– Нет-нет. Я вовсе не такая уж хорошая. Сейчас ты благодарен мне, но когда узнаешь…

– Узнаю?

Ксавьера заколебалась. Соблазн оставить все как есть был очень велик. Пусть он и дальше считает их встречу подарком судьбы, ее случайной улыбкой. Но это было бы нечестно и даже жестоко по отношению к нему. Ксавьера немного отодвинулась и грустно усмехнулась.

– Меня специально подослали, чтобы не допустить твоего появления на заседании картеля.

Он посмотрел на нее в упор и тоже усмехнулся.

– Я допускал такую возможность, потому что заметил на твоих чемоданах вашингтонские ярлыки. Трудно представить, что такая женщина, как ты, могла делать в Вашингтоне. Плюс некоторые менее очевидные детали.

– Ты меня ненавидишь. Калли обнял ее и привлек к себе.

– Нет, дорогая. У тебя наверняка были уважительные причины.

– Они собрали на меня компромат и угрожали пустить его в ход, если я этого не сделаю. Мне ничего не оставалось, как согласиться. Сначала это было просто работой, но потом…

– Можешь не объяснять. Я почувствовал, что ты вложила душу.

– И даже больше – ты меня понимаешь. Но сейчас я сама себе противна, потому что из-за меня твой народ выживут с земли предков.

Калли пожал плечами.

– Ну, это не так просто. Действительно, раньше, во время правления моего отца, такая опасность существовала. Но с тех пор мы добились значительного прогресса.

– Ах, вот как?

– Да. Еще когда я был маленьким, многим стало ясно, что земные запасы глины далеко не беспредельны и рано или поздно наступит эпоха всеобщего сырьевого дефицита. Незадолго до своей кончины отец финансировал международную научную конференцию по этой проблеме. Прямым следствием ее работы явилось всеобщее признание необходимости консервации запасов сырья. На первый план вышло экологическое просвещение людей, и в этом мы более или менее преуспели. Правда, и сейчас еще можно встретить государственных деятелей, не думающих о будущих поколениях, но большинство прониклось нашей идеей. Мы предприняли поиск самовозобновляющегося сырья – и обнаружили такое. Это гуано.

– Гуано?

– Птичий помет. А что может возобновляться с таким постоянством, как птичий помет, – конечно, при условии наличия птиц и насекомых, которыми они питаются? Так что, как видишь, ситуация отнюдь не безнадежна. Мы по-прежнему ведем на островах разработку залежей глины, но уже не столь интенсивно. Мой народ может быть уверен в завтрашнем дне, а это – главное.

– Я верю тебе, Калли, и мне ужасно стыдно за то, что я сделала.

– Тебе нечего стыдиться. Я знаю, что такое Вашингтон: частенько бывал там и всякий раз не испытывал ничего, кроме отвращения. Хотя они порой оказывали мне разные услуги. Один член конгресса, состоящий в комитете по внешнеэкономическим связям, даже предпринял попытку помочь мне с моей проблемой – той самой, с которой ты столь блестяще справилась.

– Он что голубой?

– Голубой? Цвет лица у него скорей багровый… А, понял, что ты имеешь в виду. Нет, он пытался помочь мне не прямо, а косвенно. Одной женщине, замешанной в скандальной истории с сенатором, понадобилось срочно уехать из Вашингтона, а ей было некуда деваться, вот он и прислал ее ко мне. Но от нее оказалось мало проку.

– Да, Калли, качество работы в Вашингтоне – хуже некуда. Главная причина, по которой некоторые берут и уезжают в Вашингтон, состоит в том, что в других местах им ни за что не заработать себе на жизнь. Особенно на выборных должностях, ибо они больше ничего не умеют.

Вот им и устанавливают должностные оклады, чтобы не платить пособие по безработице.

– Несколько дороговатый способ, тебе не кажется? У меня на островах двое живут на пособие, так остальные жители добились, чтобы им предоставили жилье с подветренной стороны.

– Это не слишком жестоко?

– Ну, видишь ли, я могу встать на точку зрения налогоплательщиков. Может быть, потому-то у нас только двое безработных. Во время правления моего отца их было четверо, но двое не вынесли ветра и быстро устроились на работу.

– Как интересно. Ты не ставил этот вопрос перед правительством Соединенных Штатов?

