Карабасу ничего не мешало для назидания повторить с ребенком сегодняшний урок; но в данный момент – совсем не хотелось. Дожидаясь, когда воспитанник будет готов, Вадим Петрович мрачно рассуждал про себя: «Мальчишка отныне и так станет покорно давать свой зад для наслождения всем мужчинам… Однако всегда обязан – молчать об этом! Мне же сейчас надо только добиться, чтобы он о молчании никогда не забывал», – после чего распорядился:

– Ступай-ка к кольцам!

Мальчик сделал несколько шагов и оказался под гимнастическими кольцами, свисающих на плетеных лямках – в дальнем конце зала посередине между стен. При этом лямки были протянуты через блоки на потолке.

– Подними-ка руки!

От кончиков пальцев ребенка – испуганно смотрящего на хозяина – до колец расстояние было где-то с полметра; поэтому Карабас подошел к крючкам на стене и опустил кольца вниз так, чтобы мальчик мог, не подпрыгивая, дотянуться до них.

– Возьмись-ка за кольца, – распорядился мужчина, тогда как сам достал из кармана своего светлого пиджака две пары наручников, обшитых красным бархатом, и пристегнул ими запястья ребенка к деревянным кольцам. Затем, сняв с мальчика поясок, хозяин сурово заметил:

– Итак, цыганочка тебе уже сказала про работу, – и немного помолчав, продолжил: – Вообще-то я пока не хотел тебе об этом говорить – но она права! За работу задницей, которую ты отныне будешь давать мужчинам – очень хорошо платят! Но об этой работе следует всегда молчать!!! Ты меня слышишь?

В ответ Антошка отчаянно закивал, а Карабас, обходя мальчика и решая – с чего следует начать наказание, продолжал свои наставления:

– Ты просто обязан крепко помнить об этом молчании! И молчать при каждом шаге своей жизни!!! – после чего потребовал: – Ну-ка! Подожми ноги к заду!

Мальчик повис на руках, поджав пятки к ягодицам; а мужчина замахнулся уже готовой плеткой. Карабас хорошо научился владеть поясками воспитанников. Несмотря на то, что в воздухе пять ремешков разлетались веером, они дружно без промаха опустились на стопы ребенка, даже не задев задницу. От сильного удара по ступням Антошка вскрикнул, и ноги его невольно дернулись в разные стороны.

– Еще! – мрачно потребовал Карабас, и мальчик вынужден был опять подтянуть пятки к заду для получения следующего удара. Третий раз прижимать пятки к ягодицам, по мнению хозяина, уже не требовалось.

Зато, не обращая никакого внимания на болтающиеся по воздуху ноги и возгласы Антошки, мужчина переключился на голый зад с бедрами, а затем настала очередь и спины. Хозяин никуда не спешил, размеренно размахивая плеткой; и, казалось, специально тянул время; пока, наконец, не решил прекратить ту часть наказания, которая сопровождалась жалобными криками ребенка.

А закончив порку, мужчина снял с руки свое орудие воспитания, после чего повесил плетку на плечо мальчика, выверив так, чтобы концы пояска висели симметрично. При этом плетеная часть, конечно же, перевешивала свободные концы, что почти всегда приводило к невольному соскальзыванию пояска на пол, если его не придерживать. А упавший за ночь поясок почти всегда указывал на продолжение наказания утром. Антошка слышал об этом от девочек, поэтому тут же постарался прижать поясок подбородком к плечу.

Хозяин же – ехидно пожелав: «Спокойной ночи!» – погасил свет и запер обе двери помещения, оставив воспитанника в полном одиночестве.

До сих пор ребенка не оставляли на ночь в спортзале. Лупить здесь за разбитую посуду – лупили, и неоднократно; но еще никогда не оставляли в полной темноте и одиночестве. Мальчику невольно вспомнились рассказы его бабушки о домовых, чертях и прочей нечисти, которые существуют в темноте. От этого ему стало казаться, что вот-вот всякая чертовщина вылезет из-под пола, из стен, или спрыгнет с потолка, а потом утащат его с собой туда – где нет никакого времени. И Антошке стало так страшно, что от ужаса он плотно зажмурил глаза.

Однако страх перед темнотой скоро уступил место ноющей боли. Невыносимо болело тело, особенно ступни. Поначалу мальчик старался уменьшить боль, переминаясь на цыпочках с ноги на ногу, опасаясь в полной мере наступать на ступни. Но потом – когда прикованные к кольцам руки устали держать его вес – он вынужден был все же встать на обе ноги.

