Моут был страшен. Хотелось, чтобы он надел капюшон обратно.

Чиншан стоял не шелохнувшись. Рыжие и вино-красные перья в неверном свете луны придавали ему сходство с барельефом.

Бродяга снял шапку и открыл стриженую голову с выбритой на затылке звездой о семи лучах.

– Твоя очередь, – напомнила девушка незнакомцу, оглядев жутковатую компанию.

– А если я скажу «нет»? – чуть слышно, но с насмешкой в голосе осведомился тот. – Что ты сделаешь?

– Тогда нам придется заставить тебя, и ничего более, – ответила она.

Хиреборд дал знак, и один из сопровождающих приблизился к белому на расстояние клинка в вытянутой руке. Осторожно, медленно дотронулся сталью до ткани. Белый даже не пошевелился, а по лезвию вдруг пошел морозный узор.

Моут понял и поднял оружие.

Незнакомец внезапно одной рукой отшвырнул Хиребордова помощника в снег и скользнул к Моуту, взметнув поземку. Все увидели, что лицо его под капюшоном белоснежно и практически лишено черт. Два ледяных ножа блеснуло в его руках.

– Снежить! – крикнула Никла Четыре Меча, а снежный голем, чье тело – холод, а души нет и вовсе, одним прыжком достиг Моута и нанес свой последний удар. Удар распорол воздух, и меч Моута вошел голему прямо в центр груди.

Снежный голем – существо, созданное из движимого магией снега, – фактически неуязвим. У Моута не было шансов, но меч пробил создание насквозь, и, застонав, как ветер в узкой трубе, в последний раз блеснув ледяными глазами, оно рассыпалось грудой сухого снега; и алая кровь, дымясь, выплеснулась на этот снег сквозь пространство – меч Моута убил и существо, и его хозяина – где-то далеко, за много миль отсюда.

Поземка выписала над землей какую-то сложную руну и улеглась, обессиленная. Моут отступил на шаг, все еще не понимая, и капли крови с лезвия нарисовали в истоптанном снегу темную цепочку.

Моут поднял глаза, обвел взглядом присутствующих. Незаданный вопрос повис над площадью.

– Это Хейзенхейерн, Моут. Меч против магии, – сказал наконец Чиншан. – Однажды я почти раздобыл такой. Где ты его взял?

– Купил по случаю. Когда я добирался сюда, мой меч, честно говоря, украли. Этот я купил у первого встречного торговца оружием. – Моут настолько не ожидал произошедшего, что разговаривал с Чиншаном вполне нормально.

– Эль-Хот мертв. Ты лишил меня этого удовольствия, Моут, – произнес Чиншан, решивший воспользоваться переменой в поведении убийцы. – Пора уходить.

– Никто никуда не уходит, – сказал Моут.

Чиншан стиснул клюв. Его терпение тоже истекало, и страх отступал вместе с осторожностью.

– Тут я тебя поддержу, – вмешался Дим-Дим. – Ты все-таки больше похож на человека, чем оно. – Он кивнул в сторону Чиншана.

– На кой пес кому твоя поддержка?! – отмахнулся Моут и наконец шагнул вперед.

Каждый из присутствующих обладал магией в той или иной степени.

Моута перехватил Хиреборд. Он проревел заклинание Пяти рук, которым мог пользоваться не только врожденный заклинатель, но и обученный человек, и огненные знаки раскрытой ладони, числом пять, мелькнули в воздухе, словно привязанные к его тяжелому кулаку. Он ударил Моута в обход клинка в лицо с сокрушительной силой, равной природной силе Моута, и тот полетел спиной в снег.

Никла взметнула клинки, и Дим-Дим, крутанувшись, ушел из под удара. Он никогда не носил с собой оружия – ему заменяли его быстрота реакции и способности к магии. Дим-Дим был заклинателем, и неплохим, несмотря на навязчивые идеи.

– Афлим, – произнес он, потянув за узелок на поясе, и синяя молния проскочила между фонарем и мечами Никлы, выбив их из ее рук. Девушка вскрикнула от боли и отлетела назад.

Моут сцепился с Хиребордом, Дим-Дим отшвырнул одного из братцев так, что тот упал; второй же рухнул, располосованный саблей Моута. Первый, впрочем, тут же встал и рванулся в бой снова.

Одновременно с этим Чиншан бросился к Дим-Диму, и тот развязал еще узелок.

