С а л а е в. А нам казалось, что это мы к тебе прицепились.
А н я. Это вам только казалось. Вы были моим спасением. Я очень неуютно себя здесь чувствовала, пока вас с Игорем не увидела. А теперь эта сибирская нефть приобрела для меня дополнительный смысл. Теперь это не просто нефть. А и вы тоже. Я имею в виду не какие-то свои женские интересы, а именно — вы, как люди, которым я верю. И каждый раз, когда ты, дурачась, собираешь эти собрания общества верящих, мне так радостно, будто на выпускной вечер иду, и каждый раз я боюсь, что вдруг однажды тебе все это надоест. Серьезно боюсь, потому что очень хочется верить, очень. Я имею в виду искренне верить, а не говорить пустые слова. Мы ведь так много пустых слов говорим, просто страшно становится. Все вроде правильно, но пусто как-то, бесчувственно, привычно. И безостановочно. Будто сами себя уговариваем в чем-то. Талдычим одно и то же. А ведь этого нельзя делать ни в коем случае. Ты не обращал внимания: если о самых высоких и святых вещах говорить часто, они начинают что-то утрачивать от этого? И то же самое, когда приходится говорить вслух о вещах, о которых не хочется говорить громко… О любви, например. Не важно, к чему эта любовь — к человеку ли, к вещи, к идее. Одного моего знакомого в любви к своей жене заставили поклясться на заседании месткома, иначе путевки в международный молодежный лагерь не давали, проверяли моральную устойчивость. Он взял путевку, пришел домой, обнял жену и говорит: «Ну, дорогая, наконец, после стольких лет совместной жизни, признался я в любви к тебе на заседании месткома».
Таинственно оглядываясь по сторонам, появляется В е р м и ш е в.
Кто это? А-а-а… Сочувствующий… Не нравится он мне.
Салаев смеется.
В е р м и ш е в. Добрый вечер, Фарид. У меня к вам конфиденциальный разговор.
А н я. Я пошла. (Уходит.)
В е р м и ш е в. Очень милая девушка… Как вы съездили?
С а л а е в. Прекрасно.
В е р м и ш е в. Прибавилось материалов в вашей папочке?
С а л а е в. Прибавилось.
В е р м и ш е в. Восхищаюсь вашей целеустремленностью. Это редкое качество среди современной молодежи. А знаете, почему вы такой целеустремленный?
С а л а е в. Нет.
В е р м и ш е в. Потому что вы талант. Это видно невооруженным глазом. И поэтому вас не любят. Посредственность не терпит таланта и пользуется любым случаем, чтобы его уничтожить.
С а л а е в (улыбаясь). Кто это меня так не любит? Что-то вы преувеличиваете, Григорий Александрович.
В е р м и ш е в. Ни в коем случае! Я говорю только на основании фактов, железных фактов. Я бухгалтер и давно знаю, как могут пострадать за любое преувеличение. Но вы правы, человек я горячий, очень горячий — что есть, то есть — и всю жизнь из-за этого страдаю. Мы с вами похожи в этом смысле.
С а л а е в (продолжая улыбаться). С той только разницей, что мне не пришлось за это страдать.
В е р м и ш е в. Это потому, что вы молоды. Ох, как вы молоды! Вы сами этого не знаете, как вы молоды и талантливы. А я знаю, я вижу, я чувствую это сердцем, потому что наши сердца бьются с одинаковой частотой. Вы улыбаетесь! Конечно, вам смешно, что старик Вермишев, которого все считают подхалимом перед начальством, говорит вам такие вещи. А кто сделал меня подхалимом? Кто сделал из орла сороку? Они. Если бы вы увидели в жизни, сколько видел я, — не дай вам бог, — вы бы тоже своей тени боялись. Вы не знаете, что за люди сидят в нашей конторе и руководят нами! Разве это люди, которые должны возглавлять разведку сибирской нефти? Что они понимают в геологии? Ничего. Я простой бухгалтер и то понимаю, что ничего. И все понимают. Но молчат, потому что боятся. И я тоже боюсь. А что делать? Я маленький человек. А вы не молчите, и за это я вас люблю. Вы говорите громко то, что я говорю в своей душе. И когда я слышу ваш голос, который говорит правду, я радуюсь, что вы есть, и я думаю: какой это прекрасный молодой человек! Ему еще не подрезали крылья, и потому он парит в воздухе, как орел, и смотрит на этих маленьких людей и их неразумные дела сверху. Но он не знает, бедный, что с ним могут сделать за то, что он умней других и не скрывает этого, какие опасности его ждут в жизни. Поэтому тебе, старый, надо держаться подальше от этого молодого человека, если хочешь дожить свой век спокойно. Так я себе говорю, так я себе внушаю, но, как видите, я здесь, с вами. (Оглядывается.) Хотя я должен откровенно признаться вам — я очень боюсь.
