Наутро на пиру все от стройности платьев изнемогают. Вздохнуть не могут, лишний кусок съесть боятся. Король аж покраснел от натуги.
– А что, – говорит Матрёна, – модницам да модникам всегда несладко приходилося. То каблук высокий выдумают, то корсет какой. Но вы, король, не горюйте больно, вот стану я королевой, так всем платья сошью по индивидуальному заказу. Вот слыхала я, идёт к нам мода из стран заморских, чтоб платья все носили размерные, да со складочками…
Женился король Брондоль на Матрёне Репеевне, и та сдержала обещание своё – отдала купцу Котофея Ивановича, да только не сделал купец из кота шапки. Почему? Так про то своя сказка будет.
Про не знаю что
– В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жил-был князь.
– Да не князь он никакой был, а портной. Да и не в царстве, на селе он жил.
– Ну и пусть на селе, зато красавец был писаный и умом блистал!
– Как твоя оглобля! Был он сам с аршин, а пузо такое, что спать мог, только на боку лёжа.
– Как-то отправился он судьбу свою искать. Вышел с утра из дому и пошёл куда глаза глядят.
– Ага, а как жена его проснулась да семеро дочерей его малых, глядь, а кормильца и след простыл.
– Солнышко только поднималось, ветерок мошкару отгонял, и настроение у него было пречудесное! Шёл он полем да лесом и вышел к речке Безымянной. Глядь, а на берегу русалка. В мечтах сидит, волосы расчёсывает да и не видит, что уж и не одна она. Спустился он, значит, на берег своё восхищение красавице речной высказать.
– Как выскочила из реки стража русалочья, с копьями да трезубцами. Ах ты наглец, говорят, мало тебе своих баб, бесхвостых, так и за нашими подглядываешь! Ух, убьём мы тебя!
– Да, убьём, говорят, да только если не выстоишь в испытании одном.
– Медведя лесного не одолеешь.
– Да токо шиш, драться вы не будете, а наперегонки побежите. Выбрали ель большую, черту провели, мохнатого привели. Как русалий старшина в рог морской дунул, так и начали.
– А Потапыч, на беду, шустрым оказался, средь медведей в лучших бегунах ходил. Припустил к ели, только пятки засверкали. Так первым и прибежал.
– Ещё б не первым, ведь наш герой с места не сходил. А как второй раз протрубили, ну, мол, конец, так сказал: «Вот я и одолел глупого мишку. Испытание какое было? Кто выстоит – тот и победитель. Так я и стоял, а Потапыч дёру дал!»
– Смотрят воины морские – до чего ж глупый мужик попался!
– Пожалели дурака и не стали убивать. Да взамен того пригласили на пир к речному королю!
– На потеху. Глупость людскую демонстрировать.
– Привели его на пир в подречное царство. Замок речного владыки в большом погибшем судне располагался. А там красотища! Столы от кушаний ломятся! Всё в жемчугах да самоцветах. И чем его только ни потчевали!
– И мотылём мочёным, и червём фаршированным, и катышками хлебными. А ты как думал, чем русалий брат пирует? Так и давился он кушаньями этими.
– Оценил любезность гостя Владыка Морской, коли тот, чтоб хозяина не обидеть, блюда чуждые, чужеземные уплёл. Решил в благодарность выдать за него дочь свою, русалку – красавицу, как раз ту, которая волосы у реки чесала. Утром на берегу праздничная процессия. Воины в ряд стоят, серебряные кольчуги на солнце блистают. Русальи музыканты со свирелями по кустам сидят, волшебные мелодии наигрывают. Сердце так и замирает от восхищения и благости. Всё вокруг в цветах да ракушках разноцветных.
– Тут-то и разыскала его жена с детями. С младых пор любила она дикого зверя по следу травить. Семь дней шла она по лесу, пока не набрела на Потапыча-горемыку. Тот ей и рассказал о людском коварстве да неверности да на берег и указал. Как явилась жена, так мигом разогнала весь аквариум да возвернула муженька восвояси. С тех пор вёл он себя хорошо и никуда из дому носу не показывал.
