Лариса сама вызвалась помогать Маргарите на кухне в приготовлении предстоящего обеда, где с удовольствием сплетничала, а вернее ябедничала старшей женщине на других воспитанников.
Мальчик Антон с Юлей – под наблюдением, пришедшего на работу молодого охранника – устроили игру в догонялки между столиками центрального зала, начав со странной считалки, которую громко произнесла девочка:
– Тили-тили, трали-вали,
Мы гуляли на бульваре.
Веселились, водку пили,
А потом тебя любили!
– После чего с криком: – Догоняй! – она бросилась наутек от мальчика.
Только Вика привычно вспорхнула на подиум и, с удовольствием сделав несколько поворотов у шеста, с легкостью села на шпагат. Неподалеку от нее, присев прямо на пол подиума и свесив ноги, устроилась Надя, спросив:
– Ты здесь давно живешь?
– Уже два года, а что?
– А как сюда попала?
Вика, наклонившись, вытянула руки к носку ноги и, повернув голову, внимательно посмотрела на новенькую, стараясь определить – до какой степени можно с ней откровенничать. Однако широко открытые, почти с детским выражением глаза Нади, прямо смотрящие на нее, располагали к достаточно прямому разговору; и поэтому Вика произнесла:
– Я, как и ты – москвичка. Просто сбежала из дому и прибилась к цыганам. Они меня приняли – даже своей посчитали. Ей-богу!
Заявляя это, Вика из шпагата перешла в позу сидения по-турецки – встряхнув черными вьющимися локонами до плеч – и кокетливо взглянула карими глазами на Надежду, которая решила уточнить:
– Ты что? Действительно цыганка?
– Конечно же, нет, – широко улыбнулась Вика. – Просто я еврейка. Зато я у них научилась попрошайничать и гадать зеркальцем прямо по-цыгански.
– Это как?
– А вот так.
Вика вскочила на ноги, зачесала свои черные кудряшки руками назад, по-цыгански передернула разок плечами, и слегка пританцовывая, как будто приближаясь к невидимому объекту, затянула хорошо известную песню:
– Позолоти руку, касатик! Ой, вижу, касатик, – заглядывая в воображаемое зеркальце в руке, объявила девочка: – Счастье, любовь в жизни получишь! Горе позабудешь!
Чем вызвала веселый смех Надежды, к которому почти сразу присоединилась и сама Вика. Вдоволь насмеявшись, Надя спросила:
– Ну, а дальше?
Услышав ее вопрос, Вика прекратила смеяться и уже серьезно с грустью ответила:
– А дальше меня на Павелецком вокзале заприметила Марго, похвалила и привела сюда. Вот и живу тут. Во всяком случае, здесь дождь со снегом на голову не сыпет.
Некоторое время Надя пробовала про себя оценить неожиданные положительные стороны здешней жизни, а потом решила узнать:
– Почему ты вчера сказала, что меня папка продал?
Такая детская наивность удивляла евреечку, и она тут же решила развеять ее своим замечанием:
– А разве это не так? Деньги получил, а тебя оставил. Мои родители со мной ни за что так не поступили бы. Ей-богу!
– А что же ты тогда от них сбежала? – съязвила Надя.
– Дура! – обидевшись, заявила Вика. – Мои родители погибли в автокатастрофе, а сбежала я от опекуна.
– Прости, – извинилась Надежда. – Я не знала…
Девочки немного помолчали, думая каждая о своем, но потом Надя упрямо заявила:
– Все равно я не верю, чтобы мой папа меня продал! Ему просто надо было рассчитаться с банком. Там грозили квартиру отнять.
– Ну, это дело твое: верить или нет, – отмахнулась от нее Вика, однако через минуту предложила: – Хочешь сейчас получить от меня дельные советы?
– Какие?
– Во-первых, иди и суши волосы под феном в гримерной. Прическа к двум часам дня обязана быть сухой. А во-вторых, ты сейчас новенькая. Новенькими – девочки здесь бывают только первые два месяца; пока не начинают обслуживать посетителей в кабинетах. До этого с ними занимается только Карабас; и всегда – в первую очередь! Поэтому сегодня, как приедет – займется тобой!
