«В то время “Аквариум” находился в разобранном состоянии, — признавался Борис. — Зато мы с Капитаном часто баловались новой музыкой, веселились напропалую и придумывали всякие авантюры. Мы много времени проводили вместе, даже больше, чем с семьёй. Сложно описывать это состояние восторженного опьянения, потому что постоянно происходил какой-то цирк, и, наверное, припомнить все наши подвиги просто невозможно».

Тем не менее мы попытаемся. В 1983 году друзья частенько мотались в Москву, где в гостях у Саши Липницкого подолгу смотрели всевозможное видео — от боевиков с Брюсом Ли до концертов западных поп-звёзд и документальных фильмов о рок-музыке. Любопытно, что у себя дома ярые экспериментаторы слушали совершенно другую музыку. На магнитофоне у Гребенщикова крутились плёнки c альбомами Talking Heads, Japan и Брайана Ино. Курёхин с огромным интересом изучал полиритмические опыты Сесила Тэйлора, советское ретро 30-х годов, записи Карлы Блей и джаз исламских стран. Затем в процессе совместных импровизаций у приятелей рождалась гремучая смесь из разных стилей и эпох.

«У нас был один знакомый, который работал хранителем органа в Мариинском театре, — рассказывал мне Курёхин. — Однажды, поддавшись его соблазнам, мы с Гребенщиковым в состоянии сильнейшего опьянения приехали ночью в театр “поиграть джаз”. Пустое здание содрогалось от визгов органа и гитары, включённой прямо в пульт. При этом друг друга мы абсолютно не слышали. Весь этот бред записывался на двухдорожечный магнитофон, и когда мы прослушали это безумие, нам неожиданно понравилось — как иллюстрация двух параллельных сознаний, которые внезапно смыкаются».

Современная наука так и не смогла объяснить эту аномалию.

«Аквариум» в это время бездействовал, ревниво ожидая завершения оккультных экспериментов. А Гребенщиков продолжал периодически записываться с Владимиром Чекасиным и выступать с певицей Валей Пономарёвой. Ещё он играл на виолончели с Курёхиным и «Новыми художниками», а заодно учился петь, засунув в рот газету, на хэппенингах Crazy Music Orchestra.

Тем временем жизнь в стране не ограничивалась авангардными концертами в ДК Ленсовета. Новый генсек Андропов начал «закручивать гайки», и обстановка вокруг рок-музыки стала накаляться. В частности, в Москве было отменено несколько выступлений «Аквариума», и музыкантам пришлось уйти в идеологическое подполье.

«Мне безумно надоел скандал, — откровенничал Борис в беседе с редактором “Рокси” Сашей Старцевым. — Я устал оправдываться перед чиновниками, ругаться с ними и материться. Было очень грустно общаться с какой-то архангельской тёткой, которая долго объясняла мне, что “на сцену нужно выходить в приличном виде”, а не в какой-то китайской одежде. В идеале я бы предпочёл приезжать на концерт в лимузине, чтобы дорогу на сцену мне устилали розами, деньгами, девушками и шампанским».

Как только в пионерской студии у Тропилло появились свободные часы, Курёхин с Гребенщиковым начали записывать «концептуальный языческий опус». И, честно говоря, было бы немного странно, если бы нашим героям пришло в голову что-то другое. Все свои проекты они теперь называли «Радио Африка» — именно под таким логотипом «Аквариум» подпольно выступал в подмосковных домах культуры, обкатывая на публике новые композиции: «С утра шёл снег», «Капитан Африка», «Вана Хойя» и «Рок-н-ролл мёртв».