– Пытался. Но безработные устроили пикетирование, и совещание не состоялось. Некоторые из них оказались членами профсоюза, и конгрессмены, приехавшие на совещание, не смогли пробиться через пикеты.

– Вот так оно и бывает, – с горечью произнесла Ксавьера. – Жаль, что никакой профсоюз не устроил пикетирования во время этих чертовых слушаний. Сенатор Ролингс обвинил меня в неуважении к верховной власти, и теперь…

– Ролингс? – поразился Калли. – Да ведь я о нем говорил! Это он состоит в комитете по внешнеэкономическим связям и прислал мне ту женщину.

Ксавьера насупилась.

– Он твой друг?

Калли залился добродушным смехом.

– Друг – сенатор? Ну что ты! Я же не хочу, чтобы мои подданные свергли меня с престола. Просто у нас были кое-какие дела. Я вложил восемнадцать миллионов в его последнюю избирательную кампанию – в качестве благодарности за некоторые торговые соглашения.

– Говоришь, он прислал тебе женщину?

– Ну, видишь ли, как выяснилось, это я ему сделал одолжение, а не он мне: у нее ничего не вышло. Ее зовут Линда.

– Линда! – воскликнула Ксавьера, садясь на постели. – А я-то повсюду ее ищу! Где она?

– Через коридор, в моем кабинете. Ты знаешь Линду? Ксавьера засмеялась.

– Ну… В общем дела обстоят таким образом. Если я с кем-нибудь дружу, так дружу. Я знала, что Линда уехала в Вашингтон и все такое, но для меня это ничего не значит.

Калли восхищенно уставился на нее.

– Ксавьера, ну ты просто чудо. В самом деле. На всем белом свете таких найдется… Да нет, ты – уникум. Выходит, ты по-прежнему считаешь ее своей подругой?

Ксавьера уверенно кивнула.

– Такая уж я есть. Если я стала кому-то другом… – Она вдруг осеклась и помрачнела. – Так ты говоришь, Линда не могла тебе помочь?

Он произнес извиняющимся тоном:

– Она очень старалась, но…

На лице Ксавьеры появилась гримаса боли и отвращения.

– Значит, она забыла все, чему я ее учила. Да уж, стоит кому-нибудь – даже превосходному работнику – попасть в Вашингтон, как он немедленно деградирует. А если я чего-то и не выношу, так это халтуры. – Ксавьера сбросила с себя одеяло. – Ты говоришь, она в твоем кабинете? Мне нужно с ней поговорить.

– Эй, погоди немного! – Калли схватил ее за руку. – Зачем пороть горячку? Раз уж у меня получилось…

– Потом, приятель, – хихикнула Ксавьера, решительно вставая с постели, – ты все получишь, но сначала я должна потолковать с Линдой и дознаться, какие такие у нее дела с сенатором Ролингсом. А главное – почему она не справилась со своими обязанностями. Что она делает в твоем кабинете? С ней есть кто-нибудь?

– Нет, она просто лежит на диване и читает иллюстрированные журналы или смотрит телевизор. Боится высунуть нос на улицу – вдруг ее узнают?

– Все правильно. Давай-ка приведем себя в порядок и навестим ее.

Калли выскользнул из-под одеяла, столкнул с брошенной на полу одежды велосипедный насос и начал одеваться. Ксавьера натянула свое бикини и отправилась в ванную – причесаться и подкраситься. Когда она вернулась, Калли застегивал рубашку.

Он широко распахнул перед Ксавьерой дверь в кабинет.

– Эй, Линда, здесь одна твоя знакомая!

Девушка с угрюмым, донельзя усталым выражением лица сидела в кресле перед телевизором. Увидев Ксавьеру, она издала истошный вопль и заметалась по комнате в поисках запасного выхода.

– Линда! – строго окликнула ее Ксавьера и, улыбнувшись, протянула руку. – Иди сюда.

Какое-то время надежда в душе Линды боролась с недоверием. Она была на грани истерики.

– О нет!.. Нет!..

– Иди сюда.

Девушка не выдержала, бросилась к Ксавьере и разрыдалась у нее на груди.

– Ксавьера! Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

Та ласково погладила Линду по волосам.

– Дело не в этом, а в том, сможешь ли ты сама простить себя, дорогая. Только ты сможешь ответить на этот вопрос. Но я хочу, чтобы ты знала: в любом случае я остаюсь твоим другом.