— Может, хватит на меня злиться? Я искренне раскаиваюсь за то, что сделал. Я получил по заслугам. Давай попробуем общаться, как старые добрые приятели.

— Как ты себе это представляешь? Мне нелегко это сделать. Я не могу забыть все по щелчку пальцев. На месте цветущего поля в моем сердце ты оставил выжженную землю. Я не могла ни есть, ни спать, да я и жить не хотела. — Слова сами вырывались наружу, наконец-то дождавшись адресата.

— Два месяца гнетущей пустоты и одиночества. Будто концерт подошел к концу, и все ушли, оставив после себя пустые стулья. Ты даже не представляешь, что мне пришлось пережить. Сначала ярость и обида перерастают в ненависть и боль, которые изводят тебя, сжимая все внутри, а потом наступает тишина и больше ничего. Это называется разочарование. И тогда я поняла, что все время обманывала себя, принимая тебя за особенного, за того, кем ты не являешься. Я думала, что никогда больше не смогу полюбить.

— Значит, все-таки полюбила? — спросил он.

— Не твое дело, — разозлилась я.

Пятиминутное молчание повисло в воздухе, но Сергей не унимался.

— Умоляю, прости. Давай попробуем поговорить. О чем угодно, как раньше. В поездках мы обычно рассказывали друг другу смешные истории. — Он застыл в ожидании ответа, но не получил его. — Помнишь моего дядю Гришу с рыжей бородой?

— Он приезжал на твой день рождения, — ответила я.

— Да, это он. У них жил прекрасный далматинец Дик. Когда в дом приходили гости и садились ужинать за большим стеклянным столом, собака располагалась под ним и, следуя траектории движения вилок, водила мокрым носом снизу по прозрачной поверхности. При этом она сверлила взглядом каждого, кто клал кусок еды себе в рот. Есть было невозможно. А когда на стол что-то падало, например, капля соуса, собака через стекло пыталась ее слизать. Выглядело это невероятно комично.

Я всячески пыталась удержаться от смеха, но не смогла.

— Теперь твоя очередь, — сказал он.

— Хорошо. Продолжу рубрику «Диалоги о животных». Моя тетя Таня с Самары жутко гордилась, что ее кошка Матильда справляет нужду, сидя на ободке унитаза. Она важно заходила в туалетную комнату, после того как кошка спрыгнет вниз, и со словами «и никакого запаха» торжественно нажимала на кнопку смыва. При каждом удобном случае она рассказывала о практически цирковых способностях своей кисы, пока не случилось неприятное событие. В один прекрасный день крышка унитаза опустилась вниз, когда кошка восседала на троне, и столкнула беднягу внутрь. Матильда пулей выскочила наружу, мокрая и вонючая. С тех пор кошка по-прежнему ходит на унитаз, но уже иначе: делая свои дела, она смотрит на крышку унитаза, дабы контролировать процесс, а ее испражнения летят прямо на коврик.

— Умоляю, прекрати, — смеялся Сергей. — Один ноль, ты выиграла. Ты всегда побеждала в этой игре. Могла бы внести хоть какое-то разнообразие.

— Такого удовольствия я тебе не предоставлю, — улыбнулась я.

— Я изголодался по общению с тобой, — сказал он, глядя мне в глаза. — Недаром говорят: что имеем — не храним, потерявши — плачем. Ты когда-нибудь меня простишь?

Я пожала плечами.

Спустя четыре часа самолет приземлился в Париже. Город любви встретил нас солнечной погодой с теплым ветром. На выходе из аэропорта десятки желтых автомобилей, выстроенных в ряд, ждали своих пассажиров. Нескончаемый поток туристов различных национальностей покидал стены аэропорта, и нам потребовалось немало усилий, чтобы выбиться из его строя и занять свободное место неподалеку от дверей.

— Нас кто-то должен встретить? — спросила я, но Настя не ответила.

Вдруг из толпы послышался крик:

— Пропустите, извините! Мадам, можно пройти? Кудрявый, как пудель, мужчина в коричневом клетчатом костюме подбирался к нам все ближе. Оказавшись перед нами, он поправил пиджак и вытянулся в полный рост.

