Одно из окон было закрыто не полностью – тонкий лист металла потерял крепления и хлопал на ветру с гулким звуком. Окно располагалось высоко, метров пять над землей, и кроме Яси никто не смог вскарабкаться по отвесной стене с едва заметными выступами. Она осторожно протиснулась в щель между окном и металлом и оказалась на полуразрушенном этаже. Яся подобралась к перилам и заглянула вниз. Огромное пространство уносилось в сумеречную даль, зрительно сужаясь в конце в тонкую ленту. Внизу по всей поверхности было что-то вроде песочных куличей, расположенных симметричными рядами. Ей удалось спуститься вниз по остаткам лестницы. Куличи накрывала плотная тяжелая ткань, и Яся с трудом отодвинула ее сбоку. Она разглядела прозрачный яйцевидный купол со свисающими шлангами с внутренних поверхностей. Яся прижалась к стеклу, с любопытством выглядывая детали. Приглядевшись, она поняла, что оборудование не новое: внутри было грязно. Повсюду темнели пятна, валялись куски ветоши, в дальнем углу лежал какой-то объемный предмет. Она вытащила из кармана припасенный для таких походов фонарик. Тусклый луч прыгал, и в кружок света попадало разное: шланг, баллон, еще шланг, какое-то тряпье… Ботинок… И что это? Нога…  Оторванная человеческая нога… Яся отчетливо разглядела торчащую острием белую кость в ареоле темного ссохшегося месива мышц.

– Ууууууу! – заорала сирена, и тревожно плеснуло красным светом. Яся метнулась к лестнице, вскарабкалась наверх и протиснулась в окно. До земли пять метров и никакой надежды спуститься по стене медленно.

– Эй, давай сюда!

Парни не бросили ее. Откуда-то они притащили три старых матраса и выложили их прямо под окном.

– Прыгай! Валить надо! – донесся снизу яростный шепот, и Яся прыгнула. Кости остались целыми, только колени и локти разбились, когда она скатилась с матрасов по каменистой насыпи. Зарастет, как на собаке, думала она, уносясь вслед за приятелями прочь от ужасного места.

И теперь Яся пряталась в своей комнате. Чувство чего-то непоправимого грызло ее изнутри, и от этого ей было нехорошо. И рассказать о произошедшем она никому не могла. Даже приятелям на вопрос что там было, она отмахнулась и ответила: «Ничего. Хлам всякий». Что-то останавливало ее от рассказов, когда она размышляла над увиденным. Даже деду. Тем более деду! Дед разозлится, тут уж гадать не надо. И она все крутила и крутила в голове мысли об охраняемом здании с брошенными внутри странными аппаратами, в одном из которых лежит человеческая нога. И в одном ли? От этой мысли ее передернуло и затошнило. Она спрыгнула с подоконника, вышла в коридор и прислушалась. На кухне дед с кем-то разговаривал. Яся напряглась, чтобы различить в монотонном бормотании хоть что-то, но смогла уловить лишь отдельные части сказанного.

– Так я и говорю… Чтоб дали добро на исследования… Изменить, возможно изменить…Нет… И так пострадали… Заботу проявляют, едрен-батон…

В ответ кто-то участливо бурчал, но и его слова Яся слышала через раз: человек почти шептал.

– Ладно… Николай, это не дальновидно… Ну, зачем… Опять на рожон… Заслуженный… Брось! Брось, я сказал!

Последнее было произнесено громко и четко, и Яся отчетливо услышала недовольство в голосе говорящего. Она нахмурилась, даже ухом прижалась к двери, пытаясь вникнуть в рваные шепотные слова, а потом махнула рукой. Кто бы там не был – значения не имело. Неуемное чувство беспокойства вернуло ее к собственным проблемам, и Яся побрела обратно в свою комнату. Но ее движение прервал громкий стук в дверь. Стучали властно и настойчиво, и от этого стука сердце Яси ухнуло куда-то вниз и заколотилось там нервной быстрой дрожью.

– Господи, кого там несет? – дед вышел из кухни и уперся в побледневшую испуганную Ясю.

– Ты чего? А? Приятели твои что ли? – дед растерянно посмотрел на внучку. Из-за его спины выглянул собеседник – невысокий щуплый старичок с маленькими квадратными очечками. Он заворочал тощей жилистой шеей, пытаясь понять, что происходит.

– Дед, не открывай, – зашептала Яся, но дед ее не услышал. Он подошел к двери, и Яся вдруг ясно поняла, что за дверью для нее таится опасность.

