Вторая новость — Настю сочли невиновной. Она ввязалась в брачную авантюру по настоятельной просьбе отца. О коррупционных схемах ничего не знала. Просто вышла замуж за наследника и отсудила компанию. Если бы Влад Дроздов написал на неё заявление, то её бы привлекли к ответственности за мошенничество, но Влад ничего не писал. У него не имелось претензий к бывшей жене. К счастью, вклад «Скорпиона» в развод четы Дроздовых остался за кадром. Зато Василиса Чернецова попала в разработку. Выяснилось, что она слишком много знала, поэтому её тоже задержали как соучастницу.

А третья новость оказалась самой ошеломляющей. Когда началось следствие, все активы Юрия Дроздова были заблокированы, но недавно выяснилось, что пакет акций одной газовой компании был приобретён задолго до махинаций с бюджетными деньгами. Юрий Николаевич купил несколько ценных бумаг в том месяце, когда в Туле родился его внебрачный сын. Двадцать шесть лет назад они стоили недорого, кто же знал, что их цена взлетит в космос? Эти акции изначально предназначались Владу, но узнал он о них только сейчас. Стоимость их не разглашалась, но прозвучал намёк, что речь идёт о нескольких миллионах долларов. И это были честные деньги, которые вернулись к наследнику после самой тщательной проверки.

Я глупо улыбаюсь и пялюсь в потолок. Господи, спасибо тебе за всё! Теперь Влад в безопасности. Он может спокойно жить, дышать и работать. Строить свои нереальные небоскрёбы, открыть собственное бюро, встречаться с нормальными девушками и забыть о том, что его предали женщины, которым он доверял. Мама, Кира, Настя.

И я, да.

Возможно, пройдут годы, и он перестанет меня ненавидеть.

Он добрый человек, когда-нибудь он меня простит. Хотя бы за то, что я открыла ему простую истину: никаких запретов нет, никаких правил нет, есть только мужчина и женщина. Они могут быть снизу или сверху, могут меняться, это ничего не значит. Они свободны, если любят друг друга.

Грёбаные слёзы стекают на подушку. На наволочке остаются мокрые пятна. Я переворачиваю её на сухую сторону и закрываю глаза. Перечисляю в уме дела, которые нужно успеть сделать до бракосочетания: ввести в курс дела новенькую медсестру, сходить в салон красоты, собрать чемодан в отпуск и вещи для переезда в квартиру Никиты. Моя собственная, ради сохранения которой я приложила столько усилий, останется стоять пустой. Возможно, когда-нибудь я её сдам. А потом подарю сыну, если он захочет жить отдельно.

Я вижу в мечтах белокурого мальчишку, улыбчивого, открытого, смышлёного, упрямого и такого же талантливого, как его отец.

Нет-нет-нет, я не буду плакать.

И не буду вспоминать Славика Дроздова.

Завтра же куплю свадебный наряд! От платья придётся отказаться, все они сидят на мне, как на корове седло, — слишком маленький рост, слишком круглое пузо. Куплю белый брючный костюм, так будет лучше всего. И надо зайти в косметический магазин, выбрать какие-нибудь тени. Старая палетка практически пустая, а на свадьбу я планирую сделать красивый макияж.

Новые тени ложатся на веки мягко и пудрово. Золотисто-коричневые оттенки отлично сочетаются между собой и подчеркивают мои карие глаза. Ещё бы не подчёркивали! Эти тени в пять раз дороже старых. Впервые я позволила себе купить такую дорогую косметику.

Я крашу ресницы удлиняющей тушью, наношу на губы розовый блеск и любуюсь собой в зеркале. Завтра в загсе я буду не самой уродливой невестой. Я поправилась, грудь стала совсем уж вызывающе-пышной, но в целом беременность мне к лицу. Желанный ребёнок от любимого мужчины (господи, «любимый» — слишком бледное слово для описания моих чувств к Владу) всегда делает женщину красивой. Я с нетерпением жду момента, когда смогу взять на руки и поцеловать своего маленького викинга, зачатого под древними скандинавскими символами. Мне хочется думать, что мой мальчик был зачат именно там.

Я ещё раз проверяю наличие всего необходимого для свадебного макияжа и выкидываю из косметички старые тени, помады, карандаши. Что-то кончилось, что-то разонравилось, у чего-то давным-давно истёк срок годности.

