Уезжать не хотелось. Я сидел и смотрел на сумку с уложенными вещами, никак не решаясь её закрыть. Здесь, в далёком посёлке, надёжно укрытом от посторонних глаз, среди величавых, таёжных кедров и сосен, жизнь текла размеренно и спокойно. С самого рождения я жил здесь, в тайге, среди родичей и друзей, вместе со своими родителями. Вот, только мама так и не прижилась. Сначала она стала быстро уставать. Потом начала болеть голова. Через год её свалила с ног простуда, быстро перешедшая в воспаление лёгких. Вердикт лекарки-ведуньи бабушки Славены был однозначным: тайга не приняла и погубит её! Пришлось маме переезжать в родной город в далёком Подмосковье. Там ей стало намного лучше, врачи быстро поставили маму на ноги. Ещё пару раз она пробовала вернуться в тайгу, но все повторялось и, наконец, мама смирилась с тем, что ей придётся жить вдали от семьи.

– Юргеш, поторопись! – раздался с улицы строгий голос дяди. – Иначе мы опоздаем на самолёт!

– Да, дядя! – отозвался я и вздохнул, оторвавшись от созерцания сумки с уложенными вещами, быстро застегнул её и выбежал на крыльцо. – Я уже здесь!

Увернувшись от дядиного подзатыльника, перемахнул через открытый багажник чёрного внедорожника, стоявшего во дворе, попутно забросил туда свою сумку и юркнул на пассажирское сиденье, всем видом изображая ангельское смирение и послушание. Впрочем, вздумай дядя и в самом деле надрать уши, меня не спасла бы ни машина, ни кроткая и послушная мина. Дядя Улар только хмыкнул, глядя на мои выверты, завёл машину, и мы поехали в аэропорт.

Однажды я спросил, почему мы с папой сами не можем поехать в то, далёкое Подмосковье и жить с мамой? И тогда отец рассказал, что там, за пределами нашего посёлка, живут люди совершенно непохожие на нас. Эти люди не умеют читать запахи, не видят в темноте и не имеют второй, звериной формы. Они слабее физически и они не знают о том, что бывают люди-звери. Вернее, не помнят. Когда-то они знали про нас и боялись. И из страха почти истребили оборотней! Ведь нас всегда было мало. Тогда наши предки ушли в глухие леса, в горы, научились скрываться. Постепенно люди уверились в том, что страшных оборотней больше нет, и забыли о них. Разве что в сказках можно найти упоминание о тех, кто носит звериную шкуру. И теперь оборотни осторожны. Помня о прошлом, они живут скрытно, не показывая людям свою природу. Именно поэтому детей, не умеющих ещё контролировать себя, свои чувства и тело, за пределы безопасной территории вокруг посёлка не выпускают.

Папа и мама как-то смирились с такой жизнью. Папа часто ездил к ней. И она тоже приезжала к нам. Ненадолго. На выходные. Иногда приезжала на целый месяц! И хотя папа ворчал, что это опасно, она все равно оставалась и старалась все время быть рядом. Я постепенно повзрослел, научился сам охотиться, часами пропадал у деда в кузнице или вырезал из дерева всякие интересные штуки и игрушки для малышни. Разумеется, у нас была и своя школа! Учительница Таисса была, кстати, обычной человечкой, как и моя мама. Она появилась в нашем посёлке давно, ещё до папиного рождения. Вышла замуж за Хвата, дедушкиного младшего брата. Её многие ребята бабушкой зовут. Только тихонько, потому что Таисса очень не любит, когда её называют бабушкой. Папа говорит,… говорил, это потому, что человеческие бабушки её возраста выглядят примерно так, как наши Мудрейшие! Седые, сморщенные, как сушёные яблоки и слабые, как дети! Таисса в свои семьдесят два вовсе не была похожа на сухофрукты. Да, и трёпку могла задать, ещё какую! Это потому, что оборотни живут гораздо дольше людей. А Таисса, войдя в наш род рысей, и, получив благословение Великого Предка, получила и силу Рода. Я часто мечтал, как поеду к маме вместе с отцом и старался учиться изо всех сил! И наукам и самоконтролю! А потом…

