— Нет, л и ца.

— И что вы прочитали на моём?

— Вы чуть поморщились. Наверное, даже не заметили этого. И ещё слегка прикрыли глаза — значит, постеснялись солгать.

Я усмехнулся.

— Человек, которому нравится мир, в котором он живёт, не станет удалять воспоминания, — проговорил Красная Маска.

Кажется, пришла пора немного подыграть. В конце концов, надо же узнать, кто хочет обойти Таросова в гонке за место в Кремле.

— Ладно, будем считать, что вы меня убедили. Видите, я иду на уступки?

— Рад слышать. Так как, лейтенант, вы довольны тем, как устроен наш мир?

— Ни в коей мере.

— Так я и думал.

— Теперь вы предложите мне план по его улучшению?

— Почему бы и нет? Мир совершенствуется каждую минуту, хоть это и не бросается в глаза. В двадцатом веке было минимум пятнадцать крупных вооружённых конфликтов, а в прошлом — только шесть.

— Так ли важно, сколько раз начиналась война? — спросил я.

— Что вы имеете в виду? — кажется, мне удалось вызвать у Красной Маски недоумение.

— Вы были хоть на одной?

— Нет. Но какое это имеет значение?

— Насилие не измеряется количеством жертв.

— Чем же тогда?

— Степенью жестокости, применяемой к одному единственному человеку. Если войска расстреливают по дороге мирных жителей, пытают их и вешают на фонарях, но при этом война длится всего неделю, это куда страшнее, чем когда за то же время под бомбами гибнет миллион солдат. Потому что на поле боя воюют люди, а не звери. Вам не понять, раз вы не были на фронте.

Возникла пауза. Я знал, что сейчас мой собеседник смущён, потому что я оказался в более выигрышной позиции — затронул тему, в которой разбирался лучше него.

— Мы знаем, что вы были на Балканах во время конфликта с Османским Конгломератом, — начал Красная Маска, но я его перебил:

— Вы говорите «мы», чтобы снять с себя личную ответственность за то, что не сталкивались с жестокостями войны? Напрасно. В этом нет вашей вины, — я говорил снисходительно, почти сочувственно. — Я бы тоже хотел пропустить этот момент своей биографии. Это не те воспоминания, которые хочется взять домой. Поэтому я и воспользовался страховкой, чтобы избавиться от них, но меня обвели вокруг пальца.

— И тут мы подходим к предмету нашего разговора, — поспешно проговорил мой собеседник. — Вы, конечно, уже в курсе всего, но вопрос в том, определились ли вы с тем, на чьей стороне выступать.

— Определился, — ответил я. — Не на вашей.

— Меня это не удивляет.

— Ну, ещё бы! — разговор начал меня забавлять.

Этот человек собирался меня шантажировать жизнями Милы и Марины. Жаль, он не здесь, в комнате. Интересно, как бы он повёл себя, оказавшись в океане на глубине в десяток метров? Или в ледяной пещере в Арктике? Но, скорее всего, он где-то далеко, раз решил воспользоваться видеосвязью. А может, это просто трюк, и на самом деле он сидит за стеной.

Я мысленно вошёл в стерк и рассмотрел наши тела сквозь пространство. По моему желанию они стали прозрачными, и я искал посторонние имплантаты. Я знал, что Красная Маска соврал: в Марине не могло быть маячка, иначе ей не нужно было бы отсылать своим хозяевам координаты Шамбалы. Но что-нибудь другое в нас вполне могли запихнуть.

— Вы совершаете государственное преступление, — проговорил я, чтобы скрыть, что занят более важным делом.

— Вы имеете в виду заговор? — в голосе Красной Маски послышалось воодушевление.

Очевидно, он собирался доказать мне, что всё обстоит как раз наоборот.

— Конечно, что же ещё! — ответил я, изображая возмущение.

Тем временем я обследовал тело Марины и нашёл имплантаты, вшитые туда Карлом. Никаких других там не было — как я и думал.

— Но разве перемены не знаменуют наступление новой эры? — тоном рекламщика спросил Красная Маска.

Я проверил Милу — тоже чисто. Со мной оказалась та же история. Таким образом, открытым оставался вопрос: как Красная Маска и компания узнали о том, где мы находимся?

