Обрадовался Жункерштейн: в графине-то лет на пятьсот налито было. До последнего не верил он, что сдержит Маг слово данное, даже камушек на подложный на всякий случай заменил.

Только сделку совершённой засчитали, как Маг вдобавок говорит:

– Зелье это как жизнь сама. Пить его непросто. На вкус похуже помоев будет. Но коль готов ты к нелёгкому, то уж принимай понемногу, иначе желудок запротивится и ничего хорошего из того не выйдет.

Тут-то и схитрил Маг. Давеча подмешал он в зелье микстуру от болей желудочных, что пищу дрянную обратно выводит. Знал он, что ни один человек, бессмертия жаждущий, терпеньем да выдержкой не наделён.

Пришёл Жункерштейн домой, стол узорчатой скатертью накрыл, самое вкусное, что вкушал, представил, да не удержался и полграфина разом втянул, так ему уж этого бессмертия хотелось. Тут-то и почувствовал он жизни вкус. Как его скрутило, как вывернуло…

Ах да, я ж про Лорка толкую. Лорк в ту пору молод был, у Жункерштейна в учениках ходил: на стол накрывал, платья стирал, лошадь сеном кормил и всяко знал, что его хозяин затевает. Глядит он – с хозяином конфуз вышел, ну он тряпкой всё притёр да в ведёрко тайком и отжал. В хлеву припрятал, за поросёй, что на днях приплоду дала, рыл восемь, не меньше.

Опомнился Жункерштейн:

– Где лужа? – спрашивает.

А Лорк в ответ:

– Прибрано всё, уж не возвернуть.

Ох и осерчал Жункерштейн на Лорка! Как бранил, как отхваливал! Так, утра не дождавшись, взашей и выгнал.

Лорк же припрятанное зелье сберёг, соком апельсиновым впятеро разбавил да по полглотка и пил. Поначалу противился желудок, ядрёна микстура назад шла, но со временем воспитал он в себе к тому делу привычку. Вот теперь что осталось – в склянке всегда при себе носит, тому весь мир свидетель.

Пробовали мужи учёные у него в Цингорье состав разгадать, да только без толку всё. Верно говорят, такого ума, как Маг Камня, по части веществ не бывало, да и нет.

Для точности исчисления примем данный день за день первый года первого. По примеру старца-летописца, что занимает верхний этаж этой башни, начну я ведение записей о событиях малых и больших, а также о состоянии мира в целом.

Третьего дня как пожитки нашего ордена свезли в поместье на берегу Берестяного залива, что ныне именуется Рыбогорским. Видимо, магодурские землеторговцы лукавили, утверждая, что в стенах этой башни некогда было пристанище вампирского князя. А жаль. Приспособления стеклодувного характера, подвальные печи и перегонные кубы указывают на то, что прежний хозяин был искушён более наукой, нежели кровавыми пирами и перевоплощениями. Справедливости ради следует отметить, что от такого обстоятельства я также не остался в накладе.

Старец, вместе с которым эти добрые господа продали мне башню, нисколько не помог мне пролить свет на историю сего места. С утра до вечера сидит он в своём кабинете, погружённый в записи, кроме которых, кажется, ничего его не интересует. Он никогда не покидает своего убежища, не принимает гостей. Лишь два раза в день испрашивает себе ломоть свиного окорока, четверть ржаного хлеба и кувшин вина. Не отказывается и от свежих яблок. Как же он жил здесь до нашего приезда?

Наводя порядок на книжной полке сегодня после обеда, я обнаружил эту книгу, чем был весьма заинтересован. Всё-таки идея ведения ежедневных записей мне и по сей день представляется стоящей. Такой труд доставит немало удовольствия, а то и пользы читателю, лет, скажем, через десять. Что ж, имеет смысл попробовать ещё раз.

Ветер сегодня северо-западный, но в Цингорье почти не ощущается благодаря естественной горной защите. Облачность отсутствует, что облегчает таяние снега и позволяет в ночное время беспрепятственно наблюдать звёздное небо. Всю неделю мы находимся в видимости прекрасной кометы. Хвост её слегка изогнут на самом кончике. Я назвал её Перчина, так как для её обозначения в астрариуме использовал плод сладкого перца, насаженный на медную проволоку.

По вечерам полюбоваться на комету ко мне заходит Вольный Шут. Его личность поистине интригует, быть может, оттого-то я и проникся к нему симпатией. Правду говорят, что с головой своей он не в ладах, да только, по моему мнению, было так не всегда. Возможно даже, что напротив, прежде был он человеком большого ума. В пользу такой догадки могут свидетельствовать и хитро построенные речи его, и взгляд: как посмотрит, так кажется, что всё-то ему про тебя известно. Что с ним приключилось, отчего он так переменился – загадка. Хотя… Думается мне, в мире есть знания, обресть которые простому смертному не под силу. Может быть, открылся ему один из таких секретов. Возможно, и я в своих поисках однажды найду непосильную истину и буду вынужден скитаться, потеряв всякую возможность быть понятым. Вольный Шут обычно приходит под вечер. Мы пьём чай в башне и беседуем, пока совсем не стемнеет. Меня занимают его весёлые прибаутки и небылицы, да и сам облик гостя таит в себе немало загадок. Взять хотя бы символ, вышитый на спине его куртки. Ни в старом, ни в новом языке, ни в камнетёсных знаках такого я не нашёл. Или его книга. Носит он её в специальной сумке, только для того и приспособленной. Ни разу не видел, чтобы он её открывал, да только всегда она при нём. После чаепития обычно мы ходим во двор наблюдать комету. Перчина вызывает интерес не только мужей учёных. Свинопасы, кузнецы, конюхи – все собираются посмотреть на неё в трубу. Особенно всем нравится её хвост. Вдоволь насмотревшись, все расходятся. Вольный Шут тоже уходит, хотя я не раз ему предлагал остаться на ночлег. И уходит он, оставаясь верным своей чудаковатости, не по дороге, а прямо в лес, тем самым принуждая меня немало тревожиться, ведь известно, какие опасные твари облюбовали эти рощи.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.