Авария! Слово-то, какое страшное! Отец возвращался домой, в наш посёлок. Он уже ехал из аэропорта. Неуправляемая фура неожиданно вылетела на встречную полосу и буквально смяла несколько легковушек. Машина отца была первой. От него остались только разорванные куски тела, которые родичи с трудом опознавали по запаху! Я это узнал из разговоров взрослых. Посмотреть на отца мне не дали. Разрешили только попрощаться на похоронах с заколоченным наглухо гробом. Что произошло дальше, я помню плохо. Осознать, что папы больше нет, было страшно и больно. Я не мог ни с кем разговаривать, почти все время проводил в виде рыси и никого к себе не подпускал. Словно весь мир для меня перестал существовать, разбившись на осколки. И родичи стали словно чужие. И только один тёплый и родной запах смог вернуть меня назад. Мама!

Она приехала в посёлок сразу же, как только узнала о смерти папы. Она тоже плакала молча, как и я, переживая горе внутри себя. И только потом, оставшись в доме отца, смогла, наконец, заплакать по-настоящему. Дядя Улар тогда очень переживал и все боялся оставить её одну, но мама была непреклонна и едва ли не силой выволокла его за порог.

– Да, как ты не понимаешь! Здесь Юргеш! – попытался объяснить дядя.

– Юргеш? – встрепенулась мама. – Господи! Бедный мальчик! Где он? Улар, немедленно говори, где Юрка?!

Она всегда звала меня Юркой. Её встревоженный голос и запах, такой родной, тёплый, разбил скорлупу боли и одиночества.

– Там! – вздохнул дядя и указал под кровать, где я сидел все это время. – Только он…

Договорить дядя не успел. Мама решительно забралась под кровать. Даже не вздрогнула, не удивилась, увидев вместо сына почти взрослую рысь. Только охнула, крепко обняла, уткнулась в шею и заплакала. Ей было все равно, в какой я форме. Она никогда не боялась ни меня, ни папу. Мы вместе плакали тогда. А потом, наревевшись, ещё долго сидели под кроватью, пока не уснули. А проснувшись, вместе отправились на поиски еды. Нужно было как-то жить дальше. Без папы.

С тех пор прошёл уже год. Мама тогда провела в посёлке ещё три недели, взяв на работе внеочередной отпуск, но потом все равно уехала, снова начав слабеть. Я сам тогда уговаривал её и ужасно боялся, что она останется и умрёт. Тогда я останусь совсем один. Ну, не совсем, конечно, ведь есть ещё дядя Улар, старший брат папы, который взял на себя моё воспитание. Детей и семьи, несмотря на возраст, у него не было, и дядя поселился в папином доме, почти сумев заменить его во всем. Но, то дядя! А мама… это мама. Пусть она далеко, но я каждый день могу с ней говорить по телефону, спрашивать совета, заверять, что со мной все хорошо и с гордостью хвастаться своими успехами. А папе уже и не позвонить…

– Дядя, а ты уверен, что я смогу? – осторожно спрашиваю я, ёрзая на сидении. – Ну, жить в городе? Среди людей …

– Я думаю, что ты должен хотя бы попытаться, – проворчал дядя и строго посмотрел на меня. – Да, тебе придётся нелегко. Придётся учиться всему на лету. Ты до сих пор до конца не привык сдерживаться и контролировать себя. И, будь моя воля, ты ещё лет десять и носа бы не высунул за пределы нашего посёлка! Но я обещал Улешу, что не стану препятствовать твоему общению с семьёй матери. И потом… эх, как бы то ни было, она твоя мать. Она, как и ты, пережила горе. И ты нужен ей. Именно сейчас нужен, а не через десять лет. Понимаешь?

– Да, – вздохнул я. – Я знаю. Маме одной плохо. У меня ты есть. И Ларка. И Танука. И даже тётя Таисса. А у мамы есть только я.

– Хорошо, что ты это понимаешь, – кивнул дядя. – И потом, не думаешь же, ты, что я оставлю тебя среди людей одного?

– Так, мы едем вдвоём?! – радостно воскликнул я и подпрыгнул на сидении, едва не влетев головой в потолок. – И ты будешь жить с нами? Вот, здорово!

– Ничего здорового я в этом не вижу! – мрачно проворчал дядя, сверкнув глазами. – И радостного тоже. Но уж лучше я потерплю город, чем оставлю в нем одного шалопая, способного на ровном месте вляпаться в неприятности.