Я не видел Алининых глаз, но почувствовал их пристальный взгляд.

— Пока мне почти нечего тебе рассказать. Стопроцентно надёжный и безопасный для меня рецепт я не изобрёл. Да и сомневаюсь, что он существует. Логика говорит, чтобы я сидел тихо и не высовывался. И тогда снова проживу долгую жизнь: на этот раз очень может быть, что даже и счастливую. Та дурацкая автомобильная авария не случится, мои мама и папа проживут ещё много лет. У меня не будет проблем с деньгами…

Вспомнил, как после выхода на экраны фильма «Спортлото-82» мы с приятелями покупали лотерейные билеты «Спортлото»; читали в журнале «Наука и жизнь» о стратегиях их заполнения; дожидались, пока в газетах опубликуют результаты розыгрышей…

— … Заживу припеваючи. Проводил бы время вместе с тобой в солнечном Сочи или в Ялте. Как тебе такой вариант нашего будущего? Представь: летом мы с детьми едим мороженое на сочинской набережной. А зимой смотрим пьесы Чехова в Большом театре. Разъезжаем по столице на иномарке. Покупаем вещи в «Берёзке». Красота, да и только. В сентябре я думал, что так и поступлю — честное слово! Но всё же начал работу над книгой.

Я услышал, как Алина вздохнула.

Сказал:

— Потому что в моей голове сейчас очень много информации о том, что случится в будущем. В том числе и о том, где и когда погибнут люди. Помню, к примеру, что в одном только Спитаке во время землетрясения погибнут двадцать пять тысяч советских граждан. В Ивановской области смерч убьёт больше ста человек. Двадцать семь человек погибнут в Иркутской области от лесных пожаров. Что мне делать со всеми этими сведениями? Забыть?

Я хмыкнул и добавил:

— Я уж не говорю о том, что случится в Чернобыле.

Тёплые девичьи пальцы погладили мою ногу.

— Не самые приятные знания, не находишь? — сказал я. — Не уверен, что смогу со всем этим спокойно жить. И ведь все те люди пока живы. У многих есть семьи: дети, родители. Спасти их всех, вроде бы и можно. Вот только каким способом? Броском гитары им не поможешь. И каждому из них на ухо не шепнёшь: «Спасайся, не то погибнешь!» Да и не поверят они ни мне, ни тебе. Нам всегда кажется, что беды обойдут нас стороной. Разве не так?

Приподнял брови — вряд ли Алина это увидела в темноте.

— Так что же мы сделаем? — спросила Волкова. — Ты это придумал?

Она склонилась надо мной, будто испугалась, что не услышит мой ответ.

— Ничего толкового не придумал, если честно, — ответил я. — Не факт, что у меня получится всех спасти. Я не уверен и в том, что самого себя не подведу под монастырь. В моём нынешнем плане слишком много «если». Если повезёт, если успею, если смогу, если поверят, если захотят. Но другого плана у меня пока нет. Подумаю над ним: будет время. Но ничего не делать я не смогу — проверено. В Первомайск от солдат ведь не сбежал. Хотя это было логичным решением.

Усмехнулся.

Алина повторила:

— Что мы сделаем?

— Через два месяца допишу книгу, — сказал я. — О Диего и Жаклин. И сразу же начну работу над следующим романом. Те тридцать экземпляров рукописи, что распечатает твоя бабушка, разошлю по издательствам. Сомневаюсь, что книгу напечатают. Но надеюсь, что хотя бы в нескольких редакциях с нею ознакомятся. И что те люди вспомнят о моём романе, когда услышат в новостях о событиях, которые в моей книге описаны.

Волкова склонила набок голову.

— Вспомнят? Но ведь… Ты понимаешь, что они сделают?

Я кивнул.

— Конечно. Как и положено порядочным советским гражданам: они просигналят о странном романе и его авторе… куда следует. Меня отыщут коллеги капитана Райчука… и начнётся самая пока непродуманная часть моего плана. Которая с огромной вероятностью завершится плачевно для меня: где-то в комнате с решётками на окнах. Если только не случится чудо, и я не стану к тому времени известным, популярным и неприкасаемым.

Я усмехнулся.

