Хлопок двери. Долгожданное расслабление. Стоп! Какой ещё наряд?! Подпрыгиваю с постели, словно мне волосы подожгли. И нет, они просто встают дыбом, когда вижу короткое бежевое платье-майку на спинке стула. Ой, не к добру это… Сглатываю. Крепко зажмуриваюсь. Снова открываю глаза, и да, платье никуда не исчезает. Илья…

Я вчера погорячилась с ножницами, но нисколько не жалею об этом! Заслужил!

Подружки его, он сам! Бесят! Кто же знал, что у сводного идиотские шутки?! Вместо тех пестрых шмоток в пакетах лежали очень даже красивые вещи. Оглядываюсь. Пакеты исчезли. Сердце сильно ударяет по ребрам. Нет! Подбегаю к шкафу, в который вчера распихала свой скромный скарб.

— Нет-нет-нет… — завываю, запуская пальцы в волосы. На полках и вешалках пусто. Максимов, мать твою! Гад мстительный! Руки мелко потрясывает от его наглости. Получается, Илья ночью хозяйничал в моей комнате… Ужас… Этот извращенец наверняка смотрел на меня спящую. Тут же разглядываю себя. Скромные трусики и топ. Хорошо, что не голая… Пытаюсь успокоиться, но не могу, потому что на стуле кроме платья лежит комплект нижнего белья — стринги и бюстгальтер из нежного кружева. Мама подарила. Я его ни разу не надевала. Протестовала, наверное.

Уму не постижимо. Больше из вещей в комнате ничего нет… Сволочь… Приходится влезать в то, что есть, потому что перспектива провести день взаперти мне не прельщает. Смотрю в отражение и ужасаюсь. Я выгляжу вульгарно. Платье облепляет, как вторая кожа.

Тебе конец, Максимов.

Провожу руками по ткани и закалываю волосы с одной стороны, чтобы не закрывали обзор. Тяжелые локоны спадают на плечи и прикрывают безобразие, которое просвечивает через ткань. Выхожу в коридор, одергивая подол. Илья стоит в дверном проеме, ухмыляется. Показываю ему фак, пока никто не видит, и скрываюсь в ванной комнате. Щеки горят. Вот как его можно назвать?!

Мудак — подсказывает внутренний голос.

Ещё какой…

Чищу зубы, умываюсь и крашу ресницы. Все органы клокочут от злости на сводного братца. Убила бы. Слава Богу, что завтрак проходит без проблем. Илья уже поел. Мама жужжит над ухом про волнение. Не знает, как разговаривать с владельцами элитных заведений. Я молчу. Для этого, видимо, её Саша приставил к нам своего сыночка. Как у неё хватает терпения выносить их загоны?! Ещё утро, а у меня такое напряжение по нервным окончаниям бьет, что вряд ли до обеда доживу. Лопну от злости. Выжимаю улыбку, когда мама хвалит Илью.

— Я знала, что вы найдете общий язык, — говорит, глядя на то, как сводный протягивает мне босоножки! Босоножки, черт его побери! — Спасибо, Илья! — целует его в щеку, выходит за дверь, а я тяну обувь на себя.

— Это война, ты же понимаешь?! — шиплю, когда не отдает. Усмехается. Дергает на себя. Чуть ли не падаю. Наши носы в сантиметре друг от друга.

— Воевалка-то выросла? — нагло дергает бровью и смотрит на мои губы. Вспыхиваю, вспоминая, как вчера воевалка Ильи упиралась мне в бедро. Сглатываю.

— Моя воевалка посильнее твоей будет.

— Уверена?

— А ты сомневаешься? Зря. Твоя недальновидность очень мотивирует.

Выдергиваю босоножки из его рук, наклоняюсь и намеренно оттопыриваю ягодицы. Пусть смотрит извращуга.

— Не вернешь мне мои вещи и очень пожалеешь, — информирую, застегивая ремешок. Выпрямляюсь. Скалится зверюга.

— Вызов?

— Предупреждение.

Смотрим друг другу в глаза. Он улыбается, а я убить готова.

— Вы скоро? — летит с лестничной клетки голос матери. Выходим. Виляю бедрами. Не специально. Всему виной чертовы каблуки. Ненавижу! Предпочитаю обувь на плоской подошве. Удобно тренды снимать и вообще комфортнее, чем вот это! Мама удивленно поднимает брови, но при Максимове не высказывается. Я похожа на девку легкого поведения. Если бы ткань была плотнее, то я могла бы чувствовать себя увереннее, а так… Сглатываю, пока спускаемся на лифте вниз. Илья не стесняется, рассматривает меня, как микроба на стеклышке, — пристально.