– Офлим, – сказал бродяга, и снег вдруг схватил Чиншана за ноги, сгрудившись на секунду, заставляя того споткнуться и попасть под удар Хиребордова братца. Чиншан прожил еще мгновение, в ярости отшвырнув своего невольного убийцу и попав ему крюком под горло. Сам Хиреборд этого не заметил, потому что пропустил прямой удар Моута. Сабля раскроила бывшему пирату голову, и он упал мертвый. Колокольчик его звякнул последний раз.

Никла уже поднялась и рванулась к Моуту, тот бросился к Дим-Диму.

Пес бегал кругами и петлями, ворчал и скулил, мешая. Почему он до сих пор не убежал, было неизвестно.

– Уфлим, – сказал заклинатель, развязывая очередной узелок, и мечи Моута и Никлы внезапно рванулись навстречу друг другу, обуянные короткой вспышкой магнетизма.

Лязгнула сталь, Никла упала. Моут полетел через нее, но, тут же вскочив, нанес удар снизу вверх. Дим-Дим неуловимым движением отступил прямо в пятно крови и глянул себе под ноги.

Моут опустил саблю мощнейшим ударом, но заклинатель успел сделать шаг назад.

– Ифлим, – сказал он, улыбнувшись и развязывая четвертый узелок.

Кровь моментально замерзла, и оружие Моута примерзло к камню мостовой. Это остановило его буквально на полсекунды, не более, – физически Моут был сильнее любого другого из тех, кто пришел этой ночью на площадь. Но заклинателю хватило этого времени, чтобы нанести удар ногой. Моут отпрянул со сломанным носом, а Дим-Дим в тот же момент обернулся к Никле. Та шла прямо на него.

Он наклонил голову.

– Эфлим, – сказал он, развязывая последний узел. – Танцуйте, мечи, танцуйте!

Клинки убитых – палаши команды Хиреборда и серп Чиншана – взмыли в воздух и ворвались в зазор между Никлой и магом. Сабля Моута – то ли потому, что он был еще жив, то ли по причине ее антимагической природы – осталась лежать в снегу.

– Наконец взялся за оружие? – спросила девушка, отбивая атаку. Четыре клинка снова ринулись на нее, но она не отступила.

Дим-Дим не ответил. Он подошел к лежащему без сознания Моуту, протянул руку, и оружие Чиншана тотчас скользнуло к нему. Никла сражалась теперь с тремя палашами, наступая, – магия не могла так хорошо управляться с оружием, как настоящий боец.

Заклинатель склонился над Моутом, чтобы перерезать тому горло, но Моут вдруг резко, пружинно сел, как не смог бы ни один другой человек в мире, и ударил его головой в нос, платя той же монетой. Потом, перехватив руку заклинателя, вывернул ему запястье. Дим-Дим ударил его левой рукой в скулу, но правая ладонь Моута нашарила Хейзенхейерн, и, прямо из положения сидя, он нанес наконец удачный удар. Голова Дим-Дима упала на мостовую. Моут повалился локтем в снег, стирая кровь с замерзших губ.

За его спиной с мягким стуком упали мечи, и слышны стали шаги Никлы. Моут, с почерневшими глазами и темнеющими в ночи полосами крови от носа до шеи, встал и развернулся. Он зарычал, тихо и низко, так, что попятился даже не ушедший никуда пес, и убийцы пошли навстречу друг другу.

Они сошлись на относительно чистом еще участке, и Никла едва не убила Моута первым ударом. Принявший его Хейзенхейерн зазвенел, но выдержал. Никла отбила ответную атаку. Ударив крест-накрест, она выбила меч из рук Моута и тут же нанесла размашистый удар.

Моут отбил лезвие старинным восточным приемом, тыльной стороной ладони. И еще раз.

Никла перехватила мечи по-другому и крутанулась вокруг себя, далеко выбросив правую пятерню. Почти немыслимым образом Моут уклонился и успел перехватить руку девушки до того, как она завершила разворот. Заломил – Никла застонала, но не выронила мечей, а резко, как пружина, выпрямилась, оттолкнувшись ногами от заснеженной мостовой, и голова ее врезалась Моуту в подбородок.

Моут упал и тут же вскочил, нашарив в снегу чей-то меч. Никла перекатилась через плечо на ноги, а Моут рванулся вперед, снова метя снизу вверх, намереваясь распороть противницу пополам. Она закрылась, защитив себя частоколом обращенных вниз лезвий, но Моут и без того запнулся, словно что-то рвануло его назад. Он рухнул на колено, и Никла почти машинально взмахнула рукой наискосок, рассекая шею противника от уха до ключицы. В который раз ночь окрасилась алым, и Моут, побледнев, выпустил меч и упал лицом вниз, в мятый снег, и багровым цветком расцвело вокруг его головы пятно крови.