2 Я вечернею порою над заснувшею рекою, Полон дум необъяснимых, всеми кинутый, брожу. Точно дух ночной блуждаю, встречи радостной не знаю, Одиночества дрожу. Слышу прошлые мечтанья, и души моей страданья С новой силой, с новой злобой у меня в груди встают. С ними я окончил дело, сердце знать их не хотело, Но они его гнетут. Нет, довольно мне страданий, больше сладких упований Не хочу я, и в бесстрастье погрузиться я хочу. Дайте прошлому забвенье, к настоящему презренье, И я в небо улечу. Но напрасны все усилья, тесно связанные крылья Унести меня не могут с опостылевшей земли, Как и все мои мечтанья, мои прежние страданья Позабыться не могли. 3. Посвящение к сборнику «Горы и ущелья» I Люблю я чудный горный вид, Остроконечные вершины, Где каждый лишний шаг грозит Несвоевременной кончиной. II Люблю над пропастью глухой Простором дали любоваться Или неверною тропой Всё выше-выше подниматься. III В горах мне люб и Божий свет, Но люб и смерти миг единый! Не заманить меня вам, нет, В пустые, скучные долины. 4 У скалистого ущелья Одинокий я стоял, Предо мной поток нагорный И клубился, и сверкал. Из-за туч, кроваво-красна, Светит полная луна, И в волнах потока мутных Отражается она. И какие-то виденья Всё встают передо мной, То над волнами потока, То над пропастью глухой. Ближе, ближе подлетают. Наконец — о, страшный вид! — Пред смущенными очами Вереница их стоит. И как вглядываюсь ближе, Боже, в них я узнаю Свои прежние мечтанья, Молодую жизнь свою. И все прошлые желанья, И избыток свежих сил, Всё, что с злобой беспощадной В нас дух века загубил. Всё, что продал я, прельстившись На богатство и почет, Всё теперь виденьем грозным Предо мною предстает. Полон грусти безотрадной, Я рыдаю, и в горах Эхо громко раздается, Пропадая в небесах. 5. Молодой францисканец I Младой францисканец безмолвно сидит, Объятый бесовским волненьем. Он книгу читает, он в книге чертит, И ум его полон сомненьем. И кажется тесная келья ему Унылей, угрюмее гроба, И скучно, и страшно ему одному, В груди подымается злоба. Он мало прожил, мало знает он свет, Но чудные знает преданья О страшных влияньях могучих планет, О тайнах всего мирозданья. Но всё опостылело в жизни ему Без горя и радостей света. Так в небе, внезапно прорезавши тьму, Мелькает златая комета, И, после себя не оставив следа, В пространстве небес исчезает, Так полная сил молодая душа Бесплодно в стенах изнывает. Младой францисканец безмолвно сидит, Главу уронивши на руки, Он книгу отбросил и в ней не чертит, Исполнен отчаянной муки. «Нет, полно, — вскричал он, — начну жить и я Без радостей жизнь да не вянет. Пускай замолчит моей грусти змея И сердце мне грызть перестанет. Бегу из монашеских душных я стен, Как вор, проберуся на волю, И больше, о нет, не сменяю на плен Свободную, новую долю». II Суров инквизитор великий сидит, Теснятся кругом кардиналы, И юный преступник пред ними стоит, Свершивший проступок немалый. Он бегство затеял из монастыря И пойман был с явной уликой, Но с сердцем свободным, отвагой горя, Стоит он, бесстрашный, великий. Вот он пред собраньем ведет свою речь, И судьи, смутяся, робеют, И стража хватается гневно за меч, И сам инквизитор бледнеет. «Судить меня смеют, и кто же, рабы! Прислужники римского папы Надменно и дерзко решают судьбы Того, кто попался им в лапы. Ну что ж! Осудите меня на костер, Хвалитеся мощью своею! Но знайте, что мой не померкнется взор, Что я не склоню свою шею! И смерть моя новых борцов привлечет, Сообщников дерзких, могучих; Настанет и вашим несчастьям черед! Над вами сбираются тучи! Я слышал: в далеких германских лесах, Где всё еще глухо и дико, Поднялся один благородный монах, Правдивою злобой великий. Любовию к жизни в нем сердце горит! Он юности ведает цену! Блаженства небес он людям не сулит Земному блаженству в замену! А вы! Ваше время давно отошло! Любви не вернете народа, Да здравствует свет, разгоняющий зло! Да здравствует наша свобода! Прощайте! Бесстрашно на казнь я иду. Над жизнью моею вы вольны, Но речи от сердца сдержать не могу, Пускай ею вы недовольны». |
