвестного зверя, доносящимся из леса, треском ствола дерева за окном и всеми возможными и невозможными звуками, которые могут притаиться где-то в тишине старого дома в ожидании, когда его новая хозяйка снова погрузится в сон, что вырвать ее из лап Морфея своим ошеломляющей способностью заставать всех врасплох. На этот раз Диана за ночь ощутила на себе эффект внезапного пробуждения среди ночи более десяти раз. Она провела в постели шесть часов. Шесть мучительных часов паники и отчаяния. Отними у человека сон, и у него ничего не останется, он перестанет быть человеком, лишь тенью, привидением, пустым местом без воли и желаний, без мыслей и стремлений. Да одной воли достаточно: нет воли – нет человека.

Диана бродила по дому словно во сне. Она больше не способна была понять, где сны, а где реальность. После обеда она понемногу стала приходить в себя, заварила себе кофе, открыла пачку печенья и подошла к входной двери. Ручка поддалась. Кресло все так же стояло в траве, но было довольно сыро, поэтому оно казалось влажным. Диана вернулась в дом и вернулась с покрывалом в руках, чтобы застелить скамейку, которая стояла у деревянного стола. Она просидела за столом около полутора часов – спешить было некуда, – затем вернулась в дом и приготовила себе обед. Сегодня ее никто не мучал.

«Как странно, сегодня день спокойствия после ночи безумия. Он устроил себе выходной или все же отступил?» Диана представила, что теперь заживет без него, и ее сердце сжалось – как так, как он мог покинуть ее после всего, что устроил! Она не хотела быть одна.

Обедать она снова решила во дворе. Ей хотелось, как можно больше времени провести на свежем воздухе, после столь длительного заточения в доме. Но покидать дом она все же не хотела. Спокойствие заполонило ее легкие, кто бы мог подумать: тело так быстро забывает страдания, когда находится на свежем воздухе и тарелки перед ним наполнены едой.

Весь день Диана провела на свежем улице, лишь изредка заходила она в дом, чтобы отнести грязную посуду, налить себе воды, сходить в туалет. Интернет в доме не был установлен, да и не ясно было, возможно ли это было осуществить. Мобильного интернета хватал только на то, чтобы отправлять сообщения. Единственным доступным развлечением было чтение книг. В будущем она планировала создать мастерскую прямо у себя в доме, но пока до этого было далеко – даже не все самые необходимые вещи были перевезены Дианой в дом, что уже говорить о вещах, которые ей нужны были для работы. К тому же она решила сделать перерыв – не работать, не творить, не создавать, – ведь незадолго до своего переезда в дом, она выгорела – почти дотла. Ничего не осталось от творческих сил. Она еще не знала, как долго должен был продлиться ее импровизированный отпуск – полгода, года, может, меньше, но понимала, что думать о работе она больше не может.