С а л а е в (смеется). Чего вы боитесь, Григорий Александрович?
В е р м и ш е в. Всего.
С а л а е в. Это я знаю. Чего вы боитесь сейчас, здесь, в эту минуту?
В е р м и ш е в. Вы знаете, что сказал Кантей сегодня в конторе?
С а л а е в. Знаю.
В е р м и ш е в (разочарованно). Так вы знаете? Кто же это меня опередил? Невозможно жить среди этих людей, такие все сплетники. А я бежал через весь поселок, чтобы вы услышали об этом из первых уст. Я присутствовал при первом разговоре. Хотите, перескажу вам все слово в слово, вы же знаете, что у меня память лучше любого магнитофона.
С а л а е в. Нет. Спасибо.
В е р м и ш е в. Жаль… Что же вам тогда рассказать? Вы были в отъезде двадцать один день?
С а л а е в. Да.
В е р м и ш е в. Хотите, я вам расскажу все, что произошло здесь за время вашего отсутствия, чтобы вы были в курсе дела?
С а л а е в (улыбаясь). Спасибо. Но это займет слишком много времени.
В е р м и ш е в (умоляюще заломив руки). Я отберу только самые интересные для вас факты.
С а л а е в. Спасибо, не надо.
В е р м и ш е в. Ну, прошу вас, не откажите мне, это единственно, чем я могу быть вам полезен. Не лишайте меня такой возможности.
С а л а е в. Ну ладно. Рассказывайте, но только то, что впрямую связано с делом, без сплетен.
В е р м и ш е в. Хорошо. О том, что они поругались, вы знаете?
С а л а е в. Это мне неинтересно. Дальше!
В е р м и ш е в. Кареву срезали военную пенсию.
С а л а е в (прерывает). Это тоже неинтересно. Дальше.
В е р м и ш е в. Пришел приказ Главгеологии о реорганизации нашего треста.
С а л а е в. Это интересно.
В е р м и ш е в (оживляясь). Теперь мы будем подчиняться территориальному геологическому управлению. Повысятся соответственно ставки в аппарате управления, и Карев будет…
С а л а е в. Это неинтересно.
В е р м и ш е в (закатив глаза, роется в памяти). Письмо о лимитах на автомобили пришло после вашего отъезда?
С а л а е в. Это меня не интересует.
В е р м и ш е в. Ожидается комиссия из Москвы.
С а л а е в. Какая комиссия?
В е р м и ш е в. По решению экспертно-геологического совета Министерства геологии. Голубой забил панику. Его брат…
С а л а е в. Это неинтересно.
В е р м и ш е в (хватает его за рубашку). Умоляю, разрешите, расскажу, это очень интересно.
С а л а е в. Мне это неинтересно. Я не хочу слушать ничего, что впрямую не связано с делами экспедиции.
В е р м и ш е в. Но это мне интересно. Прошу вас. Хоть раз разрешите рассказать вам то, что мне интересно.
С а л а е в (смеется). Я понимаю, что поступаю с вами жестоко, Григорий Александрович, но разрешить не могу.
В е р м и ш е в (очень огорченно). Жаль. Вот вы отказываетесь, а они выслушивают все, их все интересует, кто чем занят. Вы, конечно, благородный человек…
С а л а е в. Какое уж тут благородство, просто спать пора.
В е р м и ш е в. Намек понял, убегаю. Но вы верите, что я им ничего про вас не рассказываю?
С а л а е в. Верю.
В е р м и ш е в (оглядываясь). Не исключено, что они еще сегодня зайдут к вам. Из-за болтовни Кантея. Карев — не знаю, а Голубой — точно, зайдет. Прошу вас, будьте сдержанны. Не горячитесь.
