Глупый. Как будто я пойду на эти вечеринки без него. О, нет, я буду таскать его на все тусовки, концерты и лекции, пусть прочувствует вкус общажной жизни. Возможно, новые воспоминания заменят плохие из его прошлого.

— Посмотрим.

— Да нечего тут смотреть. Я готов дать тебе свободу, как бы это ни было тяжело, и как бы сильно мне ни хотелось свернуть шею какому-нибудь прыщавому студенту, — его губы завладели моими в собственническом поцелуе, который плохо сочетался с его словами. Эхо поднял голову и прошептал мне в губы: — Хочешь десерт?

— Я думала, это и есть мой десерт.

Он усмехнулся.

— Мне безумно нравится ход твоих мыслей, но я говорил немного о другом десерте.

Я удивилась, когда он направился на кухню, усадил меня на тумбу, пошёл к холодильнику и достал пластиковый контейнер. Я ожидала, что он создаст портал, и мы пойдём в его спальню, но так тоже неплохо.

Я спрыгнула с тумбы и последовала за ним в гостиную, где он включил камин-электрообогреватель. Я заглянула в пластиковый пакет и усмехнулась. Два тюбика мороженого (с изюмом и печеньем), мой любимый замороженный йогурт, сочный лимон и пластиковые ложки.

Мы легли на живот рядом друг с другом перед камином. Ели в тишине. Потом я слегка толкнула его плечом.

— Так ты, правда, готов на всё ради меня?

Он хмыкнул, смакуя шарик ромового мороженого с изюмом.

— На всё что угодно.

— Помоги мне с Дэвом.

— На всё, кроме этого, — он сосредоточил внимание на мороженом, демонстрируя, что для него тема закрыта.

— Да ладно тебе, Эхо. Я решила помочь ему, но его проблемы...

— Меня не касаются. Ты обещала держаться подальше от тёмных душ.

Я застонала. Вот надо же было ему припомнить это.

— От других — да. Слушай...

— Только не этому козлу, — Эхо пригвоздил меня к месту своими волчьими глазами. — Я восхищаюсь тем, что ты делаешь для душ, и понимаю, что не смогу уговорить тебя забыть про него. Я уже уяснил, что если ты что-то решила, то тебя уже ничто не остановит. Ты упрямая и своевольная, но в то же время чувствительная и добрая. Я люблю все эти качества в тебе, однако при этом я не забываю и не прощаю тех, кто предал меня. Дэв первый в этом списке, так что пусть идёт на хрен со своими проблемами.

У меня отвисла челюсть. Я села, на несколько секунд потеряв дар речи. Наконец, я нашла слова:

— Как ты можешь быть таким жёстким и...

— Прямолинейным? — он вскинул брови, опираясь на один локоть, и развернул тело так, что смотреть на меня. — Легко. Он для меня ничего не значит. Хочешь помочь ему? Вперёд? Я не буду тебя останавливать.

— Но...

— Если из-за него с твоей головы упадёт хоть один волосок, или из твоих глаз прольётся хоть одна слезинка, я не пожалею ни сил, ни ресурсов на то, чтобы растерзать его ничтожную душонку, и сделаю это с огромным удовольствием.

Я закрыла глаза и выдохнула.

— Если ты ещё раз меня перебьёшь, Эхо, клянусь, я вмажу тебе так, что голова ещё сто лет будет болеть.

Он усмехнулся, но затем понял, что я серьёзно, и пробормотал:

— Прости. Не хотел грубить.

— Не хотел, но получилось. Ты... невыносим, — я вскочила на ноги. — Ты так закостенел в своих взглядах, что никогда не изменишься.

Он перекатился на спину, приподнялся на локтях и смотрел, как я меряю шагами комнату.

— Ты просто бесишься, что я не жалею всех подряд, как ты.

Я показала ему средний палец.

Он ухмыльнулся.

— Серьёзно, Кора-мио, это ниже твоего достоинства.

Да, но мне плевать.

— Ты такой мелочный, злопамятный и мстительный.

— И горжусь этим.

Я остановилась рядом с ним, прожигая взглядом, как если бы могла подчинить силой мысли.

— Ты никогда не изменишься. Только обещаешь, что сделаешь всё ради меня, а на деле ведёшь себя как отморозок. Так в чём разница?

— Я готов измениться ради тебя, но не ради него.

Как он не понимает, что это одно и то же?

— Я уезжаю домой.

