Очевидно, на следующем и последнем этапе восстановления, волокна деревенели, окончательно становясь неразличимыми на поверхности ствола.

– Сколько же мы уже прошли…

Осознание того, что все отмеченные ими деревья постепенно восстанавливаются, лишало уверенности в том, что все это время они не ходили кругами. Опять.

– Кажется проводник из тебя не самый лучший, – нервно усмехнулся Лель, однако охваченному смешанному с ужасом гневом Деяну определенно было не до его подначек.

– Это не смешно! – взревел он. – Какого хрена здесь происходит? Как мы найдем Еремея?! Как мы теперь вообще выберемся из этого леса?!

Лель поежился от казавшегося в мертвой тишине особенно громким баса.

Откуда ему знать ответы на все эти вопросы? Будь это иначе, стал бы он расхаживать по пропитанному энергией нави лесу? Теребил бы он и без того потрепанный за время путешествия венок в тщетных попытках связаться хоть с кем-то, кто подходит для решения подобных ситуаций хоть сколько-то лучше духа любви и страсти?

Определенно нет.

Тем не менее одну вещь он все же мог и хотел прояснить прямо сейчас.

– Скажи мне, где именно Еремей должен был нас ждать?

– На поляне, где же еще?! – возмутился, на его взгляд, донельзя глупому вопросу Деян.

– Разве не там ты его и оставил?

– Нет-нет-нет, – до сих пор в окутавшей лес тьме он видел лишь смутные очертания лица спутника, однако же в это мгновение мужчине почудилось, будто в темноте сверкнула холодная сталь серых глаз.

– Я спрашиваю о месте, где мальчик должен был ждать, чтобы после убить меня.

В повисшей тишине было слышно лишь тяжелое дыхание явно опешившего и не меньше прежнего шокированного мужчины. Лель обладал определенным преимуществом, будучи способным наблюдать сменяющиеся на его лице эмоции, тогда как его собственное лицо оставалось надежно скрыто темной вуалью.

– Когда охотишься убедись, что никто не охотится на тебя, – Лель вздохнул.

Он определенно не хотел этого диалога, однако же природное любопытство подстегивало его продолжить.

– К слову, я не зол, а только разочарован… В конце концов, мне показалось, что тогда на поляне Еремей понял мое послание, да и разве не ты чуть ли не клятвенно заверял меня…

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– О… – не ожидая, что его речь прервут, на миг Лель и сам растерялся. – То есть я ошибся, и ты не собирался, выдумав преследующих нас охотников, затащить меня поглубже в лес и, воспользовавшись элементом неожиданности, с чистым сердцем скормить меня своему младшему брату? Или ты и вовсе не превращал мертвого мальчика в вынужденную питаться человеческой плотью нечисть, лишь бы оставить его подле себя? Тогда извини за навет – всем свойственно ошибаться.

– Как ты… – прохрипел Деян.

– От вас обоих за версту несет навью, – не вдаваясь в подробности ответил на так и не заданный вопрос Лель. – Должен сказать, что до последнего надеялся, что ты окажешься единожды ошибившимся глупцом, на мгновение возомнившим себя ведьмаком. Куры, овцы, я все понимаю… Но как именно отреагировала твоя жена, когда ты сказал ей то же, что и мне? Родить нового ребенка взамен старого? Каждому свой срок? Что именно ты сказал ей, чтобы оправдать убийство собственного ребенка? И что более важно… как ты до сих пор оправдываешь себя?

– Заткнись! – вспыхнувшая с новой силой ярость позволила Деяну повалить не ожидавшего от него такой прыти Леля на землю.

В следующее мгновение к коже тонкого юношеского горла плотно, едва не рассекая ее словно легкий шелк, прижалось лезвие ножа.

– Говоришь так будто знаешь, через что нам пришлось пройти, сучье ты отродье! – давление ножа усилилось, не предвещая ничего хорошего. – Я мог его потерять! Понимаешь?! Потерять! Навсегда! Тогда бы у меня никого не осталось! Я обещал… я обещал родителям защищать его! А он взял и умер!!! Будто для этого я столько лет его берег. Он умер прямо передо мной! У меня на глазах! Что мне еще оставалось?!