Кроме того, хотя имплантов-маячков не было, девчонки действительно были подключены к «Другу до гроба». И наши похитители думали, что это помешает мне переместить Милу и Марину? Хорошо, что они так плохо знакомы со стерком. В голове у меня уже был готов план нашего освобождения, но куда торопиться?

— Хочу поговорить с тем, кто стоит у руля, — сказал я. — Мне не интересно общаться с маской. Если я захочу сходить в театр, то пойду в Мариинку, а ваш дилетантизм меня просто убивает. Вам, знаете ли, не хватает драматизма. Наверное, это из-за того, что маска скрывает мимику, и об эмоциях приходится лишь догадываться.

— К сожалению, это невозможно, — произнёс мой собеседник подчёркнуто мягко. — Я представитель сообщества, которое уполномочило меня говорить от его имени.

— Тогда я больше не произнесу ни слова.

— Это может пагубно отразиться на ваших подругах, лейтенант Адитумов.

— Пусть это вас не заботит.

— А вас?

— Это моё дело.

— Вы думаете, мы побоимся выполнить угрозу?

— А вы думаете, я стану сотрудничать с вами, если вы её выполните?

Повисла пауза, потом видеопанель неожиданно погасла. Я рисковал, но что поделать? Мне нужно было узнать имена тех, кто стоял за всем этим. Я был уверен, что они не причинят вреда Марине и Миле — не полные же они идиоты. Хотя такой шанс, конечно, имелся.

Красная Маска, похоже, взял тайм аут на раздумья. Наверное, ему нужно было посоветоваться со своими дружками, всё обсудить. Скоро он объявится снова. Я нужен им, ведь без меня они не смогут трансформировать личности Мафусаилов. Но как только я узнаю, кто участвует в заговоре, кто создал Марину и промыл ей мозги — всей этой компании конец!

Полковник Гордеева сделала несколько шагов по направлению к двери, затем остановилась и, обернувшись, пристально посмотрела мне в лицо.

— Вам совсем не страшно, да? — спросила она.

— Страшно, — честно ответил я.

— Не похоже.

— Я много чего боюсь, полковник. Но не вас.

Гордеева вышла, хлопнув дверью.

— Что происходит? — спросила Мила.

— Торг.

— Кто эти люди?

— Если б я знал!

— Чего они от тебя хотят?

— Чтобы я им помог.

— В чём? Что вы там говорили про Мафусаилов?

— Думаю, в это тебе лучше не вникать.

— Почему? Кажется, я имею право знать, в какое дерьмо вляпалась! Или ты считаешь иначе?

— Именно так, считаю.

Мила пристально смотрела на меня почти пять секунд.

— Ты это серьёзно⁈

— Так будет лучше.

— Для кого?

— Для тебя, естественно.

Мила закрыла на миг глаза.

— Эта женщина сказала, что тебе не страшно. Так и есть?

— Нет, она ошибается. Но я спокоен.

— Хотелось бы мне быть такой же спокойной!

— Вам ничего не угрожает.

— А тебе?

— Тоже.

— Эти люди, по-моему, считают по-другому.

— Они могут думать всё, что им заблагорассудится.

Мила посмотрела на меня так, словно пыталась заглянуть в душу.

— Ты это говоришь, чтобы меня успокоить?

— Нет. Я действительно уверен, что с вами… с нами ничего не случится.

Кажется, Мила вздохнула с облегчением.

— Дай то Бог!

Прошло не меньше часа, и вдруг дверь открылась, и вошёл крупный мужчина с густой чёрной шевелюрой. Его брови сошлись над большими внимательными глазами и носом с горбинкой. На нём были элегантный синий костюм, белая рубашка и тёмный галстук. Я узнал его сразу — это был председатель Арсений Горобов. Последний раз я видел его в Ассамблее, где он делал доклад о вирусе «Азраил».

— Приветствую, — проговорил Горобов, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

Получалось у него неплохо, но я чувствовал исходивший от него страх. Этот человек действительно рискнул всем, чтобы убедить меня выступить на его стороне. Впрочем, он, конечно, был не один, в правительстве должна существовать группа заговорщиков.

— Это вы были в маске? — спросил я, следя за ним глазами.