— А ты откуда знаешь? — спросил Славян. — Я и то в ихней краянке не шарю, кто там и чё.

— Пацан знакомый сказал. Я ж сам бывший квадратовский, — ухмыльнулся Графин. — До армии мои предки там жили. Пока в сапогах ходил, переехали сюда, на речку. Я в квадрате многих пацанов знаю. Хорошие там пацаны до перестройки были, только не те, что из мажоров, а из простых. Потом кто по зоне пошёл, кто в армию, и туда уже не вернулся. Кого прибили в разборках. Но даже самые шустряки раньше жили по пацанским понятиям. Лохов сильно не щемить, баб не трогать. За это прям жёстко спрашивали старшаки, и огрестись можно было. Перестройка всех испортила. Ментовская власть ослабла, стали кто драпом и герычем торговать, кто по игле сам пошёл. На халявных деньгах всякая плесень поднялась типа Добея и Филимона. А к ним даже Веня последнее время не лез. Но Филимон под Добеем всегда ходил, у них дела были такие — проститутки, драп, казино. В налётчики Добей ссал лезть, и своим шохам всегда отказывал — деньги и так шли, чё под пули-то лезть зазря. Но Добея не стало, и Филимон в силу вошёл, таких же отморозков притянул. Автобус с коммерсами, и биржа — их дела. Точняк прям. Их почерк.

Слова Графина походили на правду. Квадрат Жека знал не понаслышке. И шла о нём недобрая слава. Так называли большой семиэтажный сталинский дом в старом центре, и дома попроще рядом с ним. Был он как огромный четырёхугольник с одним выездом через арку, и внутренним двором-колодцем. Дом был построен чуть ли не первым в городе, считался элитным, и жила там поначалу исключительно партократия и высшие начальники комбината. Дом щеголял барельефами, колоннами, пилястрами, гипсовыми балясинами на ограждениях балконов и подъездных лестниц, арочными окнами последнего этажа, маленькими башенками по краям здания. Был облицован натуральным камнем, в подъездах имел два входа — парадный, с наружной стороны, и чёрный, смотрящий внутрь квадрата. Так как первые инженеры комбината были сплошные питерцы, с тамошних красных заводов, то по первости именовали подъезды по-питерски, парадными. В подъездах были обширные вестибюли, облицованные мрамором, и широкие лестницы, по которым и слон пройдёт. Между пролётов лестниц стояли лифты с гордыми надписями «Simens — 1934» над ручными дверями. Лифты привезли из Германии специально для этого дома. А так как Германия к тому времени уже стала гитлеровской, то выштамповки орлов со свастиками в лапах, рядом с названием фирмы, были тщательно соскоблены до зеркального блеска. Покататься в лифтах ходила вся местная детвора, которую регулярно шугали дворники.

У верных партийцев и выросли такие вот дети. Началось в начале 80-х с мажоров, выросших в высокопоставленных семьях. За любые проступки крутые родители отмазывали своих деток. От полной безнаказанности они борзели ещё больше, сколачивали молодёжные банды, и творили беспредел, зная, что им ничего не будет. А когда началась перестройка, и стал расцветать частный бизнес и кооперативы, мажоры первыми втягивались в эти дела, и становились ещё более борзыми. В шестёрки брали простых пацанов из рабочих семей, которые мотали потом срока за них. Однако отсидевшие приходили ещё более отбитыми, уже наезжали и на мажоров, ставили на дань их кооперативы. Ещё были спортсмены, вроде Добея и Филимона, которые враждовали вообще со всеми, и понемногу прибрали весь район, скатив его в окончательное дно. Бились там все со всеми, и квадрат с конца 80-х стал считаться неблагополучным.

На речке было совсем не так. Все местные пацаны в основном из рабочих семей, с ментами подвязок не имели, топтали зону за свои косяки исправно. На районе была чёткая иерархия. Сильно не беспределили. Конечно, уличной преступности было много, от грабежей до угонов и раздеваний машин, но кроме центровых, серьёзных бригад больше не было. Если кто-то из местных пацанов хотел подняться выше уличной шпаны, и влиться в бригаду, шли прямиком к Славяну. Раньше в кооператив «Удар», сейчас в ТОО «Инвестфонд». Сначала работали простыми охранниками, потом допускали до дел посерьёзней, как Графина или Кота.

На районе открывались частные магазины и ларьки, никто на коммерсантов не наезжал, не крышевал, и не требовал дань. Блатные по городу знали, чья это территория, и кто там сейчас сидит, хотя Жека со Славяном особо её не контролировали, занимаясь делами более высокого уровня. Чё там копейки с ларёшников сшибать… Однако, нанять свою охрану настойчиво рекомендовали, а то мало ли отморозков вокруг…

— Квадрат так квадрат, нам похер, — заявил Жека. — Наедут, огребутся. Да… Стволы разбирайте. Крот, кстати, сказал, не просто так их дал. 15 косарей его благость стоит.

