– Ну, да. – Кивнула жена. – Нальёшь когда, не забудь обратно закрыть.

– А-а-а... Можно я просто одну бутылку возьму, как-то наливать полстакана...

Ольга тяжело вздохнула, пробурчала под нос:

– Алкоголик...

И уже в голос:

– Бери, но сегодня сто грамм, не больше. Тебе после такого перерыва хватит.

Ну, да. С Нового года не пили. Немного приободрившийся больной со скоростью улитки, упившейся энергетиками, сполз в подвал и вернулся с запотевшей тарой. Честь по чести налил две стопочки, закупорил бутылку и сунул подальше в буфет – в нижнее отделение, за стопки посуды к задней стенке. Лишний раз будет лень вытаскивать. Пил медленно, чтобы уж пробрало с такой дозы и не пришлось наливать второй раз. На середине второй стопки почувствовал, как уплывает. Запрокинув остатки, мужчина на последних проблесках сознания «противоторпедным зигзагом», как говаривал дед, добрался до места постоянной стоянки – закутка между диваном и сервантом. На самом диване места теперь не хватало, и он постелил себе здесь, на полу.

– По команде «отбой» наступает тёмное время суток! – Выкрикнув ещё одну присказку деда-моряка, он рухнул без сознания.

***

Пробуждение пришло мягко и нежно. Михаилу всегда нравилось, когда просыпаешься медленно, как будто выплывая из тумана. К сожалению, там, в будущем, даже в выходные такого добиться очень трудно. Всё время надо что-то делать, куда-то спешить. Даже в законные выходные. И только здесь к нему вернулось это ощущение из детства, когда вчера сдал последний экзамен и просыпаешься медленно-медленно, а впереди – всё лето.

Здесь тоже не всегда такое случается. Но сегодня повезло. Выматывающая усталость ушла, оставив лёгкое онемение. Мысли плывут медленно. Тебе не холодно и не жарко. Рядом звучит приятный женский смех. Постепенно понимаешь, что этот смех – для тебя. И эти женщины – тоже твои. И вот эти ножки, шаловливо перебирающие пальчиками по груди, животу... О! Чуть ниже! Давно не ощущавший подобной ласки, орган зашевелился. Смех на секунду сменился удивлёнными возгласами, а потом снова: хи-хи, хи-хи.

Михаил прикинул, где – чьи ноги находятся, и быстро, но аккуратно обхватил лодыжки сразу у обеих – чтобы ни одна не убежала. Не смотря на туман в голове и проснувшееся желание, Михаил сейчас не хотел собственно секса. Просто лежал и гладил, медленно водил руками, немного сжимая икры. Женщины, почувствовав, что он не спешит, тоже замерли, наслаждаясь лёгким массажем.

Наконец, глаза перестали слипаться, и Михаил смог рассмотреть прелестниц, разбудивших его таким приятным способом. Он медленно провёл руками снизу вверх, сопровождая движение взглядом. Четыре очаровательные для глаза и на ощупь ножки где-то на середине бедра скрывались под короткими ночнушками. Свободные одеяния так же закрывали и опавшие после родов животы, выуживая из памяти воспоминания о том, как руки когда-то обхватывали тонкие талии. Выше...

Выше тоже закрыто. Но жёны, перехватив его лукавый взгляд, спустили кружевные бретельки. Тяжёлые, налитые груди так и просились в руки. Если Иришкин недовторой размер увеличился минимум до третьего, то грудь Ольги разрослась до запредельных значений. Михаил и так не очень разбирался в этих номерах. Если до третьего можно понять, положив ладонь, то как определить, если двух ладоней не хватает? Присев у ног, Михаил осторожно провёл рукой по этой огромной груди, приподнял, чувствуя тяжесть содержимого. Как она таскает, бедная? Руку-то оттягивает.

– Только не жамкай, – предупредила жена. – А то молоко потечёт... Тьфу на тебя!

Она замахала руками, увидев его загоревшиеся глаза. Ира рядом хихикнула. Оля продолжала:

– Похабник! Знаешь, как трудно отстирывать! И соски не трогай, чувствительные они. Не трогай, говорю! Не в этом смысле чувствительные. И вообще, ты бы не заводился. Понимать должен, что сейчас не можем.

Мужчина только вздохнул.

– Понимаю. Но остановиться не могу. Ладно. Куды ж нам деваться! Опять придётся самому...

Он приподнялся, заглянув на диван. Малышня спала. Дверь тоже закрыта. Хитро улыбнувшись, Михаил заиграл бровями.

