— Так, — между нами влезает Арс, — никого не оправдываю и не защищаю. Ты остынь, бро, и не пугай девочку, а ты, — дарит Ксении многообещающий взгляд, — не нарывайся на неприятности, Ксюша. Красивые девушки всегда попадают в неприятности. Уродов много. Тут Илья прав, — сам же нагло рассматривает стройные ноги сводной сестрички, пока я пытаюсь нормально дышать.

Открываю дверь, спецом влепляя локтем Соболю под дых. Кривится, но продолжает улыбаться феечке. Вопросительно поднимаю бровь. Зрительное сражение между нами набирает обороты. Любимова громко дышит. Сто процентов хочет меня убить. Сам готов сладко ее наказать, а потом придушить. Ещё ни одна деваха мне по роже не припечатывала, а эта не успела порог дома нашего переступить и уже встряла по самые уши. Сучка!

Задирает голову. Хотя, куда еще выше?! С видом принцессы забирается на заднее сиденье и складывает руки на груди, демонстративно отворачиваясь от нас. Хлопаю дверью так, что у самого уши закладывает. Скольжу пальцами по карману, достаю вейп и скриплю зубами, пока Соболь ожидает чего-то. Киваю ему, мол, давай. Спичуй.

Втягиваю в себя ядовитые пары. В грудине тут же жжет. Тепло. Кайфово, потому что раздражитель пойман и обезврежен. Временно. Чувствую, с этой девочкой не стоит свои булки расслаблять.

— Я к парням, Ильюх, — зевает Арс, — если что к нам подкатывай.

Киваю ему. Вместе вейпим около пяти минут. За Соболем приезжает Миха. Я жду, когда они свалят с горизонта и только после этого сажусь за руль. На заднем сиденье сопит моя пропажа. Внутренне улыбаюсь. Небольшая ответочка за вредность не помешает. Завожу мотор и плавно выезжаю с парковки. Жрать хочется, пиздец просто. Кроме кофе в моем организме ничего серьезного не было. Если бы феечка не была такой сучкой, то я бы отвез ее куда-нибудь поесть. Молчу. Телефон снова вибрирует на панели. Ксюша бросает на него раздраженные взгляды. Капаю ей на нервы. Намеренно тяну резину. С предками встречаться не хочется.

— Ты заслужил, — выпаливает. Первая нарушает тишину. — Не нужно мне указывать, где и с кем разговаривать, ясно? Ты мне не мамочка и не папочка. Раз на то пошло, и не брат вовсе. И в няньке я не нуждаюсь, если ты не заметил. Гид из тебя хреновый, и друзья у тебя такие же.

— Уверена? — сопит. Смотрю в зеркало заднего вида. Любимова фыркает.

— Нет. Не уверена, но могу предположить. Не дыши. Не пищи. Не икай, — нагло меня пародирует. — Диктаторские замашки будешь отрабатывать на своих детях, усек?

— Долго речь репетировала?

— Если только в твоем сне.

Усмехаюсь. Лучше тебе не знать, какие у меня могут быть сны, феечка. Сжимаю руль сильнее. Разговаривать с этой коброй вредно для здоровья, но язык так и чешется снова вывести на эмоции.

— К твоему несчастью, диктаторские замашки остаются теми же. Мне тебя сбагрили — мне и условия диктовать.

— Я об этом не просила, если что. Значит, условия отменяются.

— Я тоже не впрягался с малолеткой возиться.

— Мне уже восемнадцать, — закатывает глаза, — и ты не далеко ушел.

Скриплю зубами. Демон внутри тут же нашептывает извращенные варианты наказания для совершеннолетней сестрички. От грязных картинок перед глазами громко сглатываю. Такое ощущение, что секса в моей жизни никогда не было, и сейчас я готов кинуться на девочку из провинции, чтобы притупить чертовы инстинкты. Концентрируюсь на дороге. Уже стемнело. Аккуратно вливаюсь в поток транспорта, врубаю музыку и до дома веду на запредельной скорости.

Во дворе нас уже ждет «сюрприз» — батя подпирает свою тачку задом и хмурится. Ничего хорошего этот взгляд не транслирует. Паркую свою рядом и глушу мотор. Напряжение от Ксении чувствую, даже не глядя в её сторону. Тоже заметила, что мы под прицелом. Сейчас, сука, расстреливать будут. Первым открываю дверь. Прохладный воздух тут же влетает в легкие. К пацанам бы свалить, поугарать с ними, оторваться, а не лицезреть недовольную рожу предка. Любимова тоже выбирается из машины. Отец встречает тяжелым вздохом. Стреляет глазами в сестричку, а потом фокусирует внимание на моем довольном лице. Кроме наглости ничего там не увидит. Не я виноват. Хотели навесить мне хомут на шею? Навесили — разгребайте.