— Ну, отстегнуть придётся, — заметил Славян. — Это дело нужное. Надо чтоб у каждого волына была.

— Ну вот и договорились! — согласно кивнул головой Жека. — Все расклады поняли? На завтра ничего не планируйте. Идите с утра сюда, и будьте постоянно на связи. Как только мне маякнут с аэропорта, сразу засемафорю вам. Такие дела. Пошёл я. Всем пока. Поеду сегодня с Сахарихой к крутому тестю на ужин. Пригласил Иваныч на сёмгу с икрой и шампусик.

Сразу же пошёл к Светлане. Не доходя до квартиры услышал громко играющую «Энигму». И звук на сахарихиной аудиосистеме был великолепный. С сочным басом, ёмким стереоэффектом. Казалось, что в квартире какой-то большой концертный зал.

Светка открыла сразу, даже не глядя, кто там, за дверью, чем немало расстроила Жеку.

— Свет, ну я тебе сколько раз говорил, не открывай ты так, не спрашивая, — недовольно сказал Жека. — По городу сейчас беспредел пошёл, только твой братан уехал. Стрельба, налёты, грабежи. Я сам недавно чуть не перевернулся недалеко отсюда, за квартал.

— Ах так! — надулась Сахариха в типично детской для неё манере. — Пришёл, не здрасьте, ни привет! Ещё и наорал тут же. За что???

— Я беспокоюсь за тебя, — просто сказал Жека. — Ты не представляешь, как. Ты не представляешь, какое говно щас по городу творится. Нас позавчера прямо у биржи чуть не застрелили — бандиты залётные коммерсов ломануть захотели. У тебя влиятельный отец, авторитет. Но ты-то одна ходишь. Ну малыш, не дуйся… Я постоянно переживаю за тебя.

— А ничё, что я могла видеть тебя из окна? — чуть оттаявше, спросила Сахариха. — Ладно, проехали. Проходи. Сейчас кофе сварю. Посиди пока, «Энигму» послушай. Слышал такую группу?

— Не, не слышал, — соврал Жека. Уже знал, что женщинам врать можно и нужно, дабы избежать возможных проблем. Сахариха сразу бы стала спрашивать, а где ты слышал, а чё я у тебя этой кассеты не видела. Пришлось бы ещё больше врать, изворачиваться. Наслаивать ложь на ложь, и где нибудь бы обязательно прокололся, на сущей мелочи.

— Папа звонил, сказал, на ужин приглашает, — полуутвердительно заявила Сахариха, принося на маленьком подносе кофейные чашечки размером с напёрсток, и хрустальную розетку, полную круассанов с кремом. — Сказал, ты поедешь.

— Да вместе поедем, — согласился Жека. — Ты ж согласна?

— Да, — улыбнулась Сахариха. — Я согласна. Сегодня ничего не готовила — занята была по учёбе. Так что поедем.

— А сейчас сколько у нас? — Жека посмотрел на часы. — 4 часа только.

— А сейчас мы будем танцевать медляк под «Энигму», — лукаво улыбнулась Сахариха, встала с дивана, и картинно протянула ему руку. — Дамы приглашают кавалеров!

Жека посмотрел на подружку — ну как же не пригласиться! Сахариха в любимом розовом халатике, и наверняка без лифчика. Она его и так-то редко носила, а ещё дома бы… Груди у неё были упругие, идеальными полушариями, ничуть не отвисали даже на немного. Как приятно они помещались в ладонь!

— У меня более лучший вариант, как мне кажется, — усмехнулся Жека, взял взвизгнувшую Сахариху на руки, и понёс в её комнату, на беспорядочно раскинутую постель. Там снял халат, и припал к нежным губам, а потом и к грудям, соскучившимся по ласкам.

До семи часов было ещё порядочно времени…

В этот раз Светка сильно устала, забавляясь с Жекой, и захотела ехать на заднем сиденье. Это же так прикольно — завалиться к любимому на бок, и сладко спать, пока машина тащится по темноте через снежные колеи и заносы за город. Проезжая мимо кафе в Еловке, Жека заметил множество припаркованных у него машин. Люди по-прежнему, невзирая на финансовые трудности, пользовались и общепитом, и развлекались в меру возможностей. В какой-то мере это были верные мысли — если есть деньги, лучше потратить их сегодня, чем подтереть жопу, или обклеить туалет завтра. Особенно если такая нестабильная финансовая ситуация.