Про Эдуарда Кошкоеда
Жил-был под горой Эдуард Кошкоед. Прозвали его так за то, что очень любил он кошатинку откушивать. Бывало, наберёт по деревням целый мешок мурзиков и к себе в нору тащит. Придя домой, он плотно заваливал вход выдолбленной дубовой крышею и развязывал мешок. Не мог ни один котун из берлоги Кошкоедовой выбраться да евойной глотки избежать. Знал Эдуард слова волшебные, и, как только наступала на душе у него некоторая тоска, садился он за стол опротив мешка и говорил:
– Коточек-коток, покатися в мой роток.
И стоило ему этак высказать, как мурзик, оказавшийся ближе всех, сворачивался клубком и вкатывался прямиком Кошкоеду в рот.
Прослышали мужики в сёлах соседних, что Кошкоед у них завёлся, и, хоть никто никогда его не видывал, каждый приписывал ему облик наидиковинный:
– С тремя пятаками он!
– Да нет же, у него и головы-то нет вовсе!
Поначалу бабы тревожились, всё гадали, как бы этак нового соседа изжить, да, только подумав, делать ничего не стали. Чего судьбу испытывать? Всё равно котуны у всех в изобилии, и убытка большого от кошкоеда нету. Так и жил Эдуард, котиков покушивая да горюшка не зная.
Шёл как-то в той местности-окрестности купец. Шёл налегке, весь товар в Разинроге продал. На вырученные деньги отремонтировал себе телегу, обзавёлся сапогами новыми да сюртуком, а окромя того, сослужил по обратной дорожке кота – Котофея Ивановича.
Застала купца ночка в пути, и решил он переночевать под горой, как раз под той, где и жил Кошкоед. Учуял хозяин горы гостей незваных, особливо Котофейку, стал выжидать, пока сон путёвых не одолеет. Купец же тем временем по обычаю дорожному устроил себе постель прямо в телеге, Котофея Ивановича в ноги положил для тепла да руку под голову сунул. Ночка обещала быть сухой да безветренной, и купец с Котофеем сразу же уснули, уморённые долгой дорогою.
И как только под горой зазвучал храп купеческий, выполз из своей норы Эдуард, стал котика кликать, да не просто так, а по-особому. Не было ему в этом деле равных, и ни один кот не мог перед Эдуардовым зовом устоять.
– Кис-кис, кис-кис-кис, – сладостно разнеслось под горой.
Но, к величайшему изумлению Кошкоеда, не явился Котофей на зов. Удивлялся Эдуард и вопреки обыкновению своему стал ближе к людям подбираться, так до самой телеги и дошёл. Глядь, а Котофей и не спит вовсе, встать силится, а не может.
Ведь до того уж был он закормленный да взлелеянный, что почти и ходить разучился. Охотой на грызунов его испокон веков не обременяли да, если надо, переносили его с места на место.
Никогда ещё Эдуарду не приводилось видать столь сочного котика. Взял тогда он Котофея Ивановича в охапку и понёс к себе в логово самолично. Дверь привалил, кота на стол положил, сам опротив него сел.
– Ох, и полакомлюсь я сейчас, – подумал Эдуард Кошкоед.
– Коточек-коток, покатися в мой роток!
И в тот же миг Котофей Иванович свернулся клубком и покатился прямиком в пасть Кошкоеда.
Наутро проснулся купец в телеге. Глядь, а кота и нету!
– Да быть того не может, чтобы такое котовище куда-нибудь само ушло.
Стал по округе рыскать и логово Кошкоеда нашёл. Зашёл купец внутрь и видит – сидит Эдуард еле живой, весь побелел аж. Руками машет, знаками показывает, мол, поперёк горла его что-то застряло, а изо рта хвост кошачий торчит да недовольно так из стороны в сторону повиливает. Не растерялся купец, хватил табуретом дубовым по эдуардовой спинушке. Да как хватил, так вылетел из глотки Кошкоеда Котофей Иванович, а вслед за ним и кошки, коты и котята всех мастей, ранее съеденные.