— Добро пожаловать в Париж! — картавя, произнес он, и крупная родинка на его щеке поднялась вверх от расплывшейся улыбки. — Меня зовут Пьер, я отвезу вас в удивительное место. Этот замечательный город ассоциируется с романтикой и любовью, но сегодня вы увидите другой Париж. Если вы готовы к приключениям, то прошу следовать за мной.

Мы сели в его «Пежо» и поехали по широкой озелененной улице мимо старинных замков и соборов в готическом стиле, высоких фонтанов и огромного количества различных ресторанов и кафе.

Величественный и в тоже время простой город смог сохранить свою историю и достойно преподнести ее в современном мире. Мы проехали мимо главной площади Парижа с возвышающейся к небу Эйфелевой башней, миновали арочный мост через Сену и остановились у красивого серого здания времен Ренессанса. Я наблюдала за прохожими сквозь открытое окно. Парочка влюбленных поймали на себе мой любопытный взгляд и, улыбнувшись, приветственно помахали.

— Пьер, здесь все такие жизнерадостные? — спросила я. — Теперь я знаю, чтобы быть счастливым человеком, нужно родиться в Париже.

Пьер заглушил мотор и повернулся ко мне.

— Моей теще это не помогло. За двадцать лет нашего брака с Мари я видел ее улыбку дважды. В первый раз, когда ее попросил об этом фотограф на нашей свадьбе, а во второй, когда ей сообщили о смерти соседского пса, который гадил на газоне у дома, где она жила. — Пьер достал солнечные очки и повесил их на передний карман пиджака. — У нас любят говорить так: «Быть парижанином не означает родиться в Париже. Это означает родиться здесь заново».

Мы вышли из машины и подошли к знаменитой статуе льва, где находился вход в подвальное помещение. Вокруг ходили туристы и покупали сувениры у подростка в палатке напротив. Пьер вел нас вниз по лестнице, пока мы не уперлись в железную дверь.

— Сейчас мы окажемся в известных катакомбах Парижа, — сказал он и открыл дверь в подземный коридор, освещенный специальными лампами. — Извилистую сеть подземных коридоров создали в двенадцатом веке с целью добычи камня. Со временем они начали разрастаться, и на сегодняшний день их протяженность насчитывает порядка трехсот километров. В середине двенадцатого века монахи использовали пещеры в качестве винных погребов и в то же время продолжали подземную добычу известняка. Но время не стоит на месте, город рос, и земли каменоломен стали его частью. А это значит, что жилая часть Парижа оказалась практически над пропастью. Впрочем, это не единственная проблема, связанная с катакомбами.

— Я надеюсь, вы не намекаете на чью-нибудь смерть и неупокоенную душу, которая ходит по этим извилистым туннелям? — спросила я, пробираясь по узкому серому проходу.

— А если я скажу, что здесь покоятся останки около шести миллионов человек? — Француз широко улыбнулся, увидев мое изумление. — По численности это сравнимо с небольшой страной, как Сальвадор или Киргизия. Все началось от чрезмерной наполненности городских кладбищ. Раньше было принято хоронить на территории церквей, которые находились по всему городу. Это привело к тому, что в 1780 году рухнула стена, отделявшая кладбище Невинных от домов на соседней улице, подвалы которых наполнились останками захоронений. После столь неприятного инцидента хоронить на территории Парижа запретили, а кладбище перенесли под землю. Мы посетим сегодня Оссуарий, и вы сами все увидите. Состояние подземного города находится под тщательным контролем Генеральной инспекции каменоломен, впервые созданной еще королем Людовиком шестнадцатым.

Мы шли по подземным тоннелям, рассматривая надписи на плитах. Пьер показал нам несколько редких гробниц и каменных колодцев. Ничего подобного я раньше не видела. Вскоре мы оказались у входа в Оссуарий, перед которым находилась надпись: «Остановись! Здесь царство смерти!»

Я встала, как вкопанная, не в состоянии двигаться дальше. Мне сделалось очень холодно, все тело покрылось гусиной кожей.

— Только не говори, что ты боишься, — сказал Сергей. — Пойдем.

Он протянул мне руку, и я неуверенно взялась за нее. Мы зашли в подземное кладбище и оторопели от увиденного. Стены и колоны Оссуария, выложенные из плотных рядов человеческих костей, тянулись длинным коридором. Местами встречались жуткие мозаики и узоры из черепов, которые черными дырами вместо глаз смотрели на меня из прошлых веков.