– Тебе не стыдно, а? Ты чего это на людей кидаться начал?

Пёс аж присел, изумлённо зыркнув на подопечного. "Где ж ты, хозяин, человека-то видишь? Это же рысь! Опасный!" – проворчал пёс, снова вперив в меня внимательный взгляд. – "Вот, кабы не хозяин, так, я бы тебе задал трёпку! Чего стоишь? Иди, куда шёл! Гуляй себе подальше от моего хозяина!" Так, или примерно так переводилось его ворчание. Пацан его понял по-своему и снова строго повторил.

– Не смей! – а потом повернулся ко мне и виновато улыбнулся. – Ты это… извини за Графа. Обычно он на людей не кидается. А тут… даже не знаю, что на него нашло. Сильно испугался?

– Да, все нормально, – ответил я, слегка расслабившись. – Наверное, от меня диким зверем пахнет. Вот, он и напал.

Пёс согласно гавкнул, подтверждая мои слова.

– Диким зверем? – удивлённо спросил пацан.

– Ну, да, – я широко улыбаюсь и поясняю. – Мой дядя охотник. Ну, и меня тоже с собой часто берет.

Я даже не врал. Честно. Ну, хотя бы и потому, что все оборотни считаются охотниками с десяти-двенадцати лет. Это объяснение, как и многое другое дядя заставил меня выучить наизусть.

– Врёшь! – прищурился пацан. – Я всех здесь знаю! А тебя вижу впервые!

– Правильно, – кивнул я. – Мы с дядей приехали сюда недавно. Вон мой дом.

– А, так ты тот самый, таинственный сын тёти Юли! – хмыкнул парень. – А тебя как зовут? Я – Никита.

– Юра. А почему таинственный? – спрашиваю я, с любопытством рассматривая нового знакомого.

– Да, потому, что тебя никто никогда не видел! – ответил Никита и поднялся на ноги, отряхивая колени. Уныло вздохнул, разглядывая дыру на рукаве. – Тётю Юлю здесь все знают. Она добрая. И мужа её тоже. Хоть и редко приезжал. А сына ни разу! Моя мама говорит, может, и нет никакого сына. Или был, да помер. А тётя Юля от горя умом тронулась.

– Ничего она не тронулась! – буркнул я. – Мы с папой в тайге жили. Он там работал.

– Ты жил в тайге? – вздохнул изумлённо Никита и его глаза аж засветились от любопытства. – В настоящей?

– Конечно, в настоящей! – говорю я. – Мама тоже с нами жила. Давно, – поперхнулся, вспомнив про разницу в возрасте и тут же исправился. – Вернее, меня тогда ещё не было. С папой. Только пришлось ей, потом уехать. Эта… акклиматизация! Короче, не приняла её тайга. Мама заболела и едва не умерла. А я… здесь не мог. Папа говорит, до меня ещё ребёнок был. Он умер ещё совсем маленьким. Задохнулся. Врачи только руками разводили. Мол, отёк лёгких по причине неизвестной. Когда я родился, родители ждать не стали, сразу по врачам. Ну, и выяснили, что у меня какой-то там аллергический синдром. Короче, мне нужен был очень чистый воздух. Вот, я и жил с папой в тайге.

– Ясно, – хмыкнул Никита. – Значит, ты тут ещё никого не знаешь? А хочешь, я тебя с нормальными ребятами познакомлю? Тут тебе не тайга. Компании разные бывают. Есть и такие, что увидят тебя одного и начнут подначивать на драку. А потом забьют до инвалидной коляски. И все им, тварям, с рук сходит! Вот, мы и кучкуемся.

– Конечно! – обрадовался я.

– У тебя со временем как? – спросил Никита. – Может, ко мне? Я Графа отведу, переоденусь и пойдём в сквер. Наши там собираются.

– Давай! – согласился я.

Никита жил недалеко. Граф недобро косился на меня, ворчал, бухтел, но по нужде всё-таки сходил, когда понял, что уже домой. Вернувшись, обнюхал хозяина, убедился, что я его не покусал и немного успокоился. Квартира была на третьем этаже и в лифт я, если честно, заходил с опаской. Вот, как-то страшновато чувствовать себя подвешенным в наглухо закрытой кабинке, из которой некуда деться в случае опасности. Никита моего страха не заметил, слава Богу, а, вот, пёс явно веселился и только что не хихикал! Не, обратно я лучше пешком!