— Ксения, ты поднимайся, — говорит феечке, зависшей сбоку, — а ты мне объясни, на какой черт тебе телефон?! Я жду ответ, Ильяс!

Ну, блядь, зачем при ней…

Ксения Любимова

— Я тебя не узнаю, Ксюша, — мама ходит из угла в угол, крутя головой и активно жестикулируя, будто я сегодня банк обокрала и сообщила об этом всему миру, — неужели так сложно ответить на звонок? Впервые ты меня игнорируешь?

— Ты меня тоже, — складываю руки на груди и отворачиваюсь к окну, пока родительница в возмущении открывает рот, как рыбка. Я зла. На нее, на сводного братца, на отчима, да на всех! На весь гребаный свет! Ведь мне придется терпеть их общество все чертово лето, а я надеялась на другое. Во рту привкус горечи, и он не исчезает, особенно после моего позорного возвращения в квартиру Максимовых. Я не вписываюсь в эту идеальную обстановку! Можно было потерпеть идиота-Илью, если бы срок ожидания не был таким долгим. Комнату в общежитии мне выделят лишь с начала учебного года, а сейчас придется выслушивать морали о поведении. Не хотела я ни с кем разговаривать! Отвлечься от тяготящих мыслей пыталась! Даже рилс сняла с каким-то незнакомым мальчишкой. Не помогло. Мне плохо. Я свободной жизни хочу, а не придурка-гида под боком. Абьюзер хренов! Кривлюсь, вспоминая его условия. Я ему не собачка на выгуле!

— Знаешь ли, дорогая, так не пойдет, — мама останавливается напротив меня, шумно дышит, показывая всю степень недовольства, и меняет тактику. — Я — все-таки твоя мать. Я не позволю тебе так себя вести. Ты только вчера приехала и уже решила показать характер. Мы договаривались с тобой, Ксюша, что нужно адекватно воспринимать мое желание жить своей жизнью. Твой отец… Его никто не заменит, но я не могу вечно быть одна в угоду тебе.

— А я не собираюсь плясать под твою дудку в угоду тебе! — резко высказываю. Мама дергается, как от пощечины. У меня же сердце бешенный ритм набирает. У нас всегда с ней конструктивные диалоги. Вроде друг друга слышали, а может, я просто была удобной, пока кивала ей в ответ. Сглатываю от внутренней дрожи. Никогда не обижала родительницу. Даже словами. Сейчас не хочу. Во мне будто какой-то механизм сломался.

— Всего несколько часов в обществе Ильи, а результат уже на лицо. Что он тебе наговорил? — усмехаюсь. Кто-то говорил, что у мальчика сложный характер.

— А причем ту он, мам? — о том, что гуляла сама по себе целый день умалчиваю. Кому-то итак досталось. Не то чтобы я злорадствую, но какой-то кайф ловлю от того, что хамлу прилетело. Нужно уметь вести себя, как человек, а не кусок того самого вонючего. — Я приехала. Вместо ключей от квартиры мне вручили смотрителя, будто я глупая и ничего не смыслящая девочка. Не нужен мне гид по городу, и его друзья мне тоже не нужны! Сейчас на это есть Гугл, мама! Вы меня не спросили, хочу ли я проводить время в компании Ильи или нет. У него, как я понимаю, тоже выбора не было. И кто после этого про в угоду тебе?!

Кажется, у мамы прекращается процесс дыхания. Она округляет глаза, открывает рот и стоит так около двух минут, за которые я успеваю подумать, а не вызвать ли мне сейчас скорую помощь? Уж больно болезненно она выглядит. Даже слегка жалею о сказанном, но не долго, потому что родительница прищуривается, строит из себя обиженную, краснеет, как отборный рак, и трясет перед моим носом указательным пальцем.

— Вы должны подружиться с Ильей.

— Кому должны, мам? — кривлюсь, будто она мне пинка под зад дала. — Может, я не хочу с ним дружить. У меня есть друзья. Ты захотела лучшей жизни. Не я. Хотела, чтобы я приняла с радостью пса в глазах твоего будущего мужа? Хорошо, — развожу руки в стороны, — я тебе слова против не сказала, но заставлять меня дружить с… Ильей уже перебор.