Примечательно, что на этих концертах Капитан, играя на фортепиано или примитивной «Вермоне», ни разу не повторился в аранжировках, постоянно придумывая что-нибудь новое. Гребенщиков не отставал и также отрывался по полной. К примеру, находясь под впечатлением от просмотра видео боевика Enter the Dragon, Борис в финале романса «Ты успокой меня» восторженно выдал фрагмент монолога Брюса Ли: «It’s like a finger pointing away to the moon…»

Увлечение лидера «Аквариума» культурой Древнего Китая проявилось и в оформлении обложки будущего альбома, на которой его название было написано иероглифами — в исполнении синолога Сергея Пучкова, обучавшего группу «Кино» приёмам кунг-фу. При этом «Радио Африка» оказался единственным студийным творением «Аквариума», на котором не было указано название группы. Позже это обстоятельство толковалось по-разному — от предполагаемого гэбистского прессинга до соображений дизайнерского характера.

Интерес БГ к «новой волне», world music и ретро-эстетике не мог не сказаться на звучании альбома. В студии использовались нетипичные звуки — от квазиэлектронных клавиш до экзотических японских барабанов, за которыми Капитан не поленился съездить на другой конец города, чтобы получить модный «стреляющий» саунд. Также Сергей сочинил феерическое «Тибетское танго», объединив в рамках одной композиции фортепианный регтайм, несколько мантр и саксофонные атаки Игоря Бутмана.

«На “Радио Африка” нам хотелось создать некий гобелен, воткнув в него всё, что мы знаем о звуке», — рассказывал мне Гребенщиков.

Количество музыкальных цитат на новом альбоме зашкаливало — как проникновенно пел лидер «Аквариума», «я возьму своё там, где увижу своё». В частности, «Песни вычерпывающих людей» были стилизованы под довоенный романс «Счастье моё», который Курёхин услышал на патефонной пластинке в исполнении Георгия Виноградова. Мелодия в «Твоей звезде» была навеяна песней Вертинского «Ты успокой меня», а в тексте «Время Луны» сквозило влияние поэзии Хармса. Для полноты счастья в финале композиции «Ещё один упавший вниз» Гребенщиков с друзьями изобразили хор шаолиньских монахов: «А-мито-бо, а-мито-бо…»

Несколько композиций появилось на плёнке в самый последний момент — в передвижной студии MCI, где с 18 по 28 июля 1983 года происходило финальное микширование альбома. Студия представляла собой десятиметровый вагон, внутри которого находились 24-канальный магнитофон Sony с системой шумопонижения, микшерный пульт и всякие технические излишества вроде цветного видеомонитора. Эта суперсовременная «передвижка» была сделана в Лондоне для международной выставки «Связь-80». Оборудованный по последнему слову техники вагон произвёл настоящий фурор, и после недолгих торгов был приобретён советской стороной за 250 000 американских долларов.

И вот, в середине 1983 года, не подозревая об уготованной ей миссии, передвижная студия MCI прибыла в Ленинград. Сверкающий никелем вагон ожидала запись очередного концерта классической музыки. Скорее всего, эта командировка ограничилась бы обычной сессией в местной филармонии, не окажись за пультом самозабвенный звукорежиссёр Виктор Глазков. Будучи «своим среди чужих», штатный сотрудник «Мелодии» уже давно был готов к подвигам, хотя никогда об этом не подозревал. Как пелось у «Аквариума», «кто мог знать, что он провод, пока не включили ток?» Эти слова относились не только к 27-летнему Виктору, но и к его приятелю Андрею Тропилло. Именно в эти дни неугомонный промоутер решил воспользоваться любовью Глазкова к рок-музыке и предложил наиболее конструктивный вариант эксплуатации звукозаписывающего фургона.

Дело в том, что у Андрея уже была готова километровая «болванка», содержавшая большинство композиций из «Радио Африка», которые были записаны в Доме юного техника с ноября 1982 по июнь 1983 года. Прекрасно понимая, что 24-канальный магнитофон на дороге не валяется, Тропилло повёл игру по-крупному. Используя служебное положение, он убедил администрацию психфака ЛГУ профинансировать студийное время для «Аквариума», «Странных игр» и «Мануфактуры». Стоит ли удивляться, что это рискованное удовольствие влетело университету в три тысячи рублей безналичного расчёта. После чего, продолжая творить «очевидное — невероятное», Тропилло оформил документы на студийную работу как официальный заказ от ленинградского отделения фирмы «Мелодия».