– Похоронить. Почитать в дни усопших, – спокойно парировал прижатый к сырой земле Лель. – И уж явно не делать из него ходячий труп. А тем более не делать этого так неумело – малец не может говорить, с трудом передвигается и гниет словно баранина на солнце…

– Не смей так говорить про моего брата! – нож все же вошел в плоть, от чего по горлу за шиворот потекла быстрая струйка теплой крови, заставив несчастную жертву в очередной раз поморщиться. – Это все, потому что он не ест то, что ему положено. До сих пор он лишь пил кровь, да перебивался мелким скотом. Если он съест тебя ему станет лучше, – Лель почувствовал, как ему на лицо упала пара капель.

– Ты не понимаешь, – будто в бреду повторил Деян. – Я должен тебя убить, найти и спасти брата. Он должен поесть… чтобы… чтобы больше не уходить…

На мгновение отведя нож от шеи Леля и продолжая придавливать его к земле своим весом, Деян занес его теперь уже над сердцем, однако же не мог и предположить, что в следующий миг ему в глаза ударит яркий свет, который, оказавшись ничем иным как всполохом огненных искр, тут же превратит его рукав в горящий факел, заставив вскочить и броситься кататься по земле.

Если бы Леля спросили о том, что он любит, то перерезанное горло, на протяжении некоторого времени не дававшее ему нормально вдохнуть было бы на предпоследнем месте.

На пред-предпоследнем находились его запачканные кровью и прочей дрянью одежды, которые ему вряд ли теперь удастся просто оттряхнуть – едва ли не ставшая жидкой грязью, теперь уже совсем сырая, земля намертво въелась в ткань штанов, а местами и в его собственную кожу. Что сейчас творилось с его, еще совсем недавно белой, рубахой было и вовсе страшно представить. Впервые за долгое время он возрадовался скрывающей все темноте.

– Я же… – наконец потушив пламя, проблеял до сих по не отошедший от шока Деян. – Я же тебя… Как ты это сделал?! Что ты, черт побери, такое?!

– Я же уже сказал, – устало произнес Лель, полным печали взглядом рассматривая оставшиеся в руке лепестки цветов, с вновь водруженного на голову венка, а вернее того, что от него осталось, – неравнодушный путник, который пытается помочь даже такому отродью как ты.

– Я же уже сказал. Я неравнодушный путник, который пытается помочь даже такому отродью как ты.

В голосе Леля звучала бесконечная усталость. Впервые услышав деревенские толки про лесное чудище, он полгал это дело куда менее запутанным и, возможно, требующем от него чуть меньшего количества общения с людьми.

Теперь же на его перерезанном черт знает когда в последний раз чищеным ножом горле смыкал свой удушающий захват вязкий воздух зачарованного черт знает кем леса. Где-то в чаще прятался жаждущий человеческой плоти упырь³⁷, а прямо перед ним стоял мужчина, непонятно как умудрившийся сотворить этого самого упыря из тела собственного младшего брата.

Для одного захудалого духа любви и страсти в истории было многовато неизвестных. О постоянно растущем уровне опасности думать не хотелось вовсе. В любой момент их могло настичь то, что в лоскуты порвало тело несчастного авара.

"Путеводная звезда Нави" – так в тайне от величественной матери, нарекли его в Прави благонравные боги, впрочем, особо не заботясь о том, чтобы их не услышал кто-то другой.

Лель мысленно усмехнулся. Так вышло, что сейчас он приложил достаточно усилий для того, чтобы в очередной раз оправдать свое прозвище. Энергия Нави была повсюду. Пробираясь болотным смрадом в глаза, нос и уши, она будто бы заполняла собой все существо загнанных ею словно дичь путников.

Даже будучи духом, Лель явственно ощущал пробирающий до костей могильный холод и медленно, но верно иссякающий поток сил. Если прошлые путники оказывались в той же западне, что и они сейчас, то не было ничего удивительного в том, что ни один из них так и не вернулся к родным – обычному человеку здесь долго не протянуть.