Я развернулась, чтобы уйти, но он поймал меня за лодыжку и потянул на себя. Я вскрикнула, потеряв равновесие, но он не дал мне упасть. Его руки крепко меня обхватили. Я попыталась вырваться, но он ещё зажал мои ноги своими.

— Отпусти меня, неандерталец! — закричала я.

— Не могу, — он коснулся носом моей шеи и прошептал: — Я не знаю, что буду делать, если ты уйдёшь от меня, Кора-мио.

Я перестала сопротивляться. Вот так просто он вывел меня из боевого настроя.

— Я не это имела в виду. Я зла на тебя и разочарована, но это временно.

Он поднял голову и внимательно посмотрел на меня. Его лицо приняло задумчивый вид.

— Как долго ты будешь злиться на меня?

— Что это за вопрос?

— Просто хочу выяснить сразу, чтобы морально подготовиться.

— Не знаю, — я заёрзала, попытавшись вырваться из его хватки, но он только сжал сильнее. — Неделю.

Он побледнел.

— Два дня, — уступила я.

— Можно тебя хотя бы целовать?

— Нет.

— А обнимать во сне?

— Когда ты злишься на кого-то, Эхо, ты не хочешь его ни видеть, ни слышать. Примерно так ты относишься к Дэву.

Эхо поморщился, отпустил меня и уставился в потолок.

— Ладно, я могу побыть один пару дней. Веками так делал и ничего, выжил, — он искоса взглянул на меня, проверяя реакцию, но я не собиралась уступать, хоть и чувствовала себя при этом стервозиной. Им с Дэвом нужно закрыть гештальт. Эхо просто слишком упрям, чтобы признать это.

Я встала, заметив, как он потянулся к остаткам мороженого. Часть меня хотела вернуться, крепко обнять и признаться, что на самом деле я совсем не злюсь. Другая же часть хотела орать на него.

Он сложил всё в пластиковый контейнер и пошёл к машине. Он не приобнимал меня за талию и не держал за руку, как обычно, отчего мне резко стало одиноко.

— Это всё из-за этого змеёныша, — пробормотал он, надавив на газ.

Я поняла, что он говорит про Дэва, поэтому промолчала.

Он сильнее сжал руль.

— Даже мёртвый он умудряется испортить мне жизнь.

Я закатила глаза. Из Эхо получилась бы замечательная королева драмы. Мне снова захотелось потянуться к нему и успокоить, но уступки могут превратиться в привычку. Эхо, как я выяснила, очень любит добиваться своего.

Он дулся половину пути, а потом развернул тактику на сто восемьдесят градусов.

— Знаешь, чем мы могли бы сейчас заниматься, вместо того чтобы везти тебя домой, мысленно представляя следующие сорок восемь часов?

Я вздохнула, отказываясь попадаться на крючок. Посмотрела в окно на пролетающий мимо пейзаж. Попутно заметила несколько душ то тут, то там.

— У нас могло быть свидание, — продолжал Эхо. — Я мог бы целовать тебя прямо сейчас. Хочешь знать куда? — он не стал дожидаться ответа, увлекаясь темой и всё больше распаляясь. — В шею, в твоё любимое место. Я бы начал с чувствительной зоны за ушком и проложил бы путь вниз до плеча. У тебя бы участилось дыхание, побежали мурашки — это всегда сводит меня с ума. Но я бы не остановился и перешёл бы к твоим губам. Не сразу. Звуки, которые ты бы издавала, как взрыв чистого эндорфина. Я бы пробовал на вкус твою шелковистую кожу, постепенно спускаясь к венке, бешено пульсирующей у основания шеи, и губами чувствовал твоё сердцебиение. Затем я бы перешёл на другую сторону...

Дышать становилось труднее по мере того, как меня затягивало в его фантазию. Он играл нечестно. Если попытаюсь заткнуть его, это его только раззадорит, поэтому я просто сижу на месте и считаю увиденные души, параллельно пытаясь угомонить своё сердце.

Семь... восемь... девять...

— Тебе интересно, где в это время были бы мои руки? Поскольку ты всегда вцепляешься в мои волосы, я бы ласкал твою горячую, мягкую кожу, скользя подушечками пальцев вверх и вниз по твоей руке, а затем бы приобнял за талию.

Он отвлёк меня на тринадцати. Козёл.

— Ничто не заводит меня так, как изгибы твоего тела и реакция, которую ты не можешь скрыть. Когда ты стонешь и шепчешь моё имя, извиваешься и выгибаешься, прижимаешься сильнее, умоляя не останавливаться.