– Вы хоть показать можете? А то давно на вас не любовался. Знаете, как-то выпирающий живот не способствует возбуждению.

– Только показать! – Строго произнесла старшая.

– Что ж я, совсем дурак? Понимаю, что сейчас у вас и желания нет.

– Да что-то есть, – возразила жена. – Но какое-то непонятное. Вот давай ты тоже покажешь.

– Чего там показывать? Вот он. Хочет, однако.

Две женщины с серьёзным видом рассматривали восставшую плоть.

Налюбовавшись со всех сторон, покачали головами. Хихикнули, случайно взглянув друг на дружку. Что они там во взгляде у другой увидели – непонятно.

– Нет, ты, так сказать, в процессе.

– Эм-м-м...

– Да ладно! Чего стесняться?

Так сильно Михаил ещё никогда не смущался. Показать, как он без них обходится... Придумали же... Повесив крючок на дверях, и поставив стул на люк, он вернулся к дивану.

Глава 20. Большая вода

– Миша! Надо картошку поднять из ямы.

– И морковку со свеклой прихвати.

– Да вообще, все овощи. Ты ведь рагу сегодня сделаешь?

– Вот с этого и надо было начинать, – хмыкнул Михаил.

Рагу оказалось единственным постоянным блюдом за зиму. Вроде, и рецепт-то прост: накидать всяких овощей да мяса, всё потушить в чугунке – и все дела. Но пропорции овощей каждый раз получались разные. Соль с перцем тоже сыплешь «на глазок». Вот и разные оттенки вкуса. А к весне он придумал крошить туда же солёные огурцы и квашеную капусту – вообще что-то новое получилось. Однажды вместо мяса положил тунца – так они решили называть ту большую рыбину, выловленную прошлым летом.[*] Получилось вроде съедобно, но повторять не тянет. Мясо рыбы слишком мягкое, расползлось в кашу при тушении.

Михаил поставил на стол большую грушу-клизму, которой поливал рассаду, и собрался идти. На всякий случай положил палочку между баночками с только-только проклюнувшимися ростками. Слева полито, справа – нет. Потом хмыкнул: а чего спешить? На сегодня еда приготовлена. До вечера успеет поднять овощи. И вернулся к рассаде. Все подоконники и придвинутый к свету стол заставлены баночками и другими ёмкостями различного объёма. Как только температура поднялась до комфортных 5-8 градусов ниже нуля, как только появилось ощущение весны, так и приступили к выращиванию рассады. Раньше не решались. Боялись, что к окончанию заморозком зелень вырастет слишком большой и её будет трудно высаживать в грунт.

Землю для рассады пришлось долбить ломом и прогревать на печи. Трижды из отогревшейся земли вылезала зелень – проклёвывались прошлогодние семена и обрывки корешков. Трижды женщины перебирали всё, пропалывали и разминали комочки. Потом добавили золы и высадили размокшие зёрна.

Как-то Михаилу попалась статья по подготовке семян. Одним из пунктов была проморозка. Надо перед посадкой семена месяц подержать в холодильнике. Вроде логично. Ведь в природе они зимуют под снегом. И всё-таки это смущало. Рискованно было: можно как поморозить семена, так и сделать их бесплодными. А вдруг, прозимовав в тепле, те не взойдут? Решил баш на баш. Половина осталась в коробочке на полке, а половину вынес на мосты. Банки с теми и другими семенами тоже расставил на разные окна и разные стороны стола.

Сейчас что-то всходило лучше, что-то хуже. Например, хорошо взошёл «тёплый» сладкий перец, а «холодный» – не очень. Острый же его собрат – с точностью до наоборот. Тот, который промёрз, полез кучно, а переживший зиму в тепле, дал всего несколько ростков. Помидоры и огурцы, которые оставались дома, вообще не взошли.

Через полчаса, в сотый раз поправив баночки и полюбовавшись на разворачивающиеся листочки, Михаил решил-таки сходить за продуктами.

– Галё, пойдём. Поможешь мне. – Позвал он неандертальца, спускаясь в подвал.

Так путь до ямы короче. И вёдра для овощей надо в голбце прихватить. А с напарником гораздо удобнее. Один нагребает внизу, второй поднимает на верёвке. В четыре руки раскидали старые ватники, которыми прикрывали люк от промерзания. Вентиляция тоже заткнута – очень уж сильно морозило зимой. Боялись, что помёрзнет урожай.