— Других идей у меня пока нет, — сказал я. — Решил: после школы поступлю в Первомайский политехнический институт, как и в своём сне. Так нужно. Учёба много времени не отберёт: любые экзамены в том институте я сдам на «отлично» хоть прямо сейчас. Потрачу время только на посещения занятий, как и в случае со школой. Но буду студентом, а не прослыву тунеядцем. Возьмусь в общаге за написание книг. Похожих на нынешнюю.

— О любви? — сказала Алина.

— И о любви тоже: это я умею, — ответил я. — Но главным образом, о человеческих трагедиях. Думаю: сосредоточусь на предсказаниях стихийных бедствий. Мне кажется, что это самая надёжная тема. Связанные с людьми катастрофы могут и не случиться, если в комнате с решётками из меня выудят информацию о политике и экономике будущего — лишь впустую потрачу на них время и силы. А природе наплевать, какая фамилия у Генерального секретаря ЦК КПСС. Понимаешь?

Алина дёрнула головой.

Я зевнул, прикрыл рот ладонью.

— Помнишь, Алина, мы уже разговаривали с тобой на подобную тему? Любая организация состоит из людей. А у людей есть собственные интересы. Многие чиновники и офицеры — даже наши, советские — ставят свои нужды и желания выше любых других, в том числе и выше государственных. Поэтому существует большая вероятность, что после уже описанных мной в книге событий я попросту исчезну. Если мне не повезёт. И если не придумаю, как себя обезопасить.

— Куда исчезнешь? — спросила Волкова.

Услышал в её голосе тревожные нотки.

Сказал:

— Понятия не имею, куда прячут таких, как я. Но уверен, что не стану там первым. Сомневаюсь, что меня оставят в покое. Но мои романы останутся… надеюсь. Быть может, какие-то даже напечатают, и их прочтут не только в КГБ. После первого романа на следующие мои книги взглянут уже не как на фантастические истории. Возможно, власти не проигнорируют мои предсказания. Очень надеюсь, что мои труды не окажутся напрасными и бесполезными.

Выдержал паузу.

— Говорю сумбурно, — сказал я. — Потому что такой же сумбур царит и у меня в голове. Как видишь: чёткого и надёжного плана нет. Есть только понимание того, что с властями я всё же побеседую: других вариантов не вижу. Они сами меня найдут. А я пока подготовлюсь к той встрече, постелю соломку… если смогу. Напишу книги. Какие успею. И подумаю, как быть дальше. Надеюсь, меня всё же посетят гениальные идеи о том, как спасти мир и не сгинуть самому.

Я улыбнулся.

— Понимаю, что ничего тебе толком не объяснил. Это потому, что сам пока толком ничего не знаю. Но речь сейчас не обо мне. Что будет со мной, не так уж важно. Алина, сейчас речь о твоём будущем. Хочу, чтобы ты поняла: отношения со мной не самая лучшая и надёжная инвестиция в будущее. Прогулки по набережной Ялты если и случатся, то продлятся они недолго. Будет от моих трудов толк, или я сработаю вхолостую — этого не знаю. Надеюсь, что позже придумаю идеальный план и всех спасу.

Я прижал ладонь к Алининому бедру.

— Хочу, чтобы ты узнала об этом сейчас. Пока не стало поздно. Ты уже не ребёнок, Алина. И повидала многие «прелести» этой жизни. Велика вероятность, что рядом со мной у тебя не будет счастливого будущего. Помнишь, как пел Высоцкий? «Но ясновидцев — впрочем, как и очевидцев — во все века сжигали люди на кострах». Люди со времён Кассандры почти не изменились. А я как раз и примеряю на себя роль той самой троянской провидицы.

Сердце в моей груди не успокоилось: оно не сбавило темп ударов, словно надеялось проломить рёбра.

— Тебе всего восемнадцать лет, — сказал я. — Ты талантливая и красивая. У тебя большое будущее. Не сомневаюсь, что скоро в СССР снова издадут твои стихи. Люди выстроятся в очереди около книжных магазинов, будут выхватывать друг у друга из рук твой новый сборник. Твой голос прозвучит из всех радиоприёмников страны. Твоё лицо появится на экранах телевизоров. А если мы будем вместе, то с большой вероятностью ты всей этой славы в какой-то момент лишишься.

Хмыкнул и произнёс:

— Алина, задумайся над моими словами.

Волкова тряхнула волосами — на фоне окна те вновь показались будто живыми.