– Как они размножаются? И почему мы допускаем это?

– Ну-с, Павел Александрович, а вот это нехорошо, – погрозил пальцем куратор. – Как же мы можем не допускать этого-с? Все-таки люди, хоть и измененные. Вы же в курсе, что у них отпуск есть? Правительство о молчунах заботится. А как же-с? Им тоже отдыхать надо. Вот они и отдыхают. А половой инстинкт у них никуда не делся – этого никакая генетика не изменит, – он хохотнул рваным хрипловатым хохотком, и Павел вздрогнул от этого хохотка.

– И не забывайте-с, настоящие люди живут благодаря молчунам. И мы должны быть благодарны за этот бесценный дар! – наставительно закончил Рысако. Он встал, и Павел поднялся вслед за ним.

– Ну-с, будем считать, что все у нас с вами хорошо, Павел Александрович. А сейчас вам надо будет расписаться в накладной. Мы у вас трех молчунов забираем. Пройдемте-с, – он церемонно склонил голову и указал на дверь.

Павел молча проследовал к выходу. Раздражение комком стояло где-то под ложечкой, и Павел мысленно поглаживал этот комок, не давая ему расти. Он убеждал себя, что куратор – явление хоть и неприятное, но временное. Короткий кусочек времени, который надо переждать, а после можно будет вернуться к тишине, к неспешной работе, к книгам и чашке чая. Они прошли вдоль всей стены фабрики и очутились в дальнем углу у торцевых ворот. К ним бросился охранник с планшетом.

– Вот-с. Расписаться надо здесь и здесь, – Рысако ткнул пальцем в графы электронного документа. Павел успел прочитать в самом конце: «Изымаются особи из сфер четыреста пять, пятьсот шестнадцать и девятьсот два в виду несоответствия необходимым нагрузкам. Подлежат изоляции на неопределенный срок. Действия подтверждены протоколом номер…». Он не успел дочитать.

– Павел Александрович, вы мне не доверяете? – ласково спросил Рысако, прикрывая экран планшета рукой. – Вы подписывайте, подписывайте. Дело рутинное – не стоит искать тут подвох. Этих мы заберем на отдых, а чуть позже новых вам привезем.

Павел быстро черкнул подпись и отошел в сторону. Он внезапно понял, что сейчас, возможно, увидит молчунов. У ворот началась суета. Охранники подогнали фургон вплотную ко входу, выгрузили каталки со сферами, закатили их внутрь и вышли. Из фургона выскочили двое в белых комбинезонах и гермошлемах. Фургон закрывал большую часть происходящего, и Павел шагнул ближе. В полумраке помещения виднелись отсоединенные сферы – их отключили от системы и уложили горизонтально. Крышка первой сферы медленно поднялась вверх, раздался негромкий свист выходящего воздуха, заклубился дым. Павел неосознанно двинулся к воротам все ближе и ближе. На мгновение ему показалось, что в клубящемся тумане мелькнуло что-то желтое, но тут перед ним словно из-под земли возник Рысако.

– Вы можете идти! – рявкнул он, и Павел отшатнулся. От прежней, пусть и наигранной приветливости куратора не осталось и следа – он выглядел разъяренным. Павел медленно попятился, затем развернулся и стремительно пошел прочь. Произошедшее вызвало тягостное неприятное ощущение. Все это казалось чем-то неправильным. Не думать, не надо думать, твердил про себя Павел, но в мыслях постоянно всплывали свистящий звук открываемой сферы и яростный взгляд Рысако. Когда Павел дошел до основного входа на фабрику, в голове ясно и чётко оформилась мысль – что-то здесь не так.

– Стой, где стоишь, – приказала Ляля здоровяку. Она не глядя потянулась рукой к девушке, стоящей сзади, и нащупала ее ладонь. Ладонь была холодной и влажной.

– Ты как? – не поворачиваясь, спросила Ляля и сжала ледяные пальцы.

– Не знаю, – прошелестело сзади.

Здоровяк потоптался на месте. Взгляд его недоуменно прошелся по лежащим телам, метнулся к Ляле и девушке, снова скользнул по неподвижным охранникам. Затем он поднял разбитые кулаки к самому лицу и испуганно, совсем по-детски выкатил глаза.

