Тот по-прежнему сидел, развалившись в кресле, повернувшись к Павлу чуть боком.

«Интересно, Боря, — подумал вдруг Павел. — А ради чего ты вообще меня к себе позвал? Ну не ради Ники же. Не ради своей картинной тирады про турнепс и сраных лаперузов. А тогда зачем?».

За последние полгода они виделись не часто. Только на заседаниях Совета, да в коридорах, и почти всегда — мельком и впопыхах. Он, Павел, круглыми сутками на объектах: системы жизнеобеспечения Башни, за которые он отвечал, всё чаще давали сбой, не успеешь одну дыру залатать, как две новые появляются. А у Борьки дела административные — тоже та ещё маета, не позавидуешь.

— Что ты меня прямо как бабу разглядываешь? — голос Бориса выдернул Павла из задумчивости. — Глаз не сводишь.

— Понравился, — в тон ему ответил Павел. Оба весело рассмеялись.

Просмеявшись, Борис доверительно наклонился к Павлу.

— Паш, тебе не кажется, что мы тут немного… как бы это сказать… заигрались в демократию, в общем, потеряли чувство реальности.

— Это у нас-то демократия? Ну-ну.

— А ты не нукай, ты послушай. Оглянись кругом. И дело даже не в ребятишках этих, с которыми мы сюсюкаемся, носимся, как с писаной торбой, не только в них. А вообще со всём, что творится вокруг, — Борис заговорщически подмигнул. — Ты же умный мужик, Паша.

Павел Григорьевич с интересом посмотрел на Бориса. Ну вот и настоящий разговор пошёл, надо понимать. Он уже начал примерно догадываться, куда клонит Борис.

— Ты про Совет что ли?

— И про него в том числе, — Борис откинулся на спинку кресла. — Совет — дело хорошее, я не спорю, но как форма правления он давно себя изжил. Все решения, что принимаются в последнее время — это полумеры, а время полумер давно прошло, Паша. Нам нужна твёрдая власть и, желательно, сосредоточенная в одной руке.

Борис выжидающе замолчал. Павел задумчиво смотрел перед собой.

До него уже доходили слухи, что с Советом Двенадцати хотят покончить. Кто — Павел не знал. Теоретически, это мог быть любой из двенадцати членов Совета — в их правлении уже давно не наблюдалось единства. Павел был далеко не новичок и прекрасно понимал ситуацию. У всех свои амбиции, а у кого их нет? Вот хоть и у Борьки — у того их вообще через край, достаточно посмотреть, как административное управление с каждым годом подминает под себя всё больше и больше. Но амбиции амбициями, а ум никто не отменял. И чего-чего, а ума его другу не занимать. Да и не станет Борис вступать в открытую борьбу за власть. Во всяком случае не с ним, не с Павлом Савельевым.

— Я, Боря, инженер, — осторожно начал Павел. — А у нас инженеров заповедь простая: работает — не трогай. Совет неидеален, тут я с тобой согласен, но я — за коллективное мнение. Слишком велика вероятность, что один, дорвавшись до власти, возомнит себя богом. Вспомни ту историю с северной электростанцией. Умный мужик был Семёнов, только к людям прислушиваться не умел. И себя умнее всех считал, а уж если чьё-то мнение вразрез его шло, становился упрямым как осёл. Про опоры платформы ему сколько раз говорили…

— Тогда шторм был, — перебил его Борис.

— Да что первый раз за сто лет что ли? — разозлился Павел. — Тогда шторм вокруг всей Башни был. А южная станция, как стояла, так и стоит. А северной — кирдык. И я тебе говорю, решения Семёнова — единоличные решения, потому что нам даже рта раскрыть там не давали — вот одна из ключевых причин. И, добро бы, этот осёл тогда только сам утоп, так он и станцию на дно потащил, и нас всех вместе с ней. До сих пор расхлёбываем, расхлебать не можем…

— Погоди…

— Нет, это ты погоди. Ты, Боря, тогда, двадцать лет назад где был? Здесь наверху? Карьеру делал, да? А я, внизу, на электростанции этой долбаной пахал. Да меня чудом в тот день там не оказалось, смена не моя была.

— Знаю.

— Знаешь, — Павел отвернулся. — Это ты знаешь. А другое. Другое знаешь? Что потом было, знаешь? Напомнить тебе, Борис Андреевич, почему нас тут из трёх миллионов едва чуть больше миллиона осталось?

— Не надо, — тихо сказал Борис. — Только вот и теперь не лучше. Ты отчёты Руфимова по пятому энергоблоку видел? Навернётся, что делать будем? Купол Башни расхерачим, ветряки поставим?