— Слюни не пускай, — высказываю, когда выходим. Мама косится в нашу сторону. Тут же мило улыбаюсь. Максимов откровенно ржет, глядя на то, как я одергиваю край платья.

— В колхозе не знают, что такое мини?

Замахиваюсь. Уклоняется. Попадаю кулаком в плечо.

— О хороших манерах тоже не рассказывают?

— Ты…

— Всё-всё! — поднимает руки. — У нас же договор. Не забыла? — косится на мать, которая разговаривает по телефону. — Хотя… — фыркает. — Мне с тобой еще месяцами возиться.

— Что? — останавливаюсь. — Какими месяцами? У тебя амнезия, да?

— Лучше бы она, — криво улыбается, достает из кармана ключи от машины и жмет на кнопку, снимая ее с сигнализацию, — чем поводырем ходить за тобой в универе.

По спине ползет мерзкий холодок. Открываю рот, но ничего не произношу. Какой еще универ?!

— Та-а-ак, — хмурится Ильяс, — объясним, что означает выражение твоего лица? Илья, я не в курсе? Или Илья, я намеренно устроила тебе жопу, ха-ха-ха?

Молчу. Сглатываю горечь, пока мозг стремительно обрабатывает информацию. Мама… Бросаю на нее взгляд и все понимаю. Её старания…

— Всё-таки не в курсе, — хмурится сводный, а у меня в грудной клетке жжет. Какого черта, а?! — Раз так, предок уже обо всем договорился. Тебя на юрфак примут скорее всего.

Добивает словами. Мои мыслительные процессы активируются. Нет-нет-нет! Мне нужно срочно съезжать от Максимовых! Я не хочу на юрфак и под присмотр этого идиота!

— Садись в машину, феечка, — улыбается, когда мама подходит к нам, — спалишь всю контору. Едем? — уже не ко мне обращается.

Все звуки сливаются в какофонию. Сажусь в машину, верчу в руках телефон и думаю-думаю-думаю. Снимать квартиру одной не получится. У меня еще и работы нет. Что делать? Не представляю… С таким напором я буду плясать под дудку матери до самой могилы. Жуть… Не хочу. Открываю чат с Воронцовой и строчу сообщение. Всего три буквы — SOS.

Ксения Любимова

Я его убью.

Убью же?

Да.

Самым ужасным и мучительным способом.

За такое издевательство заслуживает, а ещё за улыбку во все белоснежные зубы. Илья перед мамой выслуживается, будто ему денег дали. Хотя… Я не далека от истины.

Максимовы смогли за короткий промежуток времени влезть к маме в доверие и стать для нее семьей. Чем дольше наблюдаю за их разговорами, тем сильнее ощущаю дикую тоску по прошлой жизни. Эта меня не устраивает. Категорически. Принципиально не разговариваю с родительницей. Боюсь, что не смогу сдержать эмоции и наговорю ей всякого. Может и по делу будет, но разгребать последствия собственной вспыльчивости не хочется. Оторвусь на сводном, который считает себя умнее других.

Мысли о том, что мама решила за меня, куда мне нужно поступать, не дают покоя. Получается, меня без особых усилий примут, и не важно, какие я строила планы. Самое бесящее в этой ситуации, что Илья в курсе, а я нет.

Складываю руки на груди. Устала постоянно одергивать платье. Ноги ноют от каблуков. Даже спина начинает болеть. Ну козлина же? Коз-ли-на.

Вздыхаю. Все заведения, в которых мы побывали за последние два часа, одинаково пафосные. В меню даже заглядывать не стоит. Мама же улыбается. Неужели ей нравится быть на попечении у Александра? Так на нее не похоже… После смерти папы она стремилась к самостоятельности и самореализации, а сейчас… Я уже не вижу того огня, который горел у нее в глазах.

Понимая, что здесь они надолго задержатся, выхожу на улицу. Сегодня очень жарко. Солнце нас не щадит. Я подставляю лицо под яркие лучи и прикрываю глаза. В голову приходит идеальная мысль — снять тренд. Видела новый и уже знаю, чем могу его дополнить. Придирчиво осматриваю свой наряд. Не подходит. С Воронцовой мы снимает видео немного другого формата. Оглядываюсь на ресторан. Мама увлеченно разговаривает с работником заведения. Максимов жестикулирует, улыбается и ведет себя, как… Максимов. Фыркаю. Цирк сплошной. Месяцами под надзором этого хамла я находиться не намерена.