Капитан поправил шляпу, проверил, как вынимается клинок, и пошел к лесистому обрыву, за краем которого, высунув лишь сизую закопченную трубу, прятался дом Ледо Ютры. За ним, в разрывах рыжей ряски, открывалась черная, рябая от дождя гладь озера под названием Ржа.

Спустился с обрыва он быстро, благо была тропинка; обошел старый бревенчатый дом между пеной побережья и столь же старым, но крепким забором.

Здесь ему не нравилось. Грязь, подсохшая сверху коркой, под ногами была податливо-мягкой, а озеро вблизи оказалось таким черным, будто в нем стояла ночь. Интересно, подумал он мимоходом, а эта вода тоже горит?

На поверхности плавали красные и седые листья. Ветер не долетал до этого места. Мертвая трава цвета костей, и камыши, засохшие, казалось, годы тому назад, жались к берегу. Над водой, как застывшие щупальца, или челюсти, или позвоночники давно умерших диковинных зверей, вздымались ржавые зубчатые дуги, истлевшие до бумажной тонкости шестерни; шелушились бурой и огненно-рыжей окалиной, утопали в озере. То был старый механизм, а от вида старых механизмов у капитана всегда портилось настроение, становилось неуютно, словно холодная вода текла за шиворот и ветер задувал за пазуху. Этому металлу было много сотен лет, а он до сих пор еще не рассыпался до конца, и сверху на дугах еще виднелись старые клейма. Те люди застали времена, когда на небе была только одна Луна.

Летел пух от камышей, лез в лицо, и Бастиан глубже надвинул шляпу.

Потом ударил ногой в калитку ворот, так, что желтый лишайник посыпался на землю. Дверь отозвалась недобрым гулом. Заперто. Ржавые гвозди, торчащие из верхней поперечной балки, мешали перелезть.

– Открывай! – рявкнул он. – Стрегоньер требует!

Понятно было, что так никто не откроет, но он как-то привык к заведенной процедуре. Тем более, раз печь топится, стрега Ютра точно дома.

– Акло Хайнант Ледо Ютра, дочь Эрландо, именем Королевства, открывай!

Такой зычный рык всегда удавался Бастиану. Противостоять простому прямому воззванию к настоящему имени никакая стрега не могла, но… Лишь в том, что касалось простых действий. Дверь она ему откроет, первое заклятие самое сильное. Может быть, ему удастся заставить ее говорить только правду. А вот на большее его магических умений вряд ли хватит. Остается полагаться на голову и руки.

Бастиан услышал, как упали с двери крюк и засов. Видно, заговоренные, раз хозяйка открыла их, не подходя к дверям.

Толкнул калитку и вошел, держа руку на рукояти меча.

Дом ведьмы зло глянул мутными плитками окон. Под сапогами расползлась грязь. Пахло аиром и тиной с болота, и авериановой травой. Он быстро огляделся. Столбы ворот и частокола заросли мхом изнутри, в торце двора валялась какая-то железная рухлядь, накрытая мокрыми плетями безлистого жухлого плюща; медный чан под водостоком полнился дождевой водой, в которой плавали сор и мертвый шершень.

Но все это капитан отметил вскользь, потому что из-за угла дома появилась хозяйка.

Высокая, черноволосая, с седыми прядями и пучками сухой травы, вплетенной в мелкие косы. Глаза ее почему-то слезились, обильно; светлые, с бирюзовой искрой и угольным контуром радужной оболочки.

– Бастиан! – выплюнула, пролаяла Ледо и заворчала, как дворняга. Кожа на ее крупном, покатом лбу и высоких скулах была бела, и стрега казалась совсем молодой. Хотя только казалась.

– Ледо.

– Что тебе надо, Бааааа-ааг-афффф-аггг?!

Бастиан вспомнил вопрос Маревы: почему Ледо Ютра получила свое прозвище?

Так же внезапно и моментально он вспомнил того колдуна с черной растрескавшейся костяной рукой, вспомнил две потемневшие, словно окалиной покрытые кости, растущие из пожеванного, усохшего локтевого сустава. Самым жутким было то, что рука двигалась.

Тогда ему чуть не отрезали язык; Ледо же своего однажды лишилась, будучи приговорена к такому наказанию по закону. Ходил слух, что палач позже умер от ее укусов. Но дело было сделано.

Впрочем, потом ведьма пришила себе новый; говорят, черными нитками, в знак того, что не забудет этого и не простит. Правда, язык был собачий. От этого Ледо иногда срывалась на лай.

Она и на вид напоминала собаку: яркие глаза с темным ободом, вытянутая челюсть. Или чужеродная часть тела так подействовала, или Ледо и раньше походила на псину?..

– Ты позвала Красную Птицу? Больше здесь просто некому, так ведь? И ты знаешь, что за это бывает.

– Зна-а-агр-р-р… Знаю. Но это не я.

– Акло Хайнант Ледо Ютра!

В ответ ведьма зло залаяла, сжав крупные кулаки.

– Акло Хайнант Ледо Ютра, дочь Эрландо! Ты позвала Красную Птицу? Отвечай, заклинаю!

Бастиан охрип от собственного рева. Даже взмок.

– Д-д-д-д-да! – с ненавистью проскрежетала ведьма.

Дождь немного стих. Бастиан не знал, зависит ли местная погода от стреги, но полагал, что нет. Хотя погода была самая что ни на есть собачья.

– Зачем? – просто спросил он.

– А…

Капитан устал кричать и поднял пистолет.

– Зачем?

– Затем чтобы взять в плен. Ее оружие и доспех уже у меня-аф-а-а-аф-ф-ау-ау-ау!

– Не понял, – удивился Бастиан. – Когда это яйцо успело упасть?

– Р-р-раньше! – зло выплюнула стрега.

Это было странно.

– И где оно?

– О, я не хр-р-р… хр-р-рав! Не храню его здесь. Только копии. Я полностью повторила оружие.

Ледо умолкла, поняв, что сболтнула лишнего без приказа. Такое бывало после заклятия полным именем.

Насколько Бастиан знал, оружием пришельцев со Второй Луны всегда были свирели. Одни заставляли гаснуть любой огонь, включая искры и горение пороха, другие – гореть даже негорючие материалы. Были и еще какие-то. Могло ли у Ледо хватить умения скопировать такую странную вещь?

– Бастиан Ортега Интьяда Саул да Кила, сын Иозе!

Капитан дрогнул, когда ведьма внезапно выкрикнула первые звуки его настоящего имени, и она выбила пистолет из его руки. Он не был колдуном, и, где бы она ни взяла сведения, такое заклинание не могло связать его надолго, но на две секунды Бастиан замешкался. Он владел некоторыми основами магии по работе, и это имело обратный эффект.

Она схватила оружие и направила на него.

Он ударил ее по руке ножнами, с силой, ведьма коротко вякнула, а пистолет полетел в грязь. Ледо повернулась и бросилась к дому. Он настиг ее в сенях, перетянув ножнами по спине; она развернулась, опрокинув масляный светильник, и, схватив тяжелый дощатый табурет, вытолкнула капитана из тесного пространства обратно на двор.

Бастиан ударил ногой прямо в ее импровизированный щит, и она спиной вперед полетела в угол двора, где, не мешкая, схватила с пня тяжелый молот. Она взмахнула им, как наступающий рыцарь, молот с низким грозным гулом и шорохом прошел вдоль груди Бастиана и маятником вернулся. Она орудовала им так, словно он ничего не весил. Капитан шарахнулся в сторону, и стрега снесла поленницу. От следующего удара ему пришлось прикрыться рукой, молот зацепил плечо. Стрегоньер полетел на землю, перекатился, перехватил рукоять молота и чуть отвел в сторону, второй рукой ударил, метя ведьме в лицо. Не попал, но она отпрянула, и Бастиан немного лихорадочно выдернул наконец из ножен клинок.

Очередной ее удар расколол пень, она пошатнулась вперед, и Бастиан наступил ногой на молот, ударив в висок крестовиной меча. Брызнула кровь, потекла по черным волосам и белому лицу, пронзительно голубые, как дыры в небо, глаза глянули на него, и он понял вдруг, что это глаза северной собаки, зверя, а не человека. Ему стало страшно, и он ударил по заносимому молоту. Попал по пальцам, вывернул оружие из руки ведьмы и от плеча нанес косой удар по шее. Фонтан крови выплеснулся на траву, и Ледо упала спиной на разъехавшуюся поленницу.

Бастиан опустил меч и еле смог поднять руку, чтобы вытереть лицо.

Когда он обернулся к дому, тот уже горел. Просмоленные бревна и полные шкафы снадобий занялись очень хорошо. Следовало убираться подальше, в сторону озера, – пожар намечался нешуточный. Дышать сгоревшим зельем капитан точно не хотел, мало ли чем это могло кончиться. Он спешно покинул двор, подхватив пистолет, и побежал к берегу, а потом, когда обернулся и увидел, как пылают под обрывом заросли, – просто по воде, вброд, вдоль отвесной стены, пропустив спуск, по которому пришел, потому что сосны вдоль него тоже уже занялись. Колдовской огонь не жалел и мокрого дерева, распространялся быстро и жестоко. При таком пожаре жди еще одну Птицу, подумал Бастиан, уже по пояс в воде пробираясь вдоль обрыва подальше от горевшего с воем и треском дома. Он думал, придется плыть, но увидел норы береговушек и, бросив в воду отяжелевший казенный плащ, полез вверх, пользуясь ими как ступенями. Ручницу не бросил.