– Почему ты так называешь Вадима Петровича? – решила узнать у нее Надя.
– Про Буратино сказку помнишь?
– А то!
– Так вот, знай! Вадим Петрович, как Карабас нас дрессирует. Он очень хитрый дрессировщик. Но он не всегда жесток, его можно уговорить – не наказывать. Ей-богу! А впрочем, обучение и наказания здесь, как говориться, ходят паровозом. Просто твое внимательное и точное выполнение упражнений поможет тебе избегать вздрючку. Хотя… – и немного помолчав, девушка все же решила договорить: – порой некоторые упражнения больше смахивают на наказания.
Глава 5
Вика немного ошиблась, предположив, что сегодня Карабас будет заниматься только Надей. Ибо, подъехав на своем «VOLVO» к клубу, как обычно, к двум часам дня Вадим Петрович вынужден был решить ряд юридических и финансовых вопросов. Тренировать воспитанников было просто некогда. Только во время обеда он вызвал новенькую из-за стола на кухне, потребовав, чтобы та тут же шла в спортзал.
Убедившись, что на девочке надеты вчерашние, уже починенные охранником, босоножки, хозяин приказал ей пройтись туда-сюда по помещению с откидыванием ног в сторону. А когда через некоторое время Надя оказалась прямо перед мужчиной, он остановил ее словами:
– Достаточно! Походка стала намного тверже. Не достает пока изящества, но время на его приобретение еще есть, – после чего бесцеремонно уставился на ее стринги, откуда во все стороны торчали светлые нижние волосики девочки. «В таком неопрятном виде перед публикой никак нельзя!» – подумал про себя Вадим Петрович, и уже через минуту отдал приказ:
– Снимай трусы и залезай на кресло! – зажигая яркое освещение гинекологического оборудования, чем ввел девочку в ступор. Добиваясь послушания, хозяин строго спросил:
– Хочешь дать мне свой поясок?
Этого Надя не хотела, а потому вынуждена была быстро стянуть с себя стринги. И пока раскрасневшаяся от стыдливого смущения девочка без трусов принялась развешивать свои ноги – мужчина достал из ящика стола расческу, ножницы и электробритву, которую подключил в розетку над столом. При помощи этих инструментов хозяин заведения – как заправский парикмахер – подстриг и выбрил естественную растительность между ног Нади. Оставленные им волосики – в форме вытянутого сердечка – указывая на физиологическую зрелость девочки, могли уверенно прятаться под любыми стрингами. А в дальнейшем Надежда узнала, что процедуру по поддержанию такого внешнего вида у хозяина проходили все без исключения воспитанницы данного заведения.
Закончив стрижку, мужчина положил инструменты назад в стол и распорядился:
– Убери-ка за собой мусор, потом прими душ; после чего в банном полотенце и босоношках приходи в кабинет с шестом, где мы вчера занимались. Свою одежду принесешь в руках.
Минут через двадцать Надя вновь предстала перед хозяином, держа одежду в руках. С ее мокрых волос, которые под душем потеряли свои кудряшки, на голые плечи изредка стекали капельки воды.
– Положи одежду на кушетку и подойди ближе, – потребовал Вадим Петрович. Но как только девочка подошла к нему – он, как в прошлый раз, резким движением сорвал с нее полотенце, заставив вскрикнуть и заслониться руками.
– У тебя неправильное поведение, – недовольно заметил хозяин. – И где твой поясок?
На что Надя кивнула в сторону принесенной ею одежды, где среди прочего находился и поясок.
– Итак, ты сделала сейчас две ошибки, – констатировал Вадим Петрович. – За ошибки я всегда наказываю! Но я не стану сильно наказывать, если ты сама сможешь назвать ошибки вслух.
Было удивительно, что в голосе хозяина не звучали ни раздражение, ни злоба. Этот голос, как и сам Карабас, был совершенно спокоен, и даже где-то устало ленив от бесконечного однообразия данной работы со своими воспитанниками.
– Ну, так что? Разве трудно догадаться?
– Нельзя загораживаться руками, – тихо произнесла Надя, не без усилия воли, опуская руки по швам.