– Не надо! – закричала она и бросилась к деду, но тот уже открыл дверь и с удивлением рассматривал стоящих за ней трех мужчин в форме.

– Квартира Афанасьевых? Ясмина Афанасьева здесь проживает? – взгляд говорящего холодно скользнул по деду и зацепился за Ясю. Она под его взглядом скорчилась, вжалась в стену, а один из мужчин отодвинул в сторону ошеломленного деда и шагнул к ней. Старичок в очечках быстро скрылся за кухонной дверью.

– Ясмина Афанасьева, вы арестованы за несанкционированное проникновение на охраняемый государственный объект. Вам необходимо взять документы и отправиться с нами для выяснения обстоятельств.

– Но как… Подождите! Стойте! Это ошибка! Она же ребенок! Ей всего шестнадцать! – дед загородил путь полицейскому, и тот вежливо, но твердо остановил его рукой.

– Мы в курсе. Уголовная ответственность наступает с шестнадцати лет. Вы, как ее опекун, за нее в этом случае не отвечаете.

Дед еще что-то жалобно лепетал, но полицейский уже сжал локоть девочки и потянул ее на себя. А Яся, обмякшая и посеревшая, вяло обвисла в его руках и пошла за ним в сторону двери, едва перебирая ногами. У двери она внезапно пришла в себя: взбрыкнула, дернулась в сторону деда с криком, но ее тут же подхватили двое других, скрутили и потащили прочь из квартиры. Последнее, что она увидела, как дед рухнул на пол, держась за сердце и хватая ртом воздух. Глаза его закатились внутрь, и белели между веками. Этот невидящий взгляд деда Яся запомнит навсегда.

За дверью темно. Так темно, что Павел судорожно машет руками, боясь оступиться. Сзади раздается тихий хриплый смешок, и Павел с раздражением понимает, что это Петрович специально тянет и не включает свет. Он замирает, и все чувства его превращаются в тонкие осязающие нити. Но тут свет вспыхивает. Не ярко – всего одна лампочка освещает небольшое пространство.

– Шлюз это. Тут переодеться и гермошлем надеть, – Петрович указывает на стену всей пятерней, растопырив короткие толстые пальцы. Там висят несколько комбинезонов, внизу на полке – новые, упакованные в пластик. Там же в специальных пазах втиснуты пучеглазые носатые маски – гермошлемы со встроенными фильтрами. Петрович кидает Павлу упакованный комбинезон, Андрей нетерпеливо мнется сзади.

Павел переоделся, осмотрел новых коллег и усмехнулся, представляя как они все трое выглядят со стороны – черные, в уродливых масках, словно инопланетяне. Петрович жестом показал себе на ухо, и Павел проделал тоже самое. Под рукой прогнулась внутренняя кнопка, и в ушах сразу загудело.

– Внутренняя связь. Без нее ни хрена не слышно в этих чертовых шлемах. Запаса фильтров для них много осталось. Старые еще запасы-то. Только штуки эти на близком расстоянии работают – метра три, иногда четыре. Без них никак: воняет очень, и испарения тут вредные.

Но Павел уже не слушал. Он стоял перед очередной дверью. Шуршание ощущалось теперь, как едва уловимая вибрация воздуха, и в полутьме Павел чувствовал эту вибрацию также четко, как и удары крови о стенку артерий. Мысли путались, рвались короткими кусками, подгоняемые волнами предвкушения. Где-то пискнул сигнал, и стена перед ним поехала в сторону, обнажая внутренности фабрики.

Павел ожидал чего угодно: жутких великанов, в чьих руках гигантские рычаги скользят в пазах с тихим шорохом; мускулистых обнаженных мужчин, ступни которых шершаво перебирают бегущую ленту; изуродованных монстров, потирающих мохнатые паучьи лапки. Все, что угодно, но не это. Фабрика была наполнена рядами яйцевидных сфер почти полностью металлических с небольшой вставкой затененного стекла спереди. Ряды располагались один за другим и терялись в сумраке в глубине свода. Над каждым рядом нависал еще один. Сферы соединялись между собой единым остовом, хотя были автономны. Пространство фабрики делилось на три части, в каждой располагалось определённое количество рядов. Ряды сфер слева и справа были неподвижны, а в центре… Сначала Павлу показалось, что и они не двигаются, но потом он заметил мелкое дрожание и понял, что вибрация в воздухе образуется именно от этого почти неуловимого движения. Каждая линия сфер пульсировала в своем едином ритме, резонируя и создавая собственный звук. Если прислушаться, то можно было различить, что шуршание не монотонно – оно состояло из разных нот, образуя общую композицию.