– Пей!

В его руке своим эмалированным боком переливался маленький глиняный сосуд, увидев который старший забеспокоился:

– Что это?

– Обычный капустный сок. После него, думаю, и краюшку хлеба можно будет. Лекарь не наказывал пить такой? Или может быть велел принимать что-то другое

Деян понуро покачал головой.

– Ивы кору говорил жевать… А больше ничего и не сказал вроде…

– Что за шарлатаны нынче людей калечат…

Куда в конце концов смотрела твоя жена?! Детей она тоже ивой при любой хвори кормит?

Не успели последние слова развеяться в тишине избы, как Лель резко захлопнул свой в очередной раз оказавшийся в порыве чувств болтливым рот. В избе повисло молчание, в котором при большом желании можно было услышать, как Лель мысленно корил свой длинный язык.

– С чего взял, что я женат?

Попытавшись обернуть ситуацию в свою пользу, Лель одарил его выразительным взглядом, демонстрировавшим, что ответ на вопрос очевиден.

Но то ли полутьма не позволила собеседнику различить его глаз, то ли Деян и вовсе был туг к намекам, а маленькая затея Леля с треском провалилась. К счастью, сам Деян понял его молчание по-своему, а потому решил пояснить собственное замешательство:

– Ты же не местный, а жену и детей я дней восемь назад в отчий дом отослал.

На лице Леля расцвела неловкая улыбка:

– Я всего лишь предположил, – поспешил признаться он. – Да и было бы странно, если в свои годы ты до сих пор без жены ходил.

Деян кивнул, соглашаясь с разумностью его доводов.

После позднего ужина до рассвета оставалась еще пара часов. Лель достал из-за пазухи аккуратно выструганную свирель.

– Нам бы гостей незваных не проспать, да и с музыкой всяко веселей, – пояснил он, поймав на себе удивленный взгляд.

Заиграла тихая и ненавязчивая мелодия.

Устроившийся возле сонного брата Деян на мгновение все же прикрыл глаза. Мелодия набирала темп и от тихого шелеста листьев постепенно перешла к подобию бурного весеннего ручья, рядом с которым они с братом и другими соседскими ребятами еще кажется не так давно, пытаясь столкнуть друг друга в воду, весело напевали:

Наполнившая избу мелодия отдаленно повторяла мотив забавной песенки, однако же лилась куда более мягко, будто бы против воли игравшего ее Леля стремясь захватить любого слушателя в объятия сна.

Из мыслей Деяна выдернуло слабое движение слева – немного сменив положение скорее всего затекших от долгого лежания конечностей, Еремей продолжил свой сон.

Слегка развернувшись к брату, Деян вытащил соломинку из спутавшихся светлых волос, напоследок бережно пригладив их, словно те и в самом деле были сделаны из сухой речной травы, готовой рассыпаться от любого неловкого к ней прикосновения.

– Он давно так спокойно не спал, – зачем-то пояснил Деян, поймав на себе задумчивый взгляд Леля, однако в ответ ему послышалось то, что в одно мгновение выбило его из охватившей неги:

– Он тебе так дорог?

Ответ тем не менее казался очевидным.

– Он моя кровь, мой родной брат. И… я обещал родителям позаботиться о нем. Он самое дорогое, что у меня есть…

– А как же семья?

– Это другое, – Деян прикрыл глаза, всем своим видом давая понять, что тема закрыта.

– И жизнью ради него пожертвуешь?

– Да.

Решив, что тема, и правда, себя исчерпала, Лель снова поднес к губам свирель, чья мелодия, воспользовавшись отведенными ей крупицами ночи, унесла своих слушателей в мир грез о далеком и безоблачном прошлом.

До рассвета оставалось немного времени, по меньшей мере, половина часа²⁵, однако первые лучи солнца уже надорвали тьму, плотной пеленой укрывшую простирающееся на длину взгляда поле, танцуя то тут, то там холодными отблесками пронзившего ее меча.

Во мраке тесных сеней трое готовились к пути, мало отличающемуся от побега, в последний раз проверяя все необходимое. Наступившее, не по-летнему студеное, утро словно дым развеяло теплую атмосферу, что едва успела воцариться среди них. Ни один не решался произнести ни слова, будто бы то могло в один миг порвать до сих пор лишь сильнее натягивавшуюся нить напряжения.

За дверью их поджидала полная неизвестность, что сама по себе была на порядок страшнее беснующейся толпы селян или же раздирающей плоть пасти кровожадного зверя, ведь именно от нее было никуда не деться и именно она была для путников одновременно и худшим, и лучшим исходом их отчаянной попытки спасти невинную жизнь.

Сам же Еремей, придерживаемый братом, казалось, был готов вот-вот провалиться в такой желанный, ввиду своей редкости, сон, из которого его так вероломно ни свет ни заря выдернула пара спасителей.

Лишь приоткрывшись, его красные от застывшей в них крови глаза вновь смыкались. Мальчишка пошатывался. Не ясно, выдержали бы его исхудавшие от голода ноги и мигом дольше, если бы огромные, по сравнению с его собственными, руки брата не прижимали все ближе, едва не удерживая на весу хрупкое юношеское тело.

Вид мальчишки вызывал в Леле чувство скорби, которое, как он сам полагал, должно было давно притупиться после всего, что ему довелось повидать за время скитаний по землям Яви. Едва ли не с первого взгляда на Еремея в горле его появился ком, до сих пор не желающий куда-то уходить, напротив, разрастаясь и сдавливая внутренности, стоило лишь единожды развить копошащуюся в голове мысль о судьбе братьев.

– Давай сюда.

Не дожидаясь реакции, Лель выхватил из рук Деяна котомку²⁶, в которую была собрана их скромная провизия и пара необходимых в дороге снастей.

– Ты же видишь – он не может идти сам. Будем ковылять – нас умудрятся схватить даже те, кто проснется к полудню.

Глаза Леля были куда меньше подвластны лишающему остроты зрения сумраку, а потому сейчас, в тайне, он имел возможность наблюдать растерянность на лице старшего из братьев.

«Неужели я выразился неясно?»

Лель вздохнул.

– Возьми его на руки и… – его взгляд обвел бедное убранство полупустых сеней,накрой чем-нибудь – сейчас сыро, а его тело куда слабее обычного – только так уморишь… Да и днем, глядишь, ненароком солнце припечет.

Деян, чье беспокойство о брате в преддверии выхода за пределы дома, казалось, стало лишь сильнее, не мог не согласиться со словами на удачу посланного им помощника, а потому закинутый на закорки Еремей вскоре был надежно скрыт от солнца и чужих глаз найденной в избе ветошью, отличаясь от укутанного в саван покойника лишь тем, что его тонкие словно голые кости руки, с удивительной для них силой, сами обхватывали шею брата.

На удачу, во дворе расположившейся почти у самого края деревни избы не было ни души. Взволнованных событиями последних часов беглецов встретило самое что ни на есть спокойное и умиротворяющее своей безлюдной тишиной летнее утро. Никто не собирался препятствовать их попытке покинуть эти места. По крайней мере конкретно в данный момент.

Несмотря на все опасности, с которыми им возможно лишь предстояло столкнуться, в сердцах братьев и преисполнившегося к ним сочувствием Леля зажегся слабый огонек надежды на то, что путь окажется куда проще, нежели они того ожидали.

С каждым их шагом прочь вероятность погони становилась все более призрачной.

Лель, однако, и вовсе не думал, что теперь хоть кто-то осмелится броситься вслед за пересекающими едва освещенное солнцем поле фигурами, ведь едва заметно рассекающая рожь тропа, по которой они следовали – была ничем иным, как прямой дорогой к похоронившему под своими ветвями множество местных мужей лесу.