К тому же, ребенку просто очень хотелось спать! Но Антошка не должен был себе этого позволять, потому что поясок, который он придерживал своим подбородком, мог соскользнуть с его плеча на пол.

Сколько времени прошло, а сколько еще осталось терпеть до утра – мальчик не знал; ибо здесь не было окон, чтобы можно было определить – ночь на дворе или уже наступало утро. А время всё тянулось и тянулось…

И, наконец, от непосильного напряжения – как бы Антошка ни сопротивлялся – он был вынужден отпустить кольца и просто повиснуть на наручниках, уже не думая о пояске. Руки его – особенно кисти – онемели; но ребенок этого совсем не замечал. Порог его чувствительности был понижен из-за того, что время от времени мальчик просто начал впадать в забытье.

Видимо очень хорошие деньги светили Вадиму Петровичу за намеченные съемки, раз он вопреки своему правилу – появляться в клубе только к двум часам – в этот день переступил порог заведения уже без четверти десять.

Отыскав Вику в душе, Карабас не позволил ей даже толком вытереться. Схватив девочку за руку, в одном полотенце – он потащил ее за собой. А отперев ключом дверь из коридора в спортзал, хозяин за шкирку втолкнул Вику в темноту, где она чуть было – не упала; и только после этого зажег свет.

Зная, что здесь находится Антошка – но, не зная толком, где именно – девушка осмотрелась вокруг и, наконец, увидела ребенка, который висел на наручниках под кольцами без сознания. Поясок мальчика лежал рядом на полу, что означало – наказание будет продолжено. У Вики при этом сжалось сердце, но она не могла ничем сейчас помочь малышу. Ей оставалось только ожидать решения хозяина.

А Карабас тем временем спокойно подошел к висящему ребенку, пощупал его пульс у подбородка и убедился в том, что тот жив – только без сознания. Оглянувшись на Вику, он потребовал:

– Пододвинь-ка кушетку поближе! – при этом сам подхватил ребенка левой рукой чуть ниже грудной клетки и приподнял его; а правой – ловко отстегнул мальчика от наручников, которые остались висеть на гимнастических кольцах.

Уложив воспитанника животом на придвинутую к его ногам кушетку, хозяин подготовил того для продолжения наказания. Но какой прок в экзекуции, если объект не находится в сознании? Ребенок лежал, уткнушшись носом в изголовье кушетки; и мужчина для начала решил звонко пару раз хлопнуть ладонью по воспаленным ягодицам мальчика. От возникшей боли Антошка тут же пришел в себя и, как затравленный зверек, стал осматриваться по сторонам.

– Помнишь, за что был наказан? – поинтересовался хозяин.

Переводя испуганный взгляд от Карабаса на девушку, мальчик робко пролепетал:

– За разговор с Викой, – Но, опасаясь чем-либо подвести старшую девочку, он тут же с отчаяньем добавил: – Она не виновата! Она меня ничуточки не выспрашивала. Я сам всё ей рассказал, – и, наконец, по-детски пообещал: – Я больше не буду!

– Не верю! – отверг обещание ребенка Карабас. – Ты нарушил молчание! А это значит, что ты еще не понял, что об этой стороне твоей работы следует молчать! А я хочу, чтобы ты понял! И хорошо запомнил!!! – и, обращаясь уже к Вике, потребовал: – Ну-ка, подай-ка сюда его поясок!

Девушка, с жалостью посмотрев на мальчика, подняла упавший за ночь на пол поясок и протянула его Карабасу. А сам Антошка, лежа животом на кушетке, ухитрился ухватить хозяина за руку двумя ладошками и взмолился:

– Не надо меня больше наказывать! Пожалуйста, Вадим Петрович – не надо! Я все-все понял! Я всегда буду молчать! Я больше не буду рассказывать про эту работу!!! Никому не буду! Честное слово!!!

Держа в правой руке – еще не накрученный на кисть – поясок, левую хозяин пока не собирался выдергивать из объятий мальчика. Мужчина вполне безразлично рассматривал дрожащее перед ним тельце ребенка, лишь обдумывая про себя: «Стоит ли портить сейчас внешность мальчишки, или нет?» Он прекрасно понимал, что достаточно добавить к покраснениям Антошки хотя бы пару приличных ударов пояском, как кожа не выдержит и станет лопаться – образуя кровоточащие ссадины, которые, понятно, до съемок могут не успеть исчезнуть. Ведь даже на ступнях, где кожа была прочнее, чем на заднице, так же намечались кровоподтеки.