44 Я откинул докучную маску, Мне чего-то забытого жаль... Я припомнил старинную сказку Про священную чашу Грааль. Я хотел бы бродить по селеньям, Уходить в неизвестную даль, Приближаясь к далеким владеньям Зачарованной чаши Грааль. Но таить мы не будем рыданья, О, моя золотая печаль! Только чистым даны созерцанья Вечно радостной чаши Грааль. Разорвал я лучистые нити, Обручавшие мне красоту; — Братья, сестры, скажите, скажите, Где мне вновь обрести чистоту? 45. Пещера сна
Там, где похоронен старый маг, Где зияет в мраморе пещера, Мы услышим робкий, тайный шаг, Мы с тобой увидим Люцифера. Подожди, погаснет скучный день, В мире будет тихо, как во храме, Люцифер прокра́дется, как тень, С тихими вечерними тенями. Скрытые, незримые для всех, Сохраним мы нежное молчанье, Будем слушать серебристый смех И бессильно-горькое рыданье. Синий блеск нам взор заворожит, Фея Маб свои расскажет сказки, И спугнет, блуждая, Вечный Жид Бабочек оранжевой окраски. Но когда воздушный лунный знак Побледнеет, шествуя к паденью, Снова станет трупом старый маг, Люцифер — блуждающею тенью. Фея Маб на лунном лепестке Улетит к далекому чертогу, И, угрюмо посох сжав в руке, Вечный Жид отправится в дорогу. И, взойдя на плиты алтаря, Мы заглянем в узкое оконце, Чтобы встретить песнею царя — Золотисто-огненное солнце. 46. 1905, 17 октября Захотелось жабе черной Заползти на царский трон, Яд жестокий, яд упорный В жабе черной затаен. Двор смущенно умолкает, Любопытно смотрит голь, Место жабе уступает Обезумевший король. Чтоб спасти свои седины И оставшуюся власть, Своего родного сына Он бросает жабе в пасть. Жаба властвует сердито, Жаба любит треск и гром. Пеной черной, ядовитой Всё обрызгала кругом. После, может быть, прибудет Победитель темных чар, Но преданье не забудет Отвратительный кошмар. 47 Мореплаватель Павзаний С берегов далеких Нила В Рим привез и шкуры ланей, И египетские ткани, И большого крокодила. Это было в дни безумных Извращений Каракаллы. Бог веселых и бездумных Изукрасил цепью шумных Толп причудливые скалы. В золотом, невинном горе Солнце в море уходило, И в пурпуровом уборе Император вышел в море, Чтобы встретить крокодила. Суетились у галеры Бородатые скитальцы, И изящные гетеры Поднимали в честь Венеры Точно мраморные пальцы. И какой-то сказкой чудной, Нарушителем гармоний, Крокодил сверкал у судна Чешуею изумрудной На серебряном понтоне. 48. Крест Так долго лгала мне за картою карта, Что я уж не мог опьяниться вином. Холодные звезды тревожного марта Бледнели одна за другой за окном. В холодном безумьи, в тревожном азарте Я чувствовал, будто игра эта — сон. «Весь банк, — закричал, — покрываю я в карте!» И карта убита, и я побежден. Я вышел на воздух. Рассветные тени Бродили так нежно по нежным снегам. Не помню я сам, как я пал на колени, Мой крест золотой прижимая к губам. — Стать вольным и чистым, как звездное небо, Твой посох принять, о Сестра Нищета, Бродить по дорогам, выпрашивать хлеба, Людей заклиная святыней креста! Мгновенье... и в зале веселой и шумной Все стихли и встали испуганно с мест, Когда я вошел, воспаленный, безумный, И молча на карту поставил мой крест. 49. Лето Лето было слишком знойно, Солнце жгло с небесной кручи, — Тяжело и беспокойно, Словно львы, бродили тучи. В это лето пробегало В мыслях, в воздухе, в природе Золотое покрывало Из гротесок и пародий. Точно кто-то, нам знакомый, Уходил к пределам рая, А за ним спешили гномы И кружилась пыль седая. И с тяжелою печалью Наклонилися к бессилью Мы, обманутые далью И захваченные пылью. 50
Сегодня у берега нашего бросил Свой якорь досель незнакомый корабль, Мы видели отблески пурпурных весел, Мы слышали смех и бряцание сабль. Тяжелые грузы корицы и перца, Красивые камни и шкуры пантер, Всё, всё, что ласкает надменное сердце, На том корабле нам привез Люцифер. Мы долго не ведали, враг это, друг ли. Но вот капитан его в город вошел, И черные очи горели, как угли, И странные знаки пестрили камзол. За ним мы спешили толпою влюбленной, Смеялись при виде нежданных чудес, Но старый наш патер, святой и ученый, Сказал нам, что это противник небес. Что суд приближается страшный, последний, Что надо молиться для встречи конца... Но мы не поверили в скучные бредни И с гневом прогнали седого глупца. Ушел он в свой домик, заросший сиренью, Со стаею белых своих голубей... А мы отдалися душой наслажденью, Веселым безумьям богатых людей. Мы сделали гостя своим бургомистром — Царей не бывало издавна у нас, — Дивились движеньям, красивым и быстрым, И молниям черных, пылающих глаз. Мы строили башни, высоки и гулки, Украсили город, как стены дворца, Остался лишь бедным, в глухом переулке, Сиреневый домик седого глупца. Он враг золотого, роскошного царства, Средь яркого пира — он горестный крик, Он давит нам сердце, лишенный коварства, Влюбленный в безгрешность седой бунтовщик. Довольно печали, довольно томлений! Омоем сердца от последних скорбей! Сегодня пойдем мы и вырвем сирени, Камнями и криком спугнем голубей. |