В квартире было две спальни, одна большая комната, вроде гостиной, кухня, туалет и ванная. Пока Никита переодевался, я с любопытством прошёлся по его комнате. Ну, интересно же! Вот, его рабочий стол, компьютер, учебники и тетради. Вот, полка с книгами. На книгах по биологии и разной фантастике запах сильнее. Тут же, на полке, деревянная фигурка снежного барса, в которой я сразу же узнаю одну из своих работ!

– А, это дядя Лёша привёз! – заметив мой интерес, пояснил Никита. – Ещё год назад. Классная, правда? Это твой папа сам делает?

– Нет, – с трудом ответил я, сглатывая подступивший к горлу ком. Вспомнилось, как папа, отправляясь к маме в последний раз, спросил у меня, можно ли взять эти фигурки. На память… – Это я делал.

На фигурке уже нет даже следа от папы. Только отчётливый запах Никиты и ещё женщины. Человечки.

– Ты это сделал? – переспросил Никита. А потом настороженно подошёл. – Эй, что с тобой?

– Ничего! – резко ответил я, стискивая зубы. Я обещал. Я не стану больше плакать! Я маме обещал! Я не сорвусь. Смотрю на Никиту и уже жалею о минутной слабости. Ну, в самом деле, он-то, что мне сделал? – Извини. Я… просто вспомнил. Папу. Он тогда подошёл ко мне и спросил, можно ли взять с собой эти фигурки. Я маме в подарок тогда снежную рысь вырезал. А эти так… а назад папа уже не вернулся…

Голос всё-таки подвёл и я умолк. Осторожно поставил на место барса.

– Ой, прости! – придушенно вздохнул Никита. – Я совсем и забыл! Ведь, тётя Юля все в чёрном ходила! И мама говорила про аварию! А хочешь, забирай его!

И он протянул мне фигурку. Не пожалел, хотя она ему очень нравилась. Она пахла раз в десять сильнее всех других вещей в комнате. Ну, разве что, компьютерная мышь могла бы с этим барсом поспорить. Я качнул головой, загоняя боль обратно, в глубину памяти.

– Спасибо, но не надо. Раз папа тебе её подарил, пусть у тебя и будет. Папу не вернёшь. Он уже давно ушёл по тропе предков в лучшую жизнь. Теперь он среди духов. Сверху смотрит за мной. А память… она не в деревяшке, а в сердце. Так дядя говорит. И я ему верю.

– Он правильно говорит! – кивнул Никита. – Мой папа тоже умер. От рака. Уже давно, я ещё маленький был. А я его все равно помню. Ну, тогда, пошли, что ли?

И мы отправились в сквер. По дороге Никита рассказал, что раньше, ещё до войны, на месте сквера стоял монастырь. И при нем погост. Потом на месте монастыря построили Дом Детского Творчества, там, где было монастырское подворье, сделали детскую площадку. Кладбище перенесли в другое место. А, вот, ту часть, которая была когда-то кладбищем, так и не тронули. Боятся люди покойников. Вытянутое, двухэтажное здание Дома Творчества словно бы разделило сквер на две половины. С одной стороны ухоженный, подстриженный, а с другой дикий, заросший, обнесённый остатками кладбищенской стены. Но ни она, ни страшилки взрослых не смогли убить детское любопытство. Именно там и собралась компания ребят, в которую входил и Никита.

– Вот! Это наш штаб!

И он указал на высокую, трёхствольную лиственницу. Между стволов, из досок и разного подручного материала была сколочена площадка с крышей и тремя клеёнчатыми стенами. На мой взгляд, конструкция больше напоминала собачью конуру, только попросторней. С площадки свисала короткая верёвочная лестница, обрывавшаяся на приличной высоте, и чтобы залезть наверх требовалась сноровка. Площадка, кстати, не пустовала. На самом краю, свесив ноги вниз, и потягивая из бутылки кока-колу, сидел худой, жилистый парень в чёрной футболке, джинсах и куртке с капюшоном, тоже чёрных. Его тёмные волосы были коротко подстрижены, а на груди висел кулон в виде человеческого черепа. Ноги обуты в настоящие, армейские ботинки. И взгляд пронзительный такой, оценивающий. Мне даже показалось на мгновение, что он все про меня знает.

– Никитос, ты кого это привёл? – спросил он, слегка прищурившись и рассматривая меня.

– А, это мой новый знакомый! – Никита широко улыбнулся. – Помнишь тётю Юлю с оврага?

– Это у которой, типа, сын есть, которого никто не видел? – хмыкнул парень сверху.

– Не типа, а есть! – Никита ухмыльнулся ещё шире и ткнул пальцем в меня. – Вот, он!