– Нет, нет, нет! – услышала Ляля его бормотание. – Я не мог… Не мог снова… Это не я…

И точно не я, подумала Ляля, обводя взглядом коридор. Как она здесь оказалась? Что она делает в этом странном месте? Кто все эти люди? На миллионную долю секунды она подумала, что просто спит, и даже успела ощутить короткое облегчение от этой мысли. Но тихие прерывистые всхлипы сзади вернули ее в реальность.

– Надо это все спрятать, – решительно шагнула она вперед. – Ты! Крепыш! Как там тебя? Раз уж ты их всех уделал, будем считать, что ты на нашей стороне.

– Я не хотел! Не хотел… Мне нельзя…, – прошептал тот.

– Это сейчас не важно. Раз пока никто не отреагировал, значит нас еще не обнаружили. Затащим тела в комнату, свяжем, заткнем рты, и у нас будет время найти выход отсюда. И к черту этот исследовательский институт.

– Тюрьма.

– Что? – Ляля резко повернулась к мужчине.

– Это тюрьма, – повторил он. Он все еще держал руки с разбитыми костяшками перед собой, будто собираясь играть на невидимом пианино. – А вы как тут? И зачем? Вы же из больницы вроде…

Ляля почему-то сразу поверила здоровяку. И окружающая ее реальность подтверждала это. Осознание, что она в тюрьме, ошеломило ее, и смысл последних слов дошел до нее не сразу.

– А ты… Откуда ты знаешь, что я из больницы? – она так решительно шагнула в сторону здоровяка, что тот дернулся назад.

– Так мы это… Позавчера вам ту девчонку привезли. Ну помните? С Петром Степановичем. Ну седой такой!

Ляля зацепилась взглядом за глубокую ямку с родинкой на подбородке охранника и в голове у нее всплыла картинка – раскинутые белые ноги в черных гематомах и сочащаяся кровью вагина.

– Да чтоб тебя! – Ляля вскинула шокер в сторону здоровяка. Лицо у того исказилось, словно он хотел заплакать и с трудом сдерживался, глаза испуганно заметались по сторонам. Это совсем не вязалось с тем, что пару минут назад он вырубил четверых мужиков. Ляля опустила шокер и ткнула им в сторону тел.

– Давай, затащи их в комнату. Ноги им свяжи. И того прихвати, – она кивнула в сторону лежащего директора.

Ляле хотелось на несколько минут остановиться и подумать. Понять, как она умудрилась вляпаться в такую ситуацию: попасть в тюрьму, вступить в конфликт с начальником, отправить его в нокаут, ввязаться в драку и стоять теперь в обрывках медицинского комбинезона среди лежащих на полу тел охранников. Если еще утром можно было рассчитывать сгладить ситуацию, договориться и получить возможность вырваться из этого места, то теперь дороги назад не было. Это понимание делало Лялю непривычно злой и решительной. Злость поршнем перла изнутри, давила на барабанные перепонки, и от этого голова почти не соображала. Зато злость придала ей сил, и Ляля оттащила двух охранников в комнату, даже не заметив их веса.

– Может, хватит? – здоровяк осторожно коснулся плеча Ляли, которая с остервенением заматывала скотчем ноги охраннику. Она вскочила.

– Где девчонка?

– Там же, – охранник покосился на дверь.

Ляля вышла в коридор. Девушка сидела на полу, привалившись спиной к стене. Глаза, утонувшие в темных кругах, не мигая, смотрели вперед. Лялю снова охватило чувство отчужденности от происходящего. Она на минуту зажмурилась и сжала челюсти так сильно, что под ушами хрустнуло.

– А теперь что? – раздался голос сзади, и Ляля шумно выдохнула. Ничего не поменялось: полутемный коридор тянулся по обе стороны от нее, девчонка все также молча пялилась вдаль, здоровяк стоял рядом. На лице его застыло внимание, будто у дежурного по школе, ожидающего указаний от учителя. И Ляля сдалась, принимая свершившееся.

– Как звать вас? Обоих? – она шагнула к девушке и рывком подняла ее с пола. Худое подростковое тело было легким и податливым.

– Костик! Меня Костик! – торопливо сообщил ей в спину здоровяк. Девушка молча навалилась Ляле на руки.

– Ну-ка! Приди в себя! Слышишь? – Ляля встряхнула девчонку и отодвинула от себя. Та вяло двинула головой, медленно поморгала и шевельнула губами.

– Ты пострадала? Они с тобой что-то сделали? – почти прокричала Ляля ей в ухо, и девочка поспешно замотала головой.