Молилась… Вдруг почувствовала – стоит позади кто-то. Обернулась – и покраснела еще больше. Господи, Боже ж ты мой!

– Здравствуй, девица, – улыбнулся Иван. – Все ли подобру-поздорову?

– Благодарствую, – Василиска чуть поклонилась, зарделась вся. – Все хорошо, твоими молитвами.

Иванко усмехнулся:

– Отчего ж только моими? Нешто некому боле за тебя молиться?

Ничего не ответив, девушка уселась на лавку, жестом пригласив гостя присаживаться рядом. Так они и сидели в небольшой горнице, даже скорее келье – друг против друга, потупив очи.

А сквозь небольшое оконце с улицы доносились песни и хохот – народ деятельно готовился к ночи Ивана Купалы.

– Хорошо им, – прислушавшись, Василиска вздохнула. – Весело.

Ивану подумалось вдруг – до чего же здесь скучно этой веселой красивой девчонке! Ей бы хороводы водить, венки вить с подружками, а она вынуждена в тесной келье скрываться, и еще хорошо, что так обошлося. А келья-то, будто тюрьма, темная, оконце узенькое, лампадка под иконами еле теплится. Сидел, сидел Иванко, незнамо, что и сказать, а потом возьми да и брякни:

– А давай на праздник сходим?

Василиска встрепенулась, старательно пригасив промелькнувшую в глазах радость:

– Так ведь грех то!

– Так, чай, не большой – отмолим!

Юноша улыбнулся, взял в свою руку девичью ладонь – Василиска аж затрепетала, – зауговаривал:

– Ну правда, пойдем! Хоть одним глазком на веселье взглянем. А здесь скажем, будто родичи к тебе с дальнего погоста приехали, повидать. Вот, мол, к ним на постоялый двор и ушла.

Девушка опасливо вздохнула:

– Ой, Иване, страшно!

Иван уж дальше – с места в карьер:

– Страшно? А хочется? Ну скажи, ведь хочется хоть одним глазком…

– Искуситель ты, Иване, – Василиска расхохоталась. – Прямо райский змей!

– Змей? Ну уж, скажешь тоже… Ну пойдем, а?

И ведь уговорил бедную девушку, куда деваться? Сделали, как уговаривались, – Василиска сказала служкам, что нынче ночует с родичами, так, для порядку больше сказала, кто где паломниц неволил, чай, не послушницы, не монашки!

Иванко ушел первым, подождал за углом, Василиска на пути оглянулась – не следит ли кто? Да кому надо?

Пристроились к большой группе молодежи – нарядно одетые парни и девушки с венками на головах шли вдоль реки к дальнему лесу. Введенский-то монастырь был как раз на нужном берегу, напротив Большой обители и посада, так что не надо было и переправляться.

День как зачался с утра чудесным, таким и оставался до самого вечера, да и ночь обещала быть сухою и теплой. Чуть стемнело, как и всегда в это время, не день и не ночь, что-то среднее; Введенский монастырь остался далеко за спиной, черный еловый лес придвинулся к самой реке, становясь все гуще и гуще. Однако страха не было – не одни шли, да и видно было, как по другому берегу реки тоже идут люди, а по реке плывут лодки.

Идущие на праздник весело перекликались:

кричали идущие впереди парни.

Им отвечали с того берега:

А эти снова:

Тут подхватили и с лодок:

Однако парни не останавливали перекличку, смеясь, кричали еще громче:

Иванко с Василиской уже догнали ребят и теперь тоже подпевали во все горло:

Меж нарядными юношами и девушками шныряли мальчишки, тоже с венками на головах, народу постепенно становилось все больше – видны были и совсем взрослые мужики, и женщины, и даже старики со старухами – всем хотелось как следует отпраздновать Ивана Купалу. По старинным поверьям, как отпразднуешь, такой будет и урожай, такой и покос, такое и солнышко.

За вершины елей зацепился серебристый рогатый месяц, на белесое небо высыпали такие же белесые полупрозрачные звезды. Впереди, за деревьями, показались огни – видать, подходили к главной поляне. И правда, совсем скоро разгоряченная песнопениями толпа вышла к горящим кострам. Молодежь завела хороводы, затянула песни, кое-кто уже начал прыгать через костры. Иван взял Василиску за руку, улыбнулся, шепнул: это, мол, чтобы не потеряться. Девушка вдруг усмехнулась, кивнув на костер:

– Прыгнем? А, вдвоем, на пару?

Иванко, рассмеявшись, махнул рукой:

– А и прыгнем! Бежим?

– Бежим!

Разбежавшись, сиганули через костер вдвоем, взявшись за руки. Чувствовалось, как ожгло ноги пламя, – и вот уже матушка сыра-земля.

– Эй, молодцы! – закричала молодежь. – Кто следующий?

Шумно было кругом, весело, водили хороводы, пели песни, славили солнышко. Устав, Иванко и Василиска уселись прямо в траву, среди молодежи. Кто-то – все равно кто – протянул им венки из желтых купальниц, пустили по кругу объемистый корец с брагой. Ядреная оказалась бражка, а уж вкусна! Интересно, из чего делали? Ягод еще вроде нет. Неужто с прошлого года осталась?

– Ой, Иванко, а я и захмелела чего-то… – Василиска прижалась к парню, и тот почувствовал сквозь одежду тепло ее разгоряченного тела. Обняв девушку за плечи, прижал к себе – так многие здесь сидели, подобные вольности были сегодня в порядке вещей. – Жаль, Митьки нету…

– А может, и есть? Здесь ведь не разберешь, народу-то – тьма.

– И правда…

Со стороны реки донеслись раскаты громкого смеха. Василиска встрепенулась:

– Пойдем посмотрим, что там?

Иван улыбнулся:

– Пойдем. Только я буду держать тебя за руку, а то потеряемся.

– Держи…

Только они подошли к берегу, как какой-то голый парень, дико смеясь, окатил их грязной водой из большого ушата. Все вокруг заголосили, засмеялись.

– Получили водицы? А теперь – купаться, эвон, на реке-то что деется!

Река у излучины вся кипела от юных нагих тел. Василиска передернула плечами.

– Что-то не хочется мне в эту воду… Знаешь что, а говорят, еще можно искупаться в ночной росе!

– В ночной росе?! Вот славно, – обрадованно воскликнул Иван. – Так что же мы здесь стоим? Бежим к лугу!

– Бежим!

Снова взявшись за руки, они выбежали на заливной луг, в густой траве которого тут и там виднелись веселящиеся парочки. Иванко хотел было остановиться, но девушка тащила его дальше, почти к самому лесу.

– Ну вот, – наконец остановилась она. – Здесь и тише, и трава гуще! А роса-то, роса… Что ж ты стоишь, раздевайся! Хочешь, я помогу?

– Помоги… А потом я тебе, ладно?

Ласковые руки Василиски сняли с Ивана кафтан, а затем и рубаху, провели по груди, плечам… Юноша дрожащими пальцами расстегнул мелкие пуговицы Василискиного саяна, сбросил его в траву, через голову стащил с девчонки рубаху…

– Ну? – Та шутливо отстранилась. – Давай-ка, теперь в траву, разом! И-и раз-два…

Прыгнули, завалились, ощутив кожей звонкую прохладу росы. Вынырнув из пахучего разнотравья, Иван привлек к себе Василиску и, обняв, жарко поцеловал в губы.

– Еще, еще… – затрепетала дева. – Целуй меня крепче, любый… И не только целуй… Сегодня ведь нет грехов!

А Иванку и не надо было упрашивать. Обнявшись, они повалились в траву… Ух и сладко же было!