51 Музы, рыдать перестаньте, Грусть вашу в песнях излейте, Спойте мне песню о Данте Или сыграйте на флейте. Дальше, докучные фавны, Музыки нет в вашем кличе! Знаете ль вы, что недавно Бросила рай Беатриче, Странная белая роза В тихой вечерней прохладе... Что это? Снова угроза Или мольба о пощаде? Жил беспокойный художник. В мире лукавых обличий — Грешник, развратник, безбожник, Но он любил Беатриче. Тайные думы поэта В сердце его прихотливом Стали потоками света, Стали шумящим приливом. Музы, в сонете-брильянте Странную тайну отметьте, Спойте мне песню о Данте И Габриеле Россетти. 52. Императору Призрак какой-то неведомой силы, Ты ль, указавший законы судьбе, Ты ль, император, во мраке могилы Хочешь, чтоб я говорил о тебе? Горе мне! Я не трибун, не сенатор, Я только бедный бродячий певец, И для чего, для чего, император, Ты на меня возлагаешь венец? Заперты мне все богатые двери, И мои бедные сказки-стихи Слушают только бездомные звери Да на высоких горах пастухи. Старый хитон мой изодран и черен, Очи не зорки, и голос мой слаб, Но ты сказал, и я буду покорен, О император, я верный твой раб. 53. Каракалла Император с профилем орлиным, С черною, курчавой бородой, О, каким бы стал ты властелином, Если б не был ты самим собой! Любопытно-вдумчивая нежность, Словно тень, на царственных устах, Но какая дикая мятежность Затаилась в сдвинутых бровях! Образы властительные Рима, Юлий Цезарь, Август и Помпей, — Это тень, бледна и еле зрима, Перед тихой тайною твоей. Кончен ряд железных сновидений, Тихи гробы сумрачных отцов, И ласкает быстрый Тибр ступени Гордо розовеющих дворцов. Жадность снов в тебе неутолима: Ты бы мог раскинуть ратный стан, Бросить пламя в храм Иерусалима, Укротить бунтующих парфян. Но к чему победы в час вечерний, Если тени упадают ниц, Если, словно золото на черни, Видны ноги стройных танцовщиц? Страстная, как юная тигрица, Нежная, как лебедь сонных вод, В темной спальне ждет императрица, Ждет, дрожа, того, кто не придет. Там, в твоих садах, ночное небо, Звезды разбросались, как в бреду, Там, быть может, ты увидел Феба, Трепетно бродящего в саду. Как и ты, стрелою снов пронзенный, С любопытным взором он застыл Там, где дремлет, с Нила привезенный, Темно-изумрудный крокодил. Словно прихотливые камеи — Тихие, пустынные сады, С темных пальм в траву свисают змеи, Зреют небывалые плоды. Беспокоен смутный сон растений, Плавают туманы, точно сны, В них ночные бабочки, как тени, С крыльями жемчужной белизны. Тайное свершается в природе: Молода, светла и влюблена, Легкой поступью к тебе нисходит, В облако закутавшись, луна. Да, от лунных песен ночью летней Неземная в этом мире тишь, Но еще страшнее и запретней Ты в ответ слова ей говоришь. А потом в твоем зеленом храме Медленно, как следует царю, Ты, неверный, пышными стихами Юную приветствуешь зарю. 54. Думы Зачем они ко мне собрались, думы, Как воры ночью в тихий мрак предместий? Как коршуны, зловещи и угрюмы, Зачем жестокой требовали мести? Ушла надежда, и мечты бежали, Глаза мои открылись от волненья, И я читал на призрачной скрижали Свои слова, дела и помышленья. За то, что я спокойными очами Смотрел на уплывающих к победам, За то, что я горячими губами Касался губ, которым грех неведом, За то, что эти руки, эти пальцы Не знали плуга, были слишком тонки, За то, что песни, вечные скитальцы, Томили только, горестны и звонки, — За всё теперь настало время мести. Обманный, нежный храм слепцы разрушат, И думы, воры в тишине предместий, Как нищего во тьме, меня задушат. 55 Он воздвигнул свой храм на горе, Снеговой многобашенный храм, Чтоб молиться он мог на заре Переменным небесным огням. И предстал перед ним его Бог, Бесконечно родной и чужой, То печален, то нежен, то строг, С каждым новым мгновеньем иной. Ничего не просил, не желал, Уходил и опять приходил, Переменно горящий кристалл Посреди неподвижных светил. И безумец, роняя слезу, Поклонялся небесным огням, Но собралися люди внизу Посмотреть на неведомый храм. И они говорили, смеясь: «Нет души у минутных огней, Вот у нас есть властитель и князь Из тяжелых и вечных камней». А безумец не мог рассказать Нежный сон своего божества, И его снеговые слова, И его голубую печать. |