Взгляд падает на коробочку теней, и я вспоминаю, когда открывала её в последний раз. Краска бросается мне в лицо. Как же я могла забыть! Я вытаскиваю из пустой ячейки карту памяти от видеокамеры и кручу в руках маленький квадратик. Надо его выбросить, незачем хранить такой компромат, но… Я не могу его выбросить. Я достаю ноутбук и трясущимися руками вставляю карту в разъём. Включаю видео.

Длительность записи — почти 5 часов.

Провести последний день перед свадьбой за просмотром самого горячего видео в мире? Почему бы и нет? Я хочу увидеть его голым, стоящим на коленях, бросающим меня на кровать, стонущим от страсти. Спящим в золотистом утреннем свете. Белая чёлка прилипла ко лбу, губы чуть приоткрыты, дыхание едва слышно. Моя самая большая и самая несчастная любовь. И самая счастливая, конечно же, тоже. Ведь у меня будет от него ребёнок.

Жму на старт. В комнате коттеджа полумрак. С веранды доносится музыка восьмидесятых, под которую «Питерстрой» гуляет свой последний корпоратив. Влад остервенело роется в рюкзаке. Находит что-то, подходит к окну и распахивает настежь. Садится боком на подоконник, задрав на него одну ногу, и трёт щёку, на которую пришлась пощечина. «Не надо меня целовать!» — бац! — и левая щека наливается малиновым светом. Наверное, ему было больно. Даже моей ладони было больно.

Влад нервно распаковывает пачку сигарет. Ах вон оно что! Всё это время, когда он рассказывал, что бросил курить, он носил с собой сигареты! На всякий случай. Вот уж точно мазохист! Кто же носит с собой вещи, от которых собирается отказаться? Рвёшь — рви до конца, не давай себе шанса вернуться к старому, плохому, травмирующему.

Но это не про Влада. Он склонен застревать на событиях, которые его ранили.

Он жадно выкуривает две сигареты подряд. Огонёк дрожит в тонких пальцах. Тушит окурки в пепельнице и оставляет её на подоконнике, пряча за шторой. Машет руками, выгоняя дым из комнаты, засовывает в рот целую горсть подушечек жевательной резинки.

Так вот чем он занимался, когда я ушла на берег после того, как залепила ему пощечину. Наблюдать за ним четыре месяца спустя — это окунуться в ту ночь с головой, утонуть в ожидании и предчувствии, в сладкой горечи «Негрони» и сумасводящей потребности познать его как мужчину.

Влад выходит из комнаты и возвращается через минуту с бутылками и нарезанными апельсинами. Смешивает коктейль, топит в нём ломтики апельсина и ходит по комнате со стаканом. Туда, сюда. Останавливается напротив камеры. Я могу детально рассмотреть его лицо. Он так красив, что замирает сердце.

Наконец он падает в кресло и звонит кому-то по видеосвязи.

— Да, Влад! — отвечает ему собеседник.

— Привет, Стас! Ты дома?

— В субботу ночью? Конечно, дома, где же мне ещё быть? Не в баре же? — с сарказмом отвечает Стас. — Разумеется, я на работе, дел по горло, все столики заняты. Чего ты хотел?

Влад наклоняется к экрану, говорит прямо в него:

— Стас, мне нужно с тобой посоветоваться. Это срочно.

— Твою ж мать, Владик!

— Пожалуйста.

— Хорошо, сейчас выйду покурить. Ариша, подмени меня, я ненадолго отлучусь!

Разговор на несколько секунд прерывается. Видимо, Стас выходит из бара в переулок и закуривает. Спрашивает уже спокойным, а не раздражённым тоном:

— О чём ты хотел поговорить?

Влад облизывает губы и спрашивает:

— Помнишь ту девушку, с которой я к тебе приходил?

— Такая кудрявая малышка, которая тебя дубасила, а ты на неё пускал слюни?

— Чёрт, Стас, давай без подколок, я серьёзно! — Влад хмурит брови.

— Ну ладно, ладно! Конечно, я её помню. Это твоя… твой новый водитель. Яна, кажется.

— Да.

— И что такого она натворила, что ты звонишь мне ночью в субботу и отрываешь от розлива пива?

— Я в неё влюбился, — быстро говорит Влад.

Стас издаёт весёлый свист, а я на ватных ногах присаживаюсь на матрас, лежащий на полу. Что он сказал? «Влюбился»?