— Надо будет — расхерачим и поставим, — так же тихо сказал Павел. — А людей, Боря, не надо больше трогать. И так уже… Так что, пусть живут…

— Да не живём мы здесь! Выживаем! Уже второе столетье выживаем!

Борис снова вскочил с места. Принялся большими шагами мерять комнату. Павел молчал. Пусть Боря пар выпустит, ему полезно.

— А, ладно! — Борис снова сел. — О делах говорить — не переговорить. Ты лучше скажи, как сам-то? Как Ника? Ну то, что авантюристка она у тебя растёт, это я уже понял.

Борис, усмехаясь, кивнул в сторону папок с делами, сиротливо приткнувшихся на углу стола.

— Давно её не видел. Красавица, поди уже, невеста. Жених-то имеется?

— А как же! — усмехнулся Павел. — Во-о-он его папочка с личным делом у тебя как раз сверху лежит. Это ж ему я просил тебя пропуск к нам наверх выписать, забыл, что ли?

Борис скосил взгляд.

— Александр Поляков, — протянул задумчиво и снова потёр переносицу. — Точно же, Поляков. Вспомнил. Ну и как, достоин избранник твоей королевны?

— Неплохой, вроде, парнишка, — пожал плечами Павел. — Если у тебя, Боря, всё, я пойду?

Он собрался уже встать, но чуть задержался, пристально посмотрел на друга. Всё? Разговор окончен? Или ещё что-то? Но, судя по лицу Бориса, тот, явно, не собирался продолжать дискутировать. Казалось, он просто прощупал почву и всё.

— Да, иди уж, — Борис грустно улыбнулся, делаясь похожим на того, прежнего Борьку, с которым они когда-то вместе дурковали, воровали хлеб из школьной столовой, мотались по этажам Башни, делили свои ребячьи радости и горести.

Павел Григорьевич поднялся, потянул плечи, разминая затёкшие от долгого сидения мышцы — отвык от кабинетной работы.

— Кстати, — у самой двери Павел остановился. — Не знаю, может быть, мне показалось, но я видел Анну наверху. Она что, правда, здесь?

— Анна? Не знаю. Не видел. А что?

— Да так… В общем-то ничего.

— А! Вспомнил, — Борис развёл руками. — Наверно, на совещание департамента здравоохранения приехала. На нижних уровнях вспышка какой-то заразы, будь она неладна.

— Что за зараза? — Павел удивлённо вскинул бровь.

— Ты ещё не в курсе? Вчера на Совете обсуждали. Точно, тебя же не было. На нижних уровнях медики набат бьют — грипп лютует. Двадцать восемь умерших за последние трое суток.

Павел тихо присвистнул.

— Без тебя, ясное дело, ничего решать не стали. На завтра запланирована экстренная планёрка.

— Понятно, — Павел потёр переносицу.

Он взялся за ручку двери, потянул, было, на себя, но в последний момент, передумав, обернулся.

— Так что там насчёт турнепса?

— Какого турнепса? — не понял Борис.

— Ну ты же собирался ребят сослать турнепс полоть.

— А-а-а, — протянул Борис и угрюмо добавил. — На прополку турнепса в этом году рабочая сила не требуется.

Павел рассмеялся, открыл дверь и вышел.

Борис задумчиво посмотрел на закрытую дверь. Потом перевёл взгляд на папки нарушителей. Взял ту, что сверху. Задумчиво полистал.

— Значит, Александр Поляков, говоришь? — сказал самому себе. — Ну что ж, а давай-ка, Саня, посмотрим, что ты за птица…

Глава 5. Кир

— Ма, я к ребятам!

Последние слова Кир выкрикнул уже практически из-за двери. Из глубины квартиры раздался голос матери, но что она говорила, Кир не расслышал. Да он собственно и не прислушивался. Отца дома ещё не было, и Кирилл спешил смотаться до его прихода. Опять начнёт зудеть, как обычно. Ну его.

Кир почти бегом пересёк пол-этажа, добрался до ближайшей внутренней лестницы. К той лестничной клетке, что была расположена на периферии уровня, у площадки грузового лифта, он не пошёл. Она хоть и находилась почти рядом с их жилым отсеком, но там Кир рисковал наткнуться на отца, возвращающегося вместе с другими рабочими со смены. Норов у его бати был всё-таки крутой, и Кирилл несмотря на то, что уже перерос отца на добрые полголовы, по-прежнему его побаивался.