— Мне жаль. — Уже известные слова вылетают из ее рта с небывалой легкостью. Я начинаю сомневаться, что они вообще что-то значат.

— Мы уходим, — говорю я, махая ей рукой, чтобы она шла вперед. Габриэлла смотрит на стакан с апельсиновым соком на стойке, потом на меня. Она делает это еще дважды, прежде чем испустить долгий вздох. Неужели у нас дома нет апельсинов? — Допивай свой сок, Габриэлла.

Улыбка, озаряющая ее лицо, не имеет никакого объяснения. Девушка, которая вчера была совершенно опустошенная, это та же самая девушка, которая идет рядом со мной, как будто находится в самом безопасном месте в мире, а потом дрожит под развратным взглядом незнакомца. Это та же самая девушка, чье лицо озарилось, потому что ей разрешили допить стакан сока.

Никакой логики.

Габриэлла допивает сок и поворачивается, делая всего один шаг, прежде чем остановиться и посмотреть на меня через плечо. Видение интересное, признаю, я знаю, что это лишь одна из причин, по которой я попаду в ад.

Красное платье с глубоким вырезом сзади, близким к переднему. Ее распущенные волосы ниспадают на плечи, а покорное выражение лица, ожидающее указаний, заставляет меня скрести горло. Я подхожу к ней одним шагом и перехватываю свою руку через ее. Только когда я сажусь на заднее сиденье лимузина и Дарио утвердительно кивает мне, я вспоминаю, что изгибы и любопытные взгляды Габриэллы - не самые важные события этой ночи.

Присутствие Массимо Коппелина и его едва скрываемый интерес к моей компании, вот что важно. Не говоря уже о встрече, которая привела меня на это мероприятие. Габриэлла отвлекает меня, и я с удивлением понимаю, что это не та заслуга, которой могут гордиться многие люди.

Я сужаю глаза на девушку, которая, как и каждый раз, когда едет со мной в машине, прикована к окнам, наблюдая за каждым сантиметром дороги и огнями, которые мы оставляем позади, продвигаясь по римским улицам.

— Мы возвращаемся в "Кантину"? — спрашивает она по-итальянски, когда мы проезжаем мимо отеля, и я признаюсь, то, как ее губы подрагивают, когда она говорит на моем языке, определенно отвлекает.

— Мы, — отвечаю я, и, повторяя ту же реакцию на все ответы, которые я давал ей сегодня, она еще пару секунд смотрит на меня, ожидая, что последует объяснение. Увидев, что этого не произойдет, она снова смотрит в окно.

Через несколько минут после взлета самолета Габриэлла засыпает.

***

— Сообщи мужчинам, что она съезжает, — говорю я Тициано, и он садится обратно в кресло напротив моего стола.

Я стучу костяшками пальцев по деревянной столешнице, и звук теряется на фоне шума дождя, бьющего по окнам на стене в нескольких футах от меня. Я смотрю на пасмурный пейзаж и качаю головой, соглашаясь с собственными мыслями.

Запах дерева, которым выложены стены, пол и потолок моего кабинета, твердый и знакомый, как и тот, что доносится из коробки с сигарами на моем столе.

— Ты ведь знаешь, что в этом нет необходимости? Никто не посмеет попытаться снова прикоснуться к ней.

— Это не единственная причина.

— Так ты действительно собираешься это сделать? — Спрашивает мой брат, но я снова отказываюсь отвечать. — Не пойми меня неправильно, я думаю, что это действительно забавный план, просто я удивлен, что ты собираешься воплотить его в жизнь.

— Из всех людей, если кто-то и найдет это забавным, то это, конечно, ты, Тициано.

— Твой план в основном состоит в том, чтобы веселиться на вечеринках и мероприятиях в течение следующих нескольких недель. Что в этом может быть невеселого? Ты ведь использовал слова "вечеринки" и "мероприятия" в этом предложении, не так ли?

— Я действительно не знаю, как это возможно, чтобы мы были братьями. — Я смотрю на него, потому что этот вопрос постоянно крутится у меня в голове. — Это кратчайший путь к моей цели.

— Ты сукин сын, который любит игры разума, вот что. — Я не отрицаю этого, потому что это правда.

— Твой богатый словарный запас всегда поражает меня. — Младший босс улыбается без всякого стыда, а я качаю головой, отрицая это. — Сообщай новости, Тициано. Внутри и за стенами.

— Считай, что это сделано, дон, — заявляет он.

Прежде чем Луиджия вошла в мой кабинет, в дверь слегка постучали. Пожилая женщина жила в доме моих родителей еще до моего рождения. Луиджия видела, как росли мы с братьями, она помогала моей матери воспитывать нас до тех пор, пока Саграда не взяла на себя наше образование.

В своем традиционном темном костюме она стоит перед моим столом, не сводя глаз с узорчатого ковра под ногами и сцепив руки перед собой.

— Дон Витторио, Тициано, — приветствует она, и мой брат оглядывается через плечо.

— Cara mia, — дружелюбно отвечает он на приветствие, как и большинству служащим дома.

К другой небольшой части младший босс относится еще более дружелюбно: он их трахает. Я уже сбился со счета, сколько раз мне приходилось терпеть жалобы моей матери на то, что ей пришлось уволить отличного работника, потому что ее второй сын решил, что неплохо было бы залезть ей между ног.

— Садись. — Она повинуется и поднимает на меня глаза.

— Расскажи мне о Габриэлле. Как прошли последние несколько недель? — Я приказываю, и мой брат скрещивает ноги, опираясь лодыжкой на колено.

— Я хотела бы взять на себя ответственность за выход девушки, дон Витторио. Она попросила у меня разрешения, и я не думала, что будет проблемой отпустить ее в деревню с госпожой Рафаэлой. Я беру на себя ответственность за то, что произошло.

Мое нейтральное выражение лица не выдает удивления, которое я испытываю. На моей памяти это первый случай, когда экономка пришла в мой кабинет, чтобы заступиться за кого-то, и тот факт, что это вмешательство не было запрошено ни мной, ни тем, кого защищали, также должен быть расценен как озадачивающий факт.

— Единственные, кто несет ответственность за случившееся, – это люди, нарушившие свои клятвы, Луиджия. И они получили по заслугам. — Я делаю паузу, и она кивает. — А теперь расскажи мне то, что я хочу знать.

— Девушка трудолюбива, целеустремленна и очень предана своему делу, дон. За полтора месяца она освоила домашний распорядок, прекрасно выполняет порученные ей задания и уже достаточно хорошо говорит по-итальянски, чтобы не делать глупостей. Она даже помогла синьоре Анне справиться с болью.

— Маме? — Впервые перебивает Тициано.

— Эта девушка приготовила чай для синьоры во время последнего кризиса, несколько недель назад. Она сказала, что готовит такой же чай для своей сестры, которая больна. Сначала у меня возникли подозрения, но повара заверили меня, что следили за приготовлением трав и ничего странного она не добавляла. Необычной была только смесь. Синьора выпила чай и уже через несколько часов почувствовала облегчение от боли. На следующий день она смогла ходить.

Я хмурюсь, впервые услышав эту историю, которая подтверждает, что мама избегает темы Габриэллы с очень конкретной целью. Ей не понравится то, что сейчас произойдет. Пусть это послужит ей наказанием.

— Кто преподает ей итальянский?

— Мисс Рафаэла, дочь кухарки Софии. Они подружились.

— Та, которая только что вернулась из США?

— Точно так, Дон.

— У Габриэллы были какие-нибудь неприятности за последние несколько недель?

— Нет, Дон. Некоторые служанки дразнили ее, как только она приехала, но девушка никогда не реагировала, не делала ничего, что могло бы вызвать проблемы.

— Ты доверяешь ей, Луиджия? — Спрашиваю я, и, к моему удивлению, ответ приходит гораздо быстрее, чем я ожидал.

— Доверяю. Когда девушка приехала, до меня дошли слухи среди солдат. Я волновалась, но единственный человек, которому Габриэлла готова была причинить вред, это она сама. — Последнее утверждение повисает в воздухе, как лист на ветру. Тициано поднимает брови, барабаня пальцем по бедру.

— И как ты думаешь, это изменилось?

— Я думаю, она поняла, что у нее есть другие варианты. Дружба с Рафаэлой принесла ей много пользы.