Я увидел, как командир нашего отряда отдал команду двигаться вперёд, и мы сорвались с места и побежали, прижавшись к единственной уцелевшей стене дома. Однако из-за неё появились три автономных истребителя. Они были изрядно побиты и обожжены, но функционировали и потому были по-прежнему опасны. Заметив нас и идентифицировав как «чужих», они мгновенно открыли ураганный огонь. К счастью, только из пулемётов хоть и крупнокалиберных. Значит, импульсное оружие уже разрядилось, что неудивительно, если учесть, что бои в городе шли уже несколько часов. Мы разбежались кто куда в поисках укрытия. По моим ногам раза два щёлкнули пули, но броня выдержала. Правда, я всё равно упал как подкошенный: ощущение было такое, словно мне сделали подсечку куском арматуры. Я перекатился, сопровождаемый очередью, взрывающей асфальт в пятнадцати сантиметрах от меня. Одновременно попытался определить, сколько времени нужно, чтобы таким манером добраться до кучи бетонных перекрытий, лежавших поперёк правой стороны дороги и выбранных мною в качестве укрытия. Понял, что не успею в любом случае: пулемёты сейчас настигнут. И действительно, очередь ударила прямо в меня. Свинцовые градины лупили по шлему и броне, и я замер на животе, вскинув «Росомаху». Прицелился — хотя три пули попали прямо в стеклянное забрало, отчего голову отбросило назад так, что я аж стиснул зубы от боли в шее — и нажал на спусковой крючок. Разряд ударил в робота, и тот мгновенно развалился на куски — вернее, взорвался подобно ударившейся о землю тыкве.

Я, как заворожённый, наблюдал за падающими кусками истребителя, не в силах отвести взгляд. На самом деле просто время замедлилось, и одно мгновение растянулось на целых полминуты. Я приготовился поразить второго робота, но вдруг в воздухе материализовалась женщина. У неё были белая кожа, чёрные, зачёсанные назад волосы, красиво изогнутые брови, и точёные черты лица. Мне она показалась совершенством, богиней. Вокруг её головы пылала огненная дуга: словно некто зажёг цирковой обруч вроде тех, через которые прыгают львы.Я почему-то был уверен, что никто, кроме меня, её не видел. Это был мираж только для одного. В голову пришло, что это Афина Паллада, но у женщины не было атрибутов греческой богини — ни шлема, ни доспехов, ни копья, её не сопровождали ни сова, ни змея. Была только огненная Эгида.

Пока я рассматривал видение, боковым зрением заметил, что ещё два автономных истребителя оказались уничтожены. Я услышал голоса своих товарищей: кто-то вызывал меня по рации.

Женщина протянула ко мне руки, и я заметил в её глазах мольбу, от которой мне стиснуло сердце. Воздух вздрогнул, наполнился жаром, а затем наступила мёртвая тишина — судя по всему, поблизости взорвался снаряд. Я открыл рот, чтобы уменьшить перепад давления. Хорошо, что на мне шлем, и забрало тонировано — женщина не видела глупое выражение на моём лице.

Кто-то схватил меня под руки и потащил в сторону. Ошарашено озираясь, я понял, что это мои товарищи. Они уносили меня! Женщина остановилась и смотрела мне вслед взглядом, полным тоски. Это было невыносимо, и я начал отбиваться, чтобы меня отпустили. Но мои товарищи, очевидно, полагали, что я контужен и не понимаю, что происходит. Они втащили меня в какое-то здание, от которого остался только первый этаж, и наш врач по имени Лёша кинулся ко мне со своим полевым лазаретом. Я раздражённо оттолкнул его. Женщина исчезла, я потерял её! Мне хотелось кричать и плакать, но вместо этого я прорычал:

— Всё нормально, я не ранен!

Меня, наконец, отпустили.

— Дай я тебя осмотрю! — проговорил Лёша, но я решительно покачал головой.

— Вперёд! — раздалась в шлемофоне команда. — Пойдём через дома!

Мы спешно выдвинулись.

Иногда приходилось проламывать стены, чтобы пройти сквозь руины домов, но это не занимало много времени: мы просто ставили заряды. Вокруг не стихал бой, остатки османской армии ни за что не желали признать очевидное и сдать город. Янычары сражались яростно, но они были обречены. Кольцо сужалось, и их войска загнали в центр Истанбула.

Мы прошли сквозь дома метров триста, а затем пришлось выбраться на улицы. У нас особое задание, пожалуй, самое важное во всей операции по взятию столицы. Мы не должны ввязываться в бой, наша цель — проникнуть в подземную лабораторию и найти Обелиск. Для этого мы направились в исторический центр города, так называемый Старый Истанбул.

Я не знал, что особенного в этой штуковине, но вполне допускал, что это какая-то военная османская разработка. Конечно, наши хотели её захватить. Если бы ещё иметь точный план катакомб — но у нас было обозначено только место входа в лабораторию.

Пройдя сквозь руины, мы спрятались, чтобы избежать открытого столкновения. Повсюду шныряли автоматические турецкие истребители — они проносились по воздуху, будто огромные шмели, ползали по тротуару и стенам подобно паукам и мокрицам. Несколько раз нам пришлось подстрелить их.

Наконец, мы оказались там, где нужно: под нами начинались лаборатории. Командир дал команду спецгруппе, и солдаты принялись устанавливать заряды по периметру. Я с другими бойцами их прикрывал. Всё было спокойно, нас не замечали. Вокруг шёл бой, но мы словно находились в центре циклона. Когда бомбы были готовы, мы отошли, и сапёры взорвали пол. Около тонны камня и асфальта фонтаном взлетели над нами и с грохотом обрушились обратно.

— Быстрее! — завопил наш командир, и мы кинулись к образовавшемуся провалу, держа наготове оружие и на ходу активируя антигравитационные ранцы.

Спускались в темноту один за другим. Вокруг витали пыль и запах гари. Я понизил проницаемость фильтров на своей осмотической маске и включил прожектор. Остальные сделали то же самое, и в тоннеле стало довольно светло. По крайней мере, было видно, куда лететь.

Мы спускались долго — минуты две. Наверное, глубина составляла не меньше полукилометра. Наконец, внизу показалось нечто вроде пола. Мы приземлились, и я понял, что это люк. Огромный, диаметром не меньше пятидесяти метров. Как его открыть, не представлял. Но это была не моя забота: для того, чтобы думать, есть командиры.

У них, оказывается, и на подобный случай, имелся план. В ход пошли бомбы, и после их установки мы взмыли вверх и прилепились к стенам тоннеля.

Взрыв — и мимо меня пронёсся мощный поток горячего воздуха. Куски искорёженного металла падали вниз, мы сорвались вслед за ними.

Через минуту наш отряд уже находился в лабораториях османов. Мы открыли огонь по автоматическим охранным системам, ошалевшим от взрыва и потому не понимающим, по кому стрелять. Продвигались бодро, почти не встречая сопротивления, пока не подошли к отсеку с мощными дверями. Опять за дело принялись сапёры. Через несколько минут путь был свободен, но нас уже ждали: большой отряд янычар открыл огонь, и мы вступили в бой, несмотря на численный перевес противника. Пространство между нами и турками очень быстро заполнялось дымом и вспышками, мы лупили наугад, потому что сканеры тактических шлемов не могут чётко проанализировать происходящее, и пользы от них в подобных случаях немного.

Вдруг я увидел, как из марева выплыла та самая женщина, которую я видел на поверхности. Она внимательно смотрела на меня — я уверен, что её взгляд был сосредоточен именно на мне. Затем она сделала жест, будто звала меня за собой, и исчезла. Мне стало страшно: кажется, я сходил с ума! Интересно, есть ли галлюцинации у других членов отряда. Я огляделся, но все вели сосредоточенный бой и явно никаких женщин не видели. Я последовал их примеру, но в голове у меня был только образ «Афины».

Прошли минуты три, и наш командир затребовал подкрепление. Похоже, лаборатории охранялись лучше, чем мы предполагали.

Мы продолжали вести перестрелку, стараясь просто удержаться на позициях. Янычары попытались прорваться, чтобы выбить нас. Около дюжины добрались до места, где мы окопались, и подстрелили нескольких моих товарищей.

Я выбил мозги из турка, который оказался ближе ко мне, упал на пол, чудом избежав попадания в грудь, и дважды поразил цель, но оказался открыт, и меня начали обстреливать. Несколько вспышек едва не ослепили меня, но кто-то схватил меня за ноги и потащил назад.