– Ща полегчает, – сказала Мальвина, выпав из образа барыни.

– Вот, спасибо. – Лера протянула Мальвине коробку с малахитами. – Проверь, всё ли на месте?

Мальвина открыла коробку и сделала вид, что пересчитывает камешки.

– Пойду, отнесу в хранилище, – сказала она и удалилась.

Галина Ивановна тем временем поставила перед Лерой фужер с рассолом, а Барсик залез к Лере на колени и облизал лицо. Видимо, ему очень нравились её высохшие слёзы.

– Ну и кто же тебя так осчастливил? – поинтересовалась Галина Ивановна, когда Мальвина вернулась из хранилища и уселась напротив Леры с сигаретой в зубах. – Надеюсь, ты не вернулась к своему бывшему. Это, знаешь ли, последнее дело. Бывший друг гораздо хуже двух новых врагов!

– Неет, – Лера помотала головой. Представила жабика, и её опять затошнило. Она взяла фужер и залпом выпила рассол. Организму это понравилось даже больше грейпфрута. – Я там случайно встретила того человека, который мне помог, когда я ногу сломала. Помните?

– Помним, как не помнить. Лысый. Ты ж говорила он забулдыга.

– Я так думала. Если на меня сегодня посмотреть, то можно подумать, я тоже забулдыга.

– Ты начинающая забулдыга. Это он тебя напоил что ли? – высказала предположение Галина Ивановна.

– Точно! Напоил и надругался, – Мальвина закатила глаза, – но тебе в итоге понравилось. Наверное, такое случается.

– Ничего подобного! Я сама напилась, мне весело было. Он, наоборот, меня отговаривал, а потом вот спасал опять, нёс на себе.

– Как раненого комиссара, – вставила Мальвина.

– Ишь ты, прямо ангел. – Галина Ивановна всплеснула руками. – Из неприятностей тебя всё время вынимает. Ну и где он? Неужто опять исчез?

Лера кивнула головой.

– Надругался и сбежал, – резюмировала Мальвина.

– Я его обидела, сказала, что не хочу иметь детей от кого попало.

Обе собеседницы Леры замерли с открытыми ртами. Повисла тишина.

– Стесняюсь спросить, при чём тут дети? – Мальвина подняла руку вверх как примерная ученица.

– Ты разве не знаешь, ангелы делают детей, а потом фюить, и непорочное зачатие, – как неразумному дитяти пояснила ей Галина Ивановна.

– Не кощунствуйте! Тут вам не здесь. – Мальвина погрозила ей пальцем и с задумчивой физиономией затянулась.

– Я даже не знаю, как его зовут, – сообщила Лера.

– Это в данной ситуации уже как-то несущественно. – Галина Ивановна пожала плечами.

– А я считаю, надо было спросить, и паспорт посмотреть тоже не помешало бы.

– Некогда было, – Лера шмыгнула носом.

– Ах, да, оргазм, – вспомнила Мальвина. – Действительно, странно во время оргазма паспорт спрашивать.

– Скажите лучше, вы же всё знаете, это любовь? – Лера с надеждой посмотрела на умудрённых возрастом подружек.

– Ну как тебе сказать.

– Смотря с какой стороны смотреть.

В этот момент во входную дверь позвонили. Лера кинулась в прихожую.

– Это он! Я в дверях записку оставила.

За дверью оказался не он, а лучшая подружка Мальвины, популярная писательница тех самых дамских романов про коварного графа и соблазнённую горничную, ну или что-то вроде того. Галина Ивановна приняла у той шубу, а удручённая Лера вернулась в гостиную.

Мальвина вернулась к роялю и продолжила бренчать «Чижика-пыжика».

– Вы не представляете, что там творится! – писательница ввалилась в гостиную, заполнив собой практически всё пространство. Она была большая во всех смыслах и очень громогласная. В руках она держала коробку с пирожными.

– О, пироженки! – обрадовалась Мальвина.

– А кто потом будет от хип-хопа падать? – укоризненно поинтересовалась Галина Ивановна.

– А что там делается и где? – поинтересовалась Лера из вежливости. Она раздумывала, уйти ей или остаться? Если уйдёт, то наверняка будет плакать, зато если он вернётся, то она уже будет тут как тут.

– Цены, деточка! Это космос какой-то. У врача вчера была. Почему я не врач?

– Да, почему ты не врач? – спросила Мальвина.

– Потому что в наше время в медицинский брали только штаны. А ведь из меня мог бы получиться прекрасный доктор.

– Штаны? – не поняла Лера

– Да, особей мужского пола, так сказать, самцов. – Писательница достала из сумки какое-то приспособление и стала испускать из него дым. Сразу вспомнилось: «моя бабушка курит трубку, трубку курит бабушка моя».

– В самцах нет ничего плохого, мне они нравятся, – сказала Мальвина, взялась за свои сигареты и тоже стала испускать дым. Однако, в отличие от дыма писательницы дым Мальвины имел запах.

– Вот Барсик, к примеру, тоже самец, – сообщила Галина Ивановна, – чем не доктор? Всегда утешит, причём совершенно забесплатно.

– Разве что Барсик, – согласилась писательница про графов. – Но в целом самцы правят миром, и как-то у них не очень получается.

– Может быть, и не очень, но дай тебе власть, ты и не такое устроишь. Вон всех своих персонажей как замордовала. Я твой последний роман с трудом дочитала, умерли все: и самцы, и самки. И вообще, почему ты пишешь, что все актрисы истерички. Это ты на меня что ли намекаешь? – Мальвина надула губы.

– Вот почему все считают, что я непременно чего-то про них сочиняю, у меня все образы собирательные, это, во-первых, а во-вторых, я ничего такого не писала, что все истерички, я писала, что некоторые. Вот глянь на себя, разве ты истеричка?

– Намекаешь, что я плохая актриса? – Мальвина насторожилась, и Лере показалось, что та запросто может вцепиться писательнице в глаза.

– Наоборот! – возмущённо заявила писательница. – Тебе хватает таланта не быть истеричкой, а кому не хватает, те заполняют, так сказать, пробелы, подведя под это базу, что хороший актёр как оголённый провод. Дурак он, а не провод.

– Вот тут ты права! Ты очень права! – Мальвина запрыгала на одной ноге.

– Угомонишься ты сегодня или нет? – рявкнула на неё Галина Ивановна.

– А у Марата никак опять с деньгами плохо? – поинтересовалась писательница, глядя на новую картину в гостиной Мальвины. Картина появилась недавно, и Лере очень нравилась, на картине в смутном сумраке каких-то закорючек проступало мужское лицо с орлиным носом. Почти её новый знакомый, такой же таинственный.

– Угу, – согласилась Мальвина, – опять нечем аренду за мастерскую платить.

– Я вот думаю, что вы ещё не уехали как все ваши только потому, что вам со всем этим барахлом никак не удастся взлететь, – писательница тяжело вздохнула и чуть не исчезла в клубах дыма.

– Прямо скажешь, все уехали, – Мальвина хмыкнула.

– А что скажешь, не все?

– Ну, может, и все, но Мишенька никак уезжать не хочет, а я считаю, почему это я должна на старости лет лишаться любимой работы, привычной жизни, моего круга и скитаться по углам?

– Как почему? Потому что некто оказался глуп. Гораздо глупее, чем мы все думали изначально. А у нас самих горе от ума, мы с детства не любим ходить строем и маршировать. Скажите, молодёжь, – писательница обратилась к Лере, – вы любите ходить строем?

– Зачем? – не поняла Лера.

– Ну, если Родина скажет.

– Пусть сначала объяснит, куда и зачем, – буркнула Лера.

– Вот! Устами младенца глаголет истина. – Писательница явно обрадовалась ответу Леры.

– Молодёжь нынче не в духе, – вставила Галина Ивановна, – она, наконец, встретила мужчину, который делает ей хорошо, а он утёк.

– Как все самцы! А что я вам говорила? Никогда не спорьте с писателями и врачами. Ах, какой бы из меня получился врач!

– Ну, не ври, пожалуйста, не все самцы утекают, – не согласилась с писательницей Мальвина.

– Так или иначе, рано или поздно, но все, – продолжала упорствовать писательница. – Женщины дольше живут. Статистика такая.

Галина Ивановна согласно кивала головой. Она уже успела накрыть на стол к чаю и резала лимон. При виде лимона Лера поняла, что пироженки есть не будет, а вот от чая с лимоном она точно не откажется.

– Неужто и графы утекают? – язвительно